***
Сегодня Марк был в приподнятом настроении, да что там говорить, весь Солитьюд был в приподнятом настроении! Праздник в честь Сожжения Короля Олафа, а значит в столицу, пусть и ненадолго, вернутся звонкий смех праздника, звуки лютен, флейт и барабанов. Вновь люди услышат запахи выпечки и прочих сластей, а значит, послышатся свистопляска танцев и песен. Марк бы сейчас рванул на столичную площадь, чтобы кутить и смеяться так громко, как он мог, но кое-кто обещал ему составить компанию, и этот кое-кто задерживался уже на час. Довакин порядком сэкономил денег, чтобы прикупить себе и своей верной спутнице богатые наряды. Надо же и героям покутить при параде, не так ли? Марк облокотился на столб, державший навес Сияющих Одежд. На нём были надеты богатая тёмные куртка, добротные штаны и рубаха, а так же длинные сапоги чёрного цвета. На поясе горделиво свисали ножны с трофейным эбонитовым клинком, который ему подарила Ярл Элисиф, за то, что они разобрались с Потемой, и негласно, за помощь в упокоении её мужа, по всем обычаем северян. Марк носил под одеждой амулет Талоса, он иногда наигранно закашливался, чтобы сказать: «Во имя Восьмерых, а не во имя Девятерых» Лидия тоже носила такой. Однажды он нес её сквозь снежную бурю Истмарка, почти мертвую, холодную и раненную, он донёс её до города и помог вылечить раны. Там, в доме мятежников, он мог молиться Талосу свободно. Так он и делал, молясь императору Септиму. Молился о спасении самой близкой женщины во Скайриме, если не Тамриэле. Он помогал её надевать доспех и перед тем как обернуться, чтобы не смущать её, заметил амулет на её груди. Когда она наконец-то вышла, то челюсть Довакина упала на каменную дорожку столичной улицы. Чёрные волосы, как вороново крыло, спускались на её плечи, Одетая в богатые, тёплые меха, она шагала медленно. Непривычно для воительницы, словно наслаждаясь тем, как её тан на неё глазеет. Идеальная. Первая. В особенности глаза, карие как дуб, зыркали прям наповал. - Моя леди? – Марк пришёл в себя и взял её под руку. Девушка заливисто улыбнулась и хохотнула. - Думал, я только доспехи могу носить? – игриво спросила она - Думал, что ты только головы сносить можешь. – признался тан.***
Тяжело. Непривычно. Свою боль терпеть легче. Легче терпеть, когда меч вонзается в тебя, но в ту, что была рядом так долго. Воины Вайтрана отступили к Златолисту. Легат Рикке и Хадвар ещё держали строй, позволяя утащить раненых к лестнице, ведущей к Драконьему Пределу. Соратников под натиском оттеснили к статуе Талоса. Улицы города были залиты кровью, завалены телами мятежников и солдат империи. Угораздило же Марка три ночи назад устроить набег на лагерь Ульфрика и поджечь ту’умом его катапульты. Медведь Истмарка пришёл в неописуемую ярость и послал все свои войска. Эта тактика дала свои плоды. Мятежники прорвались в город. Они уже грабили Йоррваскр, жгли дома, благо мирных жителей Балгруф спрятал в своём чертоге. Он и его брат Хрогнар держали оборону у лестницы. Затем отступил Хадвар и его десятка. Затем Рикке и её двадцать выживших солдат легиона. Стяг Балгруфа слабо реял над городом. Синие знамёна заполняли улицы Вайтрана. В бой вошёл Галмар Каменный Кулак. Братья Бури выкрикивал его имя, громогласный рёв прокатился по округе. Его перебил лишь оглушительный вопль, подобный драконьему реву. - Фас Ру Мар! – красная волна прокатилась по рядам мятежных нордов и те обратились в бегство. Лишь отряды Галмара продолжали стоять. - Су Кра Дун! – воздух всего Скайрима затрясся от Слов Силы, произносимыми смертным с кровью дракона в жилах. Подобно вихрю или бурану, Довакин ворвался в ряды повстанцев, обеими руками нанося удары, крутясь как волчок. Он разрубал плоть, обагряя себя кровью, сталь доспехов и доски щитов. Его мечи затуплялись, и он вновь кричал, окутывая врага морозными бурями и потоками Безжалостной Силы. В такой толкучке тела разлетались, врезаясь в стены и щиты своих товарищей, ломая кости, разрывая плоть. - Совнгард ждёт, сукины дети! Я каждого заберу! –***
- Должен признать, пить ты умеешь – чуть пошатываясь и заплетаясь, говорил Марк, понимая, что его сейчас перепили. Так быстро. Так позорно! - Ну, хоть в чём-то ты должен быть хуже кого-то! Теперь ты знаешь, каково нам, смертным. – отвечала Лидия, прикусывая пирожное с заварным кремом. - Тебе не говорили, что есть много сладкого – плохо? Ты десятую штуку ешь! – спросил её Довакин, оклемавшись после состязания. - А ты попробую, останови меня! – воскликнула нордка, громко расхохотавшись. Попытки не последовало. Последовала месть. Барды заиграли бойкую музыку и люди принялись плясать вокруг уже подожжённого чучела Олафа. Марк схватил её за руку и потащил за собой. Лидия от неожиданности уронила уже надкусанное пирожное. - Нет, Марк, я не умею танцевать! – воскликнула она, но было поздно. Люди танцевали и на каждом кругу обменивались партнёрами. Девушка в растерянности успела потанцевать с Хадваром, старым другом Марка, затем успела покрутиться с таном Эрикуром и таном Брюлин и под самый конец они с Довакином столкнулись, обняв друг друга. Между ними были какие-то дюймы.***
Больно. Невыносимо. Терпеть обиды в свой адрес легче, чем оскорбления в её. Легче самому принять удар, чем смотреть, как синяки сходят с её тела. Легче самому себе не говорить, за что ты сражаешься, чем объяснить ей. В висках стучат барабаны, пока глаза закрывает кровавая пелена. Перед глазами Марка стоит одна картина. Её тело. Мертвое, с клинком между рёбер. С кровавой струей их алых, полных губ, который вот-вот посинеют от холода. В ушах стоит звон, и слышится её вопрос.***
- Ты будешь воевать за Империю? – спросила она после праздника. - Кто бы, что бы ни говорил о Конкордате Белого Золота, но нам не отбросить Талмор без Империи. Мы умрём, если продолжим резать друг друга за глупые кличи. Ты же видела, как живут аргониане и данмеры, там, в Виндхельме? Ульфрик и его псы кричат о своей нордской крови. Но других они ни во что не ставят, а патрули грабят каждого встречного. Это и есть «Скайрим для нордов!» Будь ты хоть данмером, каджитом, кем угодно, ты будешь ниже норда. Только потому, что он норд, даже если этот самый норд трус и предатель! Мы, северяне, никогда не отказывались от дружбы. Важен выбор, который мы делаем каждый день, Лидия. Быть честными или лживыми. Быть храбрыми или трусливыми. Быть достойными памяти предков или же проклянуть имя своего рода. - За тобою люди пойдут в Обливион. И я тоже – говорила она ему. - Я не герой – отвечал ему, но улыбка говорила об обратном.***
Страшно. Слишком пусто. Она лежит мертвая. Её не вернуть. Мертвых нельзя исцелить. Довакин вопит так сильно как может. Чтобы выжить и отомстить есть лишь один выход. - Галмар! – Чемпион Ульфрика выходит вперед, вооружённый уже порядком тяжелой от кровавого слоя секирой и плащом из медведя.***
Это была глупая, но великолепная идея. Забраться на огромную мельницу столицы и оттуда смотреть за праздничным Солитьюдом. Ветер здесь был холодный, и она прильнула к нему, чтобы не окоченеть. Этот вид того стоил. Ночной покров тьмы освещался огнями города. Тишину разрывали смех, музыка и шумная кутерьма внизу. Она здесь. С ним. Сейчас. Это было самым главным. Она первая среди всех. Он вдохнул пьянящий аромат её чёрных волос, и она посмотрела на него своими большими карими глазами. Секунда длилась как час, и Лидия первой накрыла его лицо горячими губами.***
Ненависть. Гнев. Злость. Одна цель. Убить. Убить каждого. Довакин скользит в сторону. Он не дурак, чтобы держать щитом удар двухметрового Галмара. Он выжидает, чтобы нанести один чёткий удар. Марк уходит вбок и бьёт кромкой щита. Каменный Кулак пошатнулся и Довакин допускает ошибку. Он готовиться нанести удар, чтобы срубить голову мятежного норда. Галмар собирает для удара все силы и щит Драконорождённого рассыпается в щепки. НА таком коротко расстоянии глупо бить мечом, да и парень не успевает. Лезвие секиры пронзает его плоть. Довакин вопит от боли. Спина заливается кровью и Чемпион Бури выдирает лезвия двуручного топора из спины врага и победно кричит. Его люди ему вторят. - Это ваш герой?! Это сукин сын не смог даже сам за себя постоять! – сейчас всё кончится. Всё. Пророчества. Эта растректялая жизнь. Благо он успел разобраться с Алдуином. Теперь можно было умереть и отправиться в Совнгард. Только мог ли он попасть в Чертоги Шора, если он просто даст себя убить, если он прост о истечёт кровью как собака? Он не пёс... он Даркон!***
Он смотрит в её глаза, и она отрывается от него, чтобы набрать воздуха в лёгкие. Они уже не понимают, где начинается чужие губы, а где заканчиваются свои. Жар их тел вскоре станет единым. Они кое-как добираются до своей комнаты в таверне. Марк успевает запереть двери, а Лидия уже сняла с себя платье, представ перед ним нагой. Судя по выражению лица Довакина, ему нравится то, что он видит. Хускарл же с удивлением смотрит на его шрамы, пока он поднимает её на руки. Осталось лишь одно. Задуть проклятую свечу.***
Марк тянется к её телу и с губ срывается лишь одно слово. - Файм! – секира Каменного Кулака проходит сквозь его тело как туман. Довакин вскакивает и действие крика проходит почти моментально. Норд успевает вытащить кинжал из-за пояса на пояснице. Он помчался на оторопевшего Галмора и в момент. Когда туман почти сходит, он вонзает кинжал в стык доспехов Чемпиона Ульфрика. Он разрезает плоть и сухожилия и здоровенный норд падает на колени, и руки, с разрезанными боками ему теперь не помогут. Марк вынимает кинжал и всаживает его в горло Каменного Кулака. - Я же говорил – рычит он - Совнгард саран! – Довакин улыбается кровавой улыбкой. Он слышит как гудят рога Солитьюда и Империи. Вайтран выстоял.***
В ночь перед битвой Лидия пришла к нему. Они стояли на балконе Драконьего Предела. Тан и Хускарл могли часами молчать и понимать друг друга, наблюдая за небом, Секундой и Массером. Она прижалась к нему, положив руку Довакина на свой живот. Их рай, столь хрупкий, из песка, разрушился. Её не было рядом. С каждым клочком земли, когда он закапывал её могилу, страшная пустота заполняла его, Марк понимал, что больше не сможет сказать ей, что она была первой в тройке. Он проснётся и не увидит своего хускарла, свою Лидию. Она лежала перед ним. Парень положил её голову к себе на колени, поглаживая её окровавленный затылок. Её кровь была на его руках. Он знал, что именно он закончит войну, сравняв Истмарк с землей. Война собрала страшный урожай и Довакина она не обошла стороной.