Глава 1
16 февраля 2021 г. в 06:21
Двенадцать всадников, следуя письменному указу короля, стремительно приближались к малонаселённой деревне возле берега Вечного океана. Среди рядов раскидистых деревьев мелькают флаги королевства, украшенные яркими лучами полуденного солнца, а глухой топот копыт по неровной дороге привлекает внимание сторожевых псов. Дюжина мужчин проделала долгий путь из столицы в давно сгнившее место страны и не намеревалась в нём задерживаться, поэтому едущий впереди рыцарь в доспехах цвета мокрой пыли протрубил в рожок, собирая жителей деревни в начале улицы. Давно к ним не приезжала королевская армия, да и наведывалась всегда исключительно ради пополнения боевых рядов. Вот только мужчин, годных для службы, в деревне раз-два и обчёлся.
Люди, движимые протяжным зовом рожка, медленно стягиваются к началу улицы, оставив дома больных и лежачих родственников, а старики, опираясь на стëртые годами костыли, послушно ковыляют к месту сбора и улыбаются полупустыми рядами зубов перед первой встречей с представителями власти. Ратный рог настойчиво созывает деревенских жителей, рыцари приближаются, и люди с волнением предполагают, что же в великой столице случилось, если Его Величество вспомнил о маленькой деревушке. Порт на берегу давно заброшен, торговые пути рядом не проходят, и население всего-то сто тринадцать человек. Молодёжь спешно покидает родные стены, мечтая о беззаботной столичной жизни, а старикам деваться некуда, досматривают друг друга, да дети их остаются, чтобы плодородная земля не пропадала.
Рыцари показались на вытоптанной тропинке, и люди ахнули от величия красоты ухоженных лошадей. Конская попона с гербом и наглавник с синим «хвостом» под стать шлему всадника придают животному царственность. Простые люди не видели ничего красивее за всю свою жизнь — даже их фамильные украшения, спрятанные в шкатулках, как приданое, не кажутся такими восхитительными, как рыцарь на выхоленном коне и с флагом королевства на древке. Деды тяжело вздохнули, сетуя на свою жизнь, которую потратили на скотину, огороды и своих сварливых бабок вместо того, чтобы податься в королевскую армию. Тогда бы судьба казалась слаще, но они родились тру́сами, которые панически боятся войны и отчаянно хотят жить.
Возле деревни молодой рыцарь натянул поводья и подал рукой знак своим спутникам встать позади. Подняв забрало, он с гордостью в глазах осмотрел толпу, заранее ища в ней нужного человека, но лица, восхищённые видом армии Его Величества, выглядят одинаковыми. Эти люди никогда не видели цивилизации и вряд ли знают такое слово, безвылазно осев на одном месте и ни на секунду не задумываясь о переменах в жизни. Изредка в деревушку приезжают отдыхать все, кто устал от суеты города, но спешно уезжают, не выдержав отсутствия привычного комфорта.
— У меня приказ Его Величества! — молодой рыцарь поднял руку, показав королевскую печать на свитке, а люди зачарованно смотрят на бумагу, поворачивают головы при каждом движении руки и не отрывают от неё взгляды, будто голодные звери от еды.
Воткнув древко в землю, молодой воин смирился с тем, что можно не вести себя официально, сделав скидку на отсталость жизни малого народа. Стоят кучкой и пожирают взглядами рыцарей. Того гляди уволокут по домам на память о приезде.
— Сколько человек проживает в деревне? — громко спросил рыцарь и демонстративно сорвал печать с бумажного свёртка.
— Сто тринадцать, господин! — отозвалась пожилая женщина, контролирующая дела в родном месте для дисциплины и порядка.
Флаг страны она узнала: на синем полотне белый человеческий череп с рогами. Синий, потому что королевство Альтаия со всех сторон омывается синими водами. Череп, потому что правитель в королевстве никогда не менялся со дня коронации. Рога, потому что Его Величество тесно дружит с демонами, собственно, поэтому долго живёт и не стареет. Деревенская старуха сама отдалась бы чёрту, лишь бы не подохнуть, но страшно за свою единственную душу, а король не боится ни Бога, ни Дьявола.
— Сколько проживает мужчин возрастом от двадцати пяти до сорока пяти лет? — продолжил допрашивать рыцарь, и все, кто младше или старше заявленного возраста, отступили в сторону.
К воинам подошли восемнадцать мужчин и с любопытством посмотрели на красивые доспехи, дожидаясь оглашения королевского указа. Кто-то сказал, что слишком болен для службы в армии, и только один мужчина мельком иначе посмотрел на рыцаря. В его карих глазах нет восхищения, удивления и преклонения. Наоборот, его взгляд отражает знание каждой детали амуниции как всадника, так и лошади. Он не обращает внимания на синий гребень шлема в лучах полуденного солнца, и безмолвно умоляет быстрее сказать, что надо королю, потому что дел в деревне много.
— Кто из вас младший? — строго спросил рыцарь и не удивился, когда вперёд вышел тот самый молодой черноволосый мужчина в порванной рубахе и со всезнающими карими глазами.
Рыцарь жестом указал своей свите схватить человека. Началась суета. Деревенские жители потребовали объяснений, столпились возле воинов, но те грубо отталкивали их, а молодой мужчина не оказал сопротивления. Люди сказали, что этот «мальчишка» приехал хоронить своего отца и должен уехать вечером обратно в город. Никто из слуг короля не внял крикам, воины поставили выбранного человека на колени перед рыцарем на лошади, и тот громко зачитал веление короля. Его Величество требует, чтобы в указанной деревне самого молодого мужчину в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет немедля отдали в жертву Вельзевулу. Кто будет сопротивляться или мешать — отдать в жертву следом.
Слыша приговор, мужчина в руках стражи попросил указать в нём хоть на какую-то логику. Он далеко не лучшая жертва для демона, и отдавать посреди деревни подарок тёмному князю — позор королю.
— Приказ Его Величества не оспаривается, — спрыгнул с лошади рыцарь и принялся руководить процессом подготовки, подгоняя своих подчинённых не отвлекаться на разговоры и изучение красоты леса.
Двое рыцарей держат жертву, остальные — роют могилу. Люди галдят, обзывают армию короля самой бесчеловечной, и молодой рыцарь напомнил, что в приказе дано разрешение принести в жертву больше одного человека. Ропот сразу стих. Жители деревни скривили недовольные лица, но на будущую жертву посмотрели исподлобья, словно извиняясь за тишину. Умирать никому не хочется, и, по их мнению, лучше пожертвовать одним человеком, чем вымрет вся немногочисленная деревня.
— Уйдите! — крикнул на людей мужчина и попросил держащих его воинов присесть на землю. — Орёте так, будто отговорите самого короля.
Люди немного отошли в сторону, продолжая возмущаться и со слезами смотреть на того, кто только похоронил отца и уйдёт за ним следом по воли Его Величества.
— Как тебя зовут? — молодой рыцарь присел напротив жертвы, и она хмыкнула, приподнимая бровь и показывая своё бесстрашие перед армией.
— Какая тебе разница, кого убивать? — ухмылка сошла с лица от холодного взгляда воина. — Ким Сокджин.
— Хочу запомнить твоё имя, — его глаза немного прищурились, а улыбку скрыл шлем. — Ты счастливчик, потому что в последнее время у Вельзевула плохое настроение. Не переживай, я усыплю тебя быстро и только потом спущу с тебя кровь.
Кажется, его слова должны приободрить, но Сокджин не услышал ничего позитивного на будущее. Перебирая в мыслях свою жизнь за двадцать восемь лет, он видел, что грешил как все, и лишь тяготит душу один большой грех, который перед небесами до сих пор не вымолен. Сокджин ходил в церковь, соблюдал пост, покрестился, носил нательный крест, молился днём и ночью, исповедовался и всячески помогал людям. Даже мечтал уйти в монастырь. Посвятить свою жизнь Богу он намеревался после смерти отца, ярого противника христианства. Видимо, Сокджин как сын грешников теперь в полной мере расплатится за поступки родителей без права на рай.
Король Ким Намджун не навязывает людям поклонение Люциферу, считая, что население само вправе выбирать духовный рост. С помощью могущества Ада он добился власти на острове, создал единое королевство и стал его единственным правителем. Население умирает, меняется, души перерождаются, а он продолжает править, не переписывая законы и поклоняясь своему владыке. Его десница — Ким Тэхён, он же его родной брат. Двойняшки от рождения не разделяются на протяжении всей жизни, но и за право наследовать трон не ссорятся. В народе поговаривают, что именно Тэхён подговорил брата завоевать королевство.
Сокджин, сидя между двумя воинами, поверить не может, что после долгих лет чистого поклонения Богу отдаст душу в Ад. И не кому-нибудь, а самому Вельзевулу, у которого, кто бы мог подумать, сегодня плохое настроение. Оказывается, демоны изредка находятся в дурном расположении духа. Когда Сокджин не в настроении, идёт рубить дрова. А что делают князья Ада? На этот вопрос сложно ответить тому, кто ни разу не общался с демонами и не видел Ад. Да и Ад не виноват в приказе короля. Не Вельзевул указал пальцем на Сокджина, требуя его к себе в лапы, а Намджун приказал рыцарю собрать группу воинов, отправиться в глухую деревню, которая есть только на старых картах королевства, и отдать в жертву молодого мужчину. Если рыцарь считает это везением, то жаль, что не ему выпал шанс стать таким счастливчиком. Сокджин с радостью поменяется с кем-нибудь местами.
Перед смертью действительно не надышишься. Сокджин, посматривая по сторонам, запоминает чистые летние деревенские запахи сена и свежескошенной травы, нервничает не столько из-за конца своей жизни, сколько от процесса жертвоприношения. Он точно знает, что после смерти продолжит существовать в Аду на правах подарка Его Величества, а Вельзевул сам решит, как им распорядиться. Быть может, поиграется человеческой душой в свои демонические игры или найдёт ей пытки на каждый день, с наслаждением наблюдая за гримасами боли и мук. Это не так жутко, как страх организма перед смертью. Инстинкт выживания толкает находить лазейки к спасению, а здравый ум твердит, что таковых нет и надо смириться. Два воина в доспехах Альтаии сбежать не позволят, деревенские жители, большая часть которых состоит из стариков, не выстоят против дюжины обученных солдат, а помилование не выпросить даже слезами и обещаниями богатств, потому что за армией королевства следят демоны. Ослушаться приказа короля — равносильно подписать себе смертный приговор.
— Всё равно не могу понять правителя, — Сокджин снизу посмотрел на воина, а тот, как встал, так и стоит ровно по стойке. — Как в таких мерзких условиях можно отдать жертву князю Вельзевулу? Ни торжества, ни молитвы, ни подобающего вида жертвы — ничего нет, что покажет уважение к демону. Неужели жертвоприношения стали условностью?
Он посетовал на судьбу, бормоча, что у животного с синими перьями на наглавнике жизнь успешнее, чем у него. Живёт в сытости, за ним ухаживает конюх, а в сражениях за всю свою лошадиную жизнь не примет участия, потому что на Альтаию желающих напасть нет. Страх перед демонами сковывает, королевство постепенно становится их государством, поэтому сторонников Господа с каждым годом всё меньше. Да и есть ли этот Бог, раз позволяет своему верному сыну отправиться в Ад? Если это очередное испытание, Сокджин сам себе признался, что его не пройдёт. Он уже разочаровался в небесах. Сколько ему ещё терпеть ради спасения души, которая отдана Вельзевулу? Демон не отдаст Богу королевский подарок, а это значит, что все годы, пройденные по расписанию церкви, прожиты напрасно.
Когда рыцарь вернулся к нему, чтобы забрать к могиле, Сокджин нехотя встал, стряхнул со штанов мусор, будто желая перед демоном явиться чистым и опрятным, и воин приказал разуться и снять крест. Сокджин согнул ногу в колене и вывернул на себя, стащил рваный ботинок и попрыгал на второй ноге, чтобы не упасть. Проделав то же со вторым ботинком, он поставил пару под ближайший забор, чтобы её забрал нуждающийся человек. Затем он лениво снял крест и бросил в обувь.
— Слово можно сказать? — спросил он у рыцаря, последний раз смотря на испуганную толпу деревенских жителей в десяти метрах от себя. — Мне есть, что сказать людям, которые видели, как я рос.
— Некогда тебя выслушивать, — рыцарь взял его под руку и силой потащил в лес за деревней. — У меня ещё пять таких же указов. Если я каждого буду выслушивать, то не успею в срок. Ты же верующий! На исповедях всё рассказал, поэтому успокойся.
Сокджин не смог сохранить стальное спокойствие, зная, что скоро умрёт и попадёт в Ад. Несмотря на доспехи, воины Альтаии идут быстрее его, вытягивая ему руки, чтобы не отставал, а Сокджин не успевает ногами передвигать, натыкаясь на острые камни и ветки. Солнце высушивает природу, небольшие сухие ветки падают на землю, скрываются в камнях и толще пыли и ранят ноги местных жителей. Рыцарям хорошо: обуты в латные сапоги, и никакой камень не страшен, а на стопах Сокджина с каждым шагом всё больше выступает кровь, раны чешутся и щиплют одновременно, но его настойчиво волочат дальше в лес.
Сокджин уловил взглядом убегающую в кусты рыжую лисицу, затем посмотрел в другую сторону и ужаснулся — его могила. Вокруг неё своего предводителя ожидают восемь воинов, готовых закопать жертву сразу, как только с неё спустят кровь. Проклятая надежда на спасение никак не угасает, за что Сокджин себя всем сердцем возненавидел. Пора склонить колени перед судьбой, но он упёрся пятками в прогретую ярким солнцем землю, смешал её со своей кровью и пятится назад. От вида могилы паника быстро распространилась по телу, и рыцарю пришлось ударить Сокджина под колени, вынудив сесть.
— У меня нет времени с тобой нянчиться, — напомнил молодой воин, и его помощники крепче схватили Сокджина за плечи. — Сейчас ты уснёшь.
«Вечным сном», — мысленно дополнил Сокджин, вспотев от липкого страха. Сердце, словно предчувствуя, что делает последние удары, стучит всё сильнее, разгоняя по похолодевшему телу горячую молодую кровь. Неглубокая яма отталкивает пустым и рыхлым видом. Заочно Сокджин чувствует спиной все её неровности, власть земли и тяжесть на плечах от непокорности судьбы. Он посмотрел на одного из воинов, который воткнул лопату возле дерева, и с отчаянием в глазах опустил взгляд на доспех. Флаг гипнотизирует, порождая злость на короля. Власть Намджуна сравняла права мёртвых и живых. Тех, кто ещё дышат, в любой момент могут отправить в Ад продолжать жить среди чертей. Власть Намджуна прокляла землю. Она пропитана кровью жертвоприношений, плачет ею и дрожит в предсмертных муках. Власть Намджуна черней вороньего крыла и построена на костях людей, которые сражались под флагом Альтаии, посвящённой демонам. Сокджин до скрежета зубов ненавидит его за пренебрежение людьми, давшими ему трон взамен своих жизней. А он их за свои долгие годы ни разу не вспомнил, распял землю ради демонов и продолжает убивать руками послушных рыцарей, чтобы не потерять вечную жизнь и власть.
— Как тебя зовут? — Сокджин поднял взгляд на рыцаря, замечая в его руке толстую иглу. — И покажи своё лицо. Хочу знать, кто мне подарил лёгкую смерть.
Тот сразу снял шлем и улыбнулся, потому что не боится гнева жертвы и даже гордится своим милосердием. Ему польстили слова Сокджина. Кажется, ради лести он готов оставаться гуманным в жертвоприношениях и соглашаться лично преподносить дары демонам. Его лицо довольно красиво: немного острый нос, плавный овал, чуть приподнятые уголки разреза глаз и лучезарная улыбка. Ровный шёлк черных волос придаëт коже бледный оттенок, что только подчёркивает аристократическую кровь. На вид он едва ли старше Сокджина, а ростом — немного выше.
— Чонсок, — он вновь надел шлем и встал сзади жертвы, чтобы одним уколом заставить её потерять сознание. — Спокойной ночи, Ким Сокджин.
Сокджин посмотрел на рога черепа, игла безболезненно проткнула кожу и погрузилась в шею, а голос Чонсока, читающего молитву Вельзевулу, плавно приглушался с каждой секундой. Зрение притупилось, флаг Альтаии размылся в бесформенное пятно, а сухой воздух обжёг лёгкие, после чего веки с тяжестью опустились. Воины поддержали обессиленное тело, Чонсок с горячим дыханием пробормотал молитву, пробираясь её словами в Ад и достиг ушей Вельзевула. Громко и с тоном гордости звучало имя короля, который одарил демона кровавым подарком, тем самым отдав ему дань уважения, и Чонсок вытащил кинжал, украшенный крупным рубином и с отточенным лезвием, забравшим десятки жизней. Воины наблюдали за ритуалом, устало дожидаясь окончания слов и думая о чём-то своём. Чонсок поднял голову Сокджина за густые тёмные волосы на затылке, приставил к горлу кинжал и громче повторил последние строки молитвы, попросив Вельзевула принять жертву и быть милостивым к королю, даруя ему власть над людьми королевства. Воины наклонили тело жертвы ниже к могиле, и тонкое лезвие сделало первый ровный надрез. Горячая кровь скатилась по металлу, затмевая отблеск лучей солнца на нём, коснулась перчатки рыцаря и впиталась в плотную ткань мёртвой печатью смерти. Углубляясь в плоть, кинжал порождал быстрые красные потёки, кровавым ожерельем стекающие по шее и лишающие тело души. С последним резким движением руки Чонсока, воины ослабили пальцы и отпустили мёртвое тело. Оно с тяжестью упало в могилу, принимая вид тряпичной куклы, и Сокджин медленно открыл глаза.
Первое, что ощутил, — тепло, как под одеялом в удобной кровати. Невольно вспомнились родной дом и умершие родители — богохульники до мозга костей, считающие, что Бог давно покинул Альтаию, позволив образоваться Аду на земле. Сокджину посчастливилось побывать в другом Аду и с любопытством его осматривать, напомная себе, что отдан в жертву Вельзевулу. Есть ли в царстве демонов круги грехов и, если да, то в каком Сокджин находится, предпочёл бы не знать. Да и комнату, в которой он стоит, сложно назвать какой-либо геометрической фигурой. Она словно неровно высечена в скале, освещена невидимым источником света и не имеет мебели, кроме выступа в стене, на котором сидит демон. Сокджин медленно поворачивает голову, осматривая неровные стены с потёками воды, которая опускается к гладкому полу и исчезает куда-то под него. Пахнет лёгкой сыростью, даже дышится немного тяжело, будто кто-то налил воду на раскалённые угли. С потолка свисают тёмные сталактиты, а один сталагмит, широкий и высокий, поднимается высоко вверх с середины зала.
— Ким Сокджин, — по слогам произнёс демон и закинул ногу на ногу, будто решая, что делать с жертвой.
Довольно приятный голос с лёгким бархатом и без внутриутробных нот. Длинные волосы Вельзевула черней ночи и с отливом лунного серебра. В приглушённом свете помещения они кажутся ещё темнее, но по мере того, как демон двигает головой, вслед за Сокджином осматривая комнату, сливаются с блеском и становятся визитной карточкой, подчёркивая особенную демоническую красоту. Два багровых кожистых крыла величественно возвышаются за спиной, и Сокджину невольно захотелось потрогать каждую их складку, чтобы узнать, горячие они или холодные. Сдерживая наглую просьбу, он потупил взгляд и со стыдом заметил, что стоит абсолютно голый. Чувствуя себя неуютно в обществе одетого в чёрный плащ демона, он прикрыл руками член и сдвинул ноги вместе.
— Молчишь? — немного наклонился вперёд Вельзевул, и Сокджин заметил его тонкие пальцы с выхоленными ногтями. — Значит, насильно мне отдали. Ну расскажи мне, что ты ждёшь от меня или от Ада?
Для удобства общения он встал на ноги. Сокджин приоткрыл рот, поднимая взгляд всё выше на невероятно высокого демона, чей рост не менее трёх метров, а величественная осанка и высокомерный взгляд демонстрируют полную власть над человеческой душой. Шуршание длинного, сшитого по точёной фигуре, плаща слышится мелодией морских волн, приковывая к себе внимание, и Сокджин прислушивается, изучая своё состояние и биение встревоженного сердца.
— Разве я не умер? — опешил он и резко дёрнулся назад, замечая, что демон сделал шаг навстречу.
— Тебе не нравится дышать? — он спросил с лёгкой улыбкой холодных тонких губ и заверил, что можно не бояться его приближения. — Это мой мир, и отсюда тебе никуда не сбежать. Ведь ты мой подарок от Намджуна.
С именем короля его взгляд потяжелел настолько, что Сокджин мог поклясться — демон сдерживает гнев. Причина плохого настроения Вельзевула — Ким Намджун. Сокджин не знает, куда смотреть, лишь бы не видеть чёрные адские глаза, в которых не читается ничего доброго для жертвы.
— Тебя уже закопали, — почему-то посчитал нужным сообщить Вельзевул и сделал шаг вперёд. — Ты официально мёртв и принадлежишь мне.
— Я помню об этом, — в лёгком поклоне произнёс Сокджин и услышал дрожь в голосе.
Страшно не столько от вида демона, сколько от неведения своей судьбы. Душа бессмертная, следовательно, в Аду ей существовать целую вечность, пока не разрешат переродиться. Её боль пронизывающая и полна отчаянья. Чем Сокджин заслужил Ад? Рану на сердце от несправедливости не залечить — она останется до тех пор, пока Сокджин не получит ответ на вопрос: за что его убили? Есть люди, которые с радостью отправятся в Ад, но король не заморочился в поиске добровольцев, приказав отдать в жертву того, кто подходит по возрасту. Сокджин посмотрел в холодную тьму глаз демона и мысленно себя попросил не расплакаться от обиды.
— Эй, парень! — Вельзевул приблизился к нему на несколько шагов, склонился к лицу, заглядывая в омут карих глаз, и увидел в их ненависти неугомонное желание мести, скованное цепями смерти. — Не сдерживайся. Вредно держать эмоции в себе.
— Я мёртв, так чему это повредит? — сквозь зубы от страха процедил Сокджин, и Вельзевул улыбнулся звериным оскалом, довольный от услышанных слов.
— Рассудку, моя маленькая жертва, рассудку. Не забывай, что сознания ты не лишился.
Он обжёг лицо ледяным дыханием, улыбнулся шире, словно высказал приговор, и выпрямился, с хитрым прищуром изучая голого человека, который известен ему насквозь, без тайн и секретов. Вельзевул предложил прогуляться по комнате, чтобы отвлечься от пагубных мыслей. Показывая пример, он медленно шагал по полу, таща за собой небольшой шлейф плаща.
— Намджун меня сильно оскорбил, — он внезапно признался, пока Сокджин делает первые неуверенные шаги по тёплому полу. — Он не вернул мне мой свиток и отдавать не намерен.
Сокджин обошёл зал, проследил за передвижением тени Вельзевула, вытянул руку к сталагмиту и коснулся кончиками пальцев, изучая шероховатую тёмную поверхность. Холодный, будто камень, и высокий, словно тянется до небес. Сколько бы Сокджин его не ощупывал, не смог понять, в следствии чего образовался и является ли украшением в помещении.
— Обычно, — шептал на ухо демон, и Сокджин резко отскочил в сторону, упрекая себя в потере бдительности, — я сам решаю свои дела, но Намджун запечатал от меня свиток. Не хочешь вернуться на грешную землю? Заберёшь у Намджуна мою вещь и отомстишь ему за свою смерть.
Сокджин с недоверием фыркнул и напомнил, что он и король сидят на разных уровнях. У Намджуна бессмертие и армия, а человек, как показывает практика, не в силах сохранить даже свою единственную душу. Вельзевул плавно обошёл его, за плечи остановил напротив себя и приложил указательный палец к его солнечному сплетению, соблазняя заманчивым предложением:
— Только поклянись вернуть мне свиток, и я сравняю ваше положение: укажу тебе на слабое место короля.
— Сделаете меня королём? — удивился Сокджин и сразу же отказался, потому что ничего не смыслит в управлении государством.
Если бы он понимал стратегию политики, давно бы среди людей поднял бунт против власти, защищая население от демонов.
— Не совсем, — вновь обошёл его Вельзевул и положил ладони на его плечи. — Я дам тебе власть над мёртвыми, — он приблизил губы к его уху и лукаво прошептал: — Ты станешь личем, будешь воскрешать мертвецов и править над ними. Я подарю тебе некромагию и мир мёртвых. Тебе ли, человеку, не знать, сколько лежит костей в земле Альтаии после Кровавой войны? И все они станут твоими.
«Лич?!» — ужаснулся Сокджин и на секунду показалось, что жить в Аду не так уж плохо — по крайней мере душа останется на месте, а не закроется в мелком предмете, который надо охранять, если хочется жить. Тело лича управляется магией, по сути, оно живое, но не требует многого, в чём нуждается обычный человек. Личам не нужны еда, вода, сон, они не потеют и с нечеловеческим болевым порогом, отчего Сокджину сложно представить, как же жить в таком теле. Есть по привычке? Еда исчезнет в желудке, и никакого удовольствия от пищи. Надо ли становиться некромагом, чья жизнь целую бесконечность проходит в окружении нежити, которую он сам создал? Чтобы не лишиться рассудка, мертвецы станут друзьями и созданиями для общения. Ради чего это унылое существование? Сокджин вспомнил приезд королевских воинов, приказ короля и лицо Чонсока, который точно знал, к чему приводит дурное настроение Вельзевула, поэтому назвал жертву счастливчиком. Должно быть, армия Его Величества часто сталкивается с демонами, которые за ней наблюдают, поэтому выучила некоторые их повадки. Сокджин вспомнил укол иглой и быстрый шёпот молитвы, призывающей Вельзевула.
Намджун должен поплатиться за бессмысленное кровопролитие. Чонсок говорил, что впереди ещё пять жертвоприношений, поэтому наверняка, люди для них так же выбраны, будто по принципу «пальцем в небо». Правителю необходим урок. Следует взбудоражить его кровь, напомнить, что такое война, и пусть Сокджин не одержит победу, зато знатно потреплет нервы бессмертному королю.
— Я согласен! — он поднял взгляд и вновь посмотрел в пустошь глаз демона. — Скажите, как выглядит свиток и где слабое место Намджуна.
Вельзевул не проявил счастья, удерживая на лице спокойствие, и только лёгкая, едва заметная у уголков рта, улыбка выдала в нём полное удовлетворение. Он отвернулся от Сокджина и пальцем поманил за собой. Тот послушался и всмотрелся в его тёмную фигуру со спины. Аура величия и превосходства распространяется от него по всем стенам, и, дав согласие на сделку, Сокджин ощутил себя мелкой букашкой. Он теперь не раб слабого тела и не слуга королевских законов, но и не брат человечеству. Все, кто его любил, возненавидят его, церковь навсегда закрыла перед ним двери, а воспоминания о прошлом Сокджине останутся лишь мимолётным сном на его пути к некромагии.
— Свиток Намджун прячет в верхней комнате Башни короля, — Вельзевулу сел на каменное кресло. — Там собрана вся макулатура, исписанная про его жизнь. На свиток наложены заклинания от демонов, даже от меня, хотя это моя вещь. Свиток из человеческой кожи, а на большой печати написано моё имя.
— Как мне попасть в место, куда может войти только король? — поразился сложности задания Сокджин, и Вельзевул щёлкнул пальцами, переходя к ответу на вторую часть вопроса и погружая комнату в эхо своего голоса.
— У тебя и Намджуна один грех на двоих, — он игриво приподнял одну бровь, выждал время, чтобы Сокджин вспомнил свой грешок, и улыбнулся. — Для Ада это не грех — обычное дело. Ты его отмаливал, каялся в нём и пытался исправить, но против природы не попрёшь. Не смотри на Намджуна, как на короля. Он держит людей в страхе исключительно потому, что не может завоевать их доверие. И братец его не менее чокнутый. Долгая жизнь требует регулярных изменений, потому что однотипность дней сводит с ума и больше всего начинает раздражать смена дня и ночи. Это постоянство превращается в раздражающую последовательность, будто надоедливая муха перед лицом. У Тэхёна каждый день начинается и заканчивается одними и теми же действиями на протяжении всей жизни. А Намджун, наоборот, не знает, чем же себя занять от безделья. Ещё немного, и оба впадут в уныние. Встряхни их. Не говори, кто ты есть и с какой целью пришёл, влюби в себя Намджуна, чтобы он втрескался в тебя настолько, что будет готов открыть перед тобой двери Башни.
Сокджин пожал плечами, считая, что короли не против разнообразить свою половую жизнь свежим телом, поэтому затащить Намджуна в постель не составит труда.
— Лицом я, вроде, не урод, — он в задумчивости почесал затылок, и Вельзевул встал на ноги, упрекая в глупости.
— Нет, мой дорогой дурачок, красоту желают, но не любят. Никогда это не забывай. Найди лазейку к сердцу короля, заставь его влюбиться и забери свиток. Когда сорвёшь печать, я смогу войти в Башню и забрать свою вещь.
Сокджин согласно кивнул. Как только он добудет свиток, уйдёт из замка под защитой мертвецов, и больше его в Альтаии никто не увидит. Вельзевул подошёл ближе и попросил не спешить, потому что на этом подарки не окончились.
— Я дам тебе одежду и талисман-филактерию, в которую запечатаю твою душу. Отправляйся в город Рэслон, что на пути в столицу, и забери из библиотеки камень Подчинения. Когда ты вложишь его в своё тело, твоя сила возрастёт. Демоны равнодушны к камню, потому что у них абсолютное превосходство над людьми, а использовать подчинение друг на друге не могут. Камень охраняется от людей, поэтому ты его в руки не возьмёшь.
Сокджин задумался над проблемой. Он станет ни живым, ни мёртвым, но всё ещё человеком, поэтому камень Подчинения ему недоступен. Мертвецы также не смогут помочь, зато это под силу демону. Вельзевул отказался дать помощника, потому что Намджун узнает, что кто-то из Ада забрал камень Подчинения, который не достался ему. Король всё ещё человек, а камушек спрятан от рук людей, потому что они не знают меру во власти. Сколько ни дай, всё им мало.
Вельзевул сложил руки на груди и выдал новое наставление:
— Езжай немедля в Рэслон. Найдёшь в нём местного дурака по имени Чон Чонгук. Поверь, не ошибёшься, когда увидишь. Тебе зрение подскажет, кто среди толпы Чонгук. Уши не развесь и будь с ним осторожен. Повторяю, будь осторожен. Я знаю, что говорю. Ему под силу достать хоть соплю из носа короля, поэтому поможет тебе с камнем за символическую оплату. И ещё, — он нахмурил брови, перебирая в голове все пункты, которые должен рассказать, — когда вернёшься на землю, ты будешь знать заклинания. Не пугайся. Мне некогда тебя обучать, поэтому сразу вложу в твой мозг все знания.
Не пугаться сложно, потому что Сокджин не представляет, что его ждёт впереди. Всё ещё сомневаясь в правильности своих мыслей, он согласился, обещая вернуть свиток. Вельзевул напомнил, что они не заключают сделку. Сокджин принесён в жертву, поэтому демон даёт ему задание и шанс отомстить за свою смерть, а не договаривается о взаимовыручке. Если Сокджин обманет, Вельзевул не оставит после него даже душу. Если же задание провалится не по вине Сокджина, он вернётся в Ад. Второй попытки подобраться к королю нет, поэтому Вельзевул повторил все пункты и убедился, что Сокджин их запомнил.
— Не подведи, — он нахмурил брови и посмотрел на поднявшего на него взгляд Сокджина, — не забывай, что твоя душа принадлежит мне. И не ссорься со своей головой. Она не виновата, что твоя задница любит приключения.
Через силу Сокджин кивнул, с всё возрастающим волнением наблюдая за демоном, а тот резко повернулся на сто восемьдесят градусов, показывая, что на этом разговор окончен. Перед глазами Сокджина потемнело, будто он ослеп.
Тело не двигается, правая рука что-то сжимает, а дыхание медленное из-за чего-то влажного и тяжёлого на груди. Глаза не открываются, блуждая во тьме под веками. Едва Сокджин сделал попытку позвать на помощь, как в рот быстро осыпалась земля, и он в панике с трудом вывернулся на правый бок верхней частью тела. «Спокойно, спокойно! Дважды не умирают!» — напоминает подсознание, чтобы унять панику на сердце.
Выплюнуть землю не получилось, она скрипит на зубах и вызывает тошноту приторно-горьким вкусом. Сокджин подавил рвотные спазмы, немного приподнял левую руку и принялся осторожно ею копать, подгребая землю под себя. Пробираясь наверх, он больше всего боится перепутать направления и рыть в сторону «стены» могилы, натыкаясь на твёрдую, а не рыхлую, землю. Дрожащей рукой сгребая комки себе под шею, он медленно стремится наверх. Постепенно его плечо приподнялось, лежать стало неудобно, но Сокджин продолжил копал всё быстрее, помня, что могила неглубокая. Знал ли Чонсок, что Вельзевул не оставит в Аду жертву? Быть может, он специально не закопал её глубоко, позволив легко выбраться? Выкапывая себя, Сокджин много о чём думал, особенно о пути в Рэслон — город со своими ритуалами и верованием. Вот там бы Сокджина не зарыли как собаку. К жертвам местные жители относятся с особым почётом и оказывают короткую возможность побывать в роли короля. А Чонсок Сокджина, как свинью, зарезал и прикопал в лесу.
Пальцы провалились, вечерний ветер коснулся бледной кожи, и Сокджин улыбнулся. В могильной тишине, когда не слышно ни дыхания, ни стука сердца, прохладный ветер кажется спасительным божеством, и рука тянется к нему. Вытягивая её выше, Сокджин ладонью убрал землю над головой, всё ещё ориентируясь на ощупь и торопя себя выбраться. Деревенские жители из-за любознательности будут захаживать на могилу и оплакивать убитого. Если увидят, как бледная рука торчит над землёй и откапывает остальное тело, то впадут в ужас и ненароком найдут способ, как уничтожить воскресшего, после чего запечатанной душе Сокджина придётся искать или создавать другое тело.
Ощутив шевеление своей кисти где-то рядом, он приложил усилие плечами, кое-как лёг на спину и ногами медленно сгреб землю под ступни. Постепенно уровень земли увеличился, стопы упёрлись в утоптанную «стену», колени согнулись, и Сокджин вложил в ноги максимум сил, выталкивая себя вверх в сидячую позу. Земля приподнялась на поверхности могилы, свободная рука выше показалась из земли и, когда появился локоть, она согнулась и пальцами поочерёдно упиралась во всё, что может служить опорой. Ещё одно усилие, один упор ногами, и Сокджин вынырнул до плеч.
Он сделал глубокий вдох, чтобы нормализовать дыхание, куски земли закатились в горло, коснулись слизистой и, смешанные со слюной, с новым рвотным спазмом выпали из рта. Слёзы навернулись на глаза, вязкий и приторный вкус, как после земляных червей, вызвал обильное слюноотделение и очередной спазм, благодаря которому стук сердца моментально раздался в груди.
Сокджин вытащил вторую руку, раскрыл ладонь и при мутном свете заката рассмотрел около пяти сантиметров серую гальку.
— Красивее ничего не нашлось? — на тяжелом дыхании прошептал Сокджин, поняв, что держит свою филактерию.
Положив её в рот, он, насколько позволило тело, повернулся направо, упёрся руками в затоптанную воином землю и кошкой вывернулся, окончательно вытаскивая себя из могилы. Упав под дерево, он радовался свободному дыханию, смотрел на полутёмное небо, вспоминал жертвоприношение и Вельзевула, и сквозь зубы процедил Намджуну:
— Убью суку.
Сев на землю, он стряхнул мусор с тела и коротких волос, спеша сбежать из леса и деревни. Рядом лежит одежда: нижнее бельё, кожаный жилет на ремнях, штаны из плотной материи, пара полос мягкой ткани и крепкие ботинки. Сокджин наспех оделся, сжал талисман во рту и оглянулся на местности. Не хватает рубашки. Сначала он привычно подумал, что кожаная одежда неприятно прилипнет к влажному от пота телу, затем напомнил себе, что потеть теперь не получится. На первый взгляд, состояние и сознание остались прежним, даже подумалось, что Ад и жертвоприношение — всего лишь сон. Тогда почему Сокджин лежал в могиле? Почему в руке оказалась галька? И как объяснить остановку сердца и дыхания? Нет, определённо его отдали в жертву, и теперь предстоит долгая поездка в самое сердце Альтаии.
Сокджин спрятал филактерию в карман штанов, осмотрелся, убеждаясь, что рядом нет людей, и улыбнулся. Впереди испытания, в конце которых награда в виде головы Намджуна. Сокджин побежал по лесу к дороге, обещая королю кровавую месть. Ради неё он проберётся в замок, разрушит демоническую власть Намджуна и изнутри разгромит его дом, прекращая правление тирана. Король не знаком с Сокджином, не подозревает, кого случайным образом выбрал отдать в жертву Вельзевулу, и не ведает, что дни его правления дали обратный отсчёт.
Первая цель — Рэслон. Город, живущий своей жизнью, путешественники обходят стороной. Желающих приехать в Альтаию днём с огнём не сыщешь, а сами альтаийцы предпочитают сделать крюк на своём пути, чем сократить путь через Рэслон. Прогресс в городе остановился давно, все новшества мира местным жителям чужды, потому что они придерживаются своих взглядов на жертвоприношения. Сокджин не зря представил себя королём, перед тем, как его бы отдали в жертву: ни о каком христианстве горожане знать не хотят, отдавая жертвы Пифону — демону лжи. Выбор, видимо, не случайный, потому что жители Рэслона — обманщики, коих свет не видывал. Царство псевдогадалок и лжепровидцев. Когда люди узнают, что приезжий человек родом из Рэслона, обходят его десятой дорогой и крепче прижимают свои деньги, чтобы обманом не ограбил. Сокджин с пониманием отнёсся к наставлениям Вельзевула — если некий Чонгук живёт в Рэслоне, уши лучше заткнуть винными пробками.
Выбежав на дорогу, он услышал стук колёс и в миг заметил телегу, на которой планировал возвращаться домой. Улыбчивый старик в залатанном плаще помахал рукой и пригласил запрыгнуть к товару.
— Шустрый какой! — он улыбнулся, сжимая кожаную полосу побитыми болячкой руками. — Едва не опоздал!
Старик накинул на голову капюшон мешковатого плаща, а Сокджин запрыгнул в телегу, после чего, перешагивая через тару с зерном, приблизился к нему и сел на один из мешков. Стараясь вести себя как обычно, он поинтересовался у деда про его больную жену, планы на сезон и дела в стране. Ничего не подозревающий пожилой мужчина посетовал на плохую торговлю. В прошлом году выдался хороший урожай, поэтому зерно не хотят покупать. Жена всё также болеет, страдая кашлем, а страна как стояла сотни лет, так и ещё простоит.
— Налоги не поднимают, — после тяжелого вздоха пробормотал старик, — и хорошо. Отца помянул?
Сокджин угукнул и поинтересовался:
— Как думаешь, дети расплачиваются за грехи родителей?
— А то! Ежели репутация родителей плохая, то и на детей косо смотрят. Наследственность играет не последнюю роль в жизни человека. А ты чего спрашиваешь?
Сокджин пожал плечами. Не говорить же правду? Но выкрутился лихо:
— Мать и отец Бога не признавали, а я ж в церковь хожу. Верующий да воцерковлëнный.
Старик рассмеялся до кашля, затем сказал, что в стране не угадать, кому лучше поклоняться. Король дружит с демонами, они же контролируют население, и периодически землю окропляет кровь жертв. Лучше примкнуть к рядам большинства, чем уверовать в Бога и со страхом ждать, когда демоны решат искоренить христианство с земли Альтаии.
— С другой стороны, — старик оглянулся на Сокджина, — живи, преданный демонам, а сам бойся стать очередной жертвой. В основном демонам отдают самых преданных последователей, чтоб в Аду меньше хлопот было.
Сокджин, поражаясь судьбе, кивнул и тяжело вздохнул. То ли она специально отдала в Ад сына фанатиков, то ли отобрала у церкви преданного последователя, то ли вовсе нет тайного подтекста в ходе жизни. Да и нет смысла гадать, ибо время назад не вернуть, как и старую жизнь. Изменений Сокджин по-прежнему в себе не замечает: думает ясно, заклинания в голове не всплывают и мертвецов не видит. Самый обычный звёздный вечер, как тысячи до этого, только воспоминания другие. Мысли постоянно возвращаются к Вельзевулу и месту встречи с ним, и Сокджин заметил, что заинтересовался Адом.
«Если бы родители были живы…» — подумалось с досадой, и Сокджин попытался выудить из океана детских впечатлений нравоучения отца про демонов. Кажется, он обожал всех демонов и талдычил о важности признания их хозяевами Альтаии. Жертвоприношениями он не баловался, потому что не просил у демонов силу, но в любимчиках держал Астарота. Неизвестно, о чём человек и демон общались за закрытыми дверями комнаты с алтарём, и Сокджин нахмурился от цепочки своих мыслей. Астарот не прочь поболтать о прошлом и будущем. Может, он проболтался, что Сокджин попадёт в Ад, и старик-отец успокоился? Или родители отдали Аду сына взамен каким-либо знаниям?
Сокджин лёг на мешки, посмотрел в тёмное небо и, покачиваясь в телеге, переводил взгляд с одной звезды на другую и размышлял над поведением отца. Откуда такая любовь к миру демонов? В одном отец оказался прав: иерархию и устои Ада следует знать. К сожалению, Сокджин, как любой ребёнок, отталкивал всё, что ему пытались навязать. А потом вовсе сбежал из дома на вольные хлеба и назло родителям стал церковным человеком. Сколько бы раз он не напоминал отцу про церковь, тот только криво улыбался и говорил: «Ничего страшного, сынок, ходи, ходи!»
Сокджин приподнялся на локтях и невольно вырвалось:
— Так, знал или не знал?!
Тысячу раз он пожалел о своём поведении. Стоило больше времени уделять родителям, молча выслушивать наставления и не пытаться поступать назло. Мог же кивать словам, а делать по-своему. По крайней мере, не пришлось бы сейчас голову ломать над миллионами вопросов. Отец умер вчера днём, не дожив до смерти сына один день. Двадцать четыре часа не хватило, чтобы папа пришёл на помощь и успокоил своими познаниями про Ад. Сокджин обиделся то ли на себя, то ли на отца, и подумал, что раз надо попасть в библиотеку Рэслона, может заодно прочесть книгу о демонах. Никому не покажется это странным, наоборот, одобрительно похлопают по плечу за тягу к знаниям про главных помощников человечества. Правда, инициатива наказуема, особенно в Рэслоне. Видя, что мужчина до сорока пяти лет увлекается демонологией, местные жители сразу захотят отдать его в жертву Пифону. К жертве они относятся с уважением, отдают самую лучшую еду и одевают в красивую одежду, ведь этот человек, пусть не всегда по своей воле, расстаётся со своей жизнью ради блага города. Они идеализируют многие события или вещи, даже самые незначительные. Может, именно поэтому врут очень убедительно, считая себя провидцами, как Пифон.
Перед лицом Сокджина возник старик, везущий его к городу, с удивлением всмотрелся в глаза и лихорадочно спросил:
— Ты почему мне сразу не сказал?
От неожиданности Сокджин попятился назад, но локоть провалился между мешками и затруднил движения.
— Дед, ты чего?
— Ни жив, ни мёртв, — он рассматривает его со всех сторон.
Его передвижения плавные, а сквозь него Сокджин различил звёзды и ровный диск луны. Неприятные сомнения закрались в душу, а дед интересовался, что случилось в деревне. Сокджин перевёл взгляд за него и подавил крик — мёртвое тело, сгорбившись, сидит на своём месте и трясëтся на мелких камнях, а лошадь послушно продолжает шагать по дороге.
— Дед! — вновь посмотрел на призрака Сокджин и перевернулся на живот, после чего встал на четвереньки. — Дед, ты за дорогой следи.
Рука автоматически ощупала карман — галька на месте. Остальное не столь важно. Вспоминая карту местности, Сокджин пополз к краю телеги, чтобы спрыгнуть, а дед, как заведённый, просит рассказать, что случилось в деревне.
— Да отстань от меня, — махнул рукой Сокджин и удалось коснуться прохладной дымки и оттолкнуть её, но старика это только больше заинтересовало.
Сокджину не страшно. Волнительно и тревожно перед первой встречей с умершим, но без паники, словно призрак — что-то естественное в жизни. Думать следует над вороной лошадью, которая тащит телегу не замечая, что её старый друг внезапно умер.
Спрыгнув на дорогу, Сокджин побежал вперёд и крикнул лошади «Стой!» Навязчивый старик вновь встал перед лицом и потребовал рассказать о себе. Он раздражает, Сокджин накричал на него, но не помогло, и в мыслях промелькнуло одно слово, смысл которого непонятен. Оно вновь прокрутилось в голове, и Сокджин громко произнёс: «Тинорамоса!» Призрак обиженно насупился, хмуро посмотрел на того, кого считал другом, и молча растворился на ночной дороге.
— Полезное слово, — отметил для себя Сокджин и плавными поглаживаниями по гриве успокоил лошадь, напуганную громким криком. — Надо запомнить.
Он посмотрел на сидящий труп, почувствовал себя виноватым в грубости с призраком, попросил прощения и объяснил, что надо срочно ехать в Рэслон, поэтому одолжит лошадь. Вытащив из мешка седло, он оставил телегу с зерном и с трупом на дороге. Кто-то обязательно похоронит деда. Дорога пустой не бывает, потому что по ней можно попасть сразу в два города, один из которых — Рэслон. Король Намджун приучил население отдавать последнюю дань мёртвым, ведь они через время возвращаются в Альтаию перерожденными в новых телах.
Оседлав лошадь, Сокджин погнал её через поле в лес. Животное ведёт себя беспокойно, но позволило руководить собой. Ладонями Сокджин ощутил, насколько лошадь горячая, а он — едва тёплый. Душа зверя не чувствует душу человека, теряется в правильности своих действий и надо бы остановиться, но Сокджин с ней разговаривает, успокаивает и обещает отпустить, как только они приблизятся к границе города.
— В Рэслон ты точно не войдёшь, — Сокджин погладил чёрную гриву. — Тебя там украдут, как брошенную авоську. Как же тебя зовут? — он попытался уловить в прошедших с дедом разговорах кличку, и у него получилось вспомнить: — Лагда! Красавица Лагда!
Лошадь немного успокоилась, но всё ещё с осторожностью отнеслась к всаднику и без его приказа ускорилась, словно пытаясь быстрее примчаться к воротам. Сокджин склонился к ней ниже, уклоняясь от ветвей, и заметил, что интуитивно ориентируется в темноте, будто глаза видят её, а мозг визуализирует все предметы, как при дневном свете. Это немного пугает, но помогает безошибочно выбрать короткий путь. Из-за ночи, Сокджин подумал, что не стоит торопиться, потому что жители Рэслона спят, и Чонгук не исключение. Надо как-то скоротать время до утра. Можно пойти в библиотеку или погулять по городу. Спать, есть и пить организм не требует, что является проблемой. Люди такой «диеты» не поймут и с подозрением отнесутся к гостю, а хуже, чем подозрение жителей Рэслона нет ничего. Всё непонятное они отдают Пифону, оставаясь в своём привычном мире, поэтому Сокджин активно думает, где добыть деньги, чтобы в нужной ситуации есть или пить. Вся Альтаия пьёт пиво! А раз «вся», значит, Сокджин тоже должен пить и не выделяться из толпы. Приедет в город без гроша в кармане на горе местным жителям.
Высокие деревянные ворота всегда открыты. В каждом городе есть такие, и они не закрываются уже триста двадцать восемь лет, с тех пор, как закончилась Кровавая война. В некоторых городах остались сторожевые башни, но в Рэслоне они частично разрушились. Из-за близкого расположения к океану войска врага в первую очередь атаковали этот город, поэтому на воротах кое-где остались рваные отметины войны.
— Вот и всё, — снимал амуницию с лошади Сокджин. — Хорошая работа, Лагда. Теперь ты свободна.
Животное фыркнуло, попятилось назад, искоса поглядывая на человека, и замерло, будто дожидаясь дальнейших действий Сокджина. Он помахал ей рукой, закинул седло за спину и направился к воротам.
«Ну здравствуй, Рэслон!» — мысленно поприветствовал он город и услышал галдёж. Несмотря на позднее время, улицы ярко освещаются факелами. Женщины в конопляных платьях и светлых передниках сплетничают под домами и собираются в небольшие компании. Что-то бурно обсуждают мужчины, удерживая кружки пива, купленные в ближайшей таверне. О сне никто не думает. Кажется, жизнь города только начинается. Всматриваясь в лица людей, Сокджин ищет то самое «найдёшь, не ошибёшься», но люди ничем не выделяются. Кто-то катит в таверну бочки с пивом, предварительно выгружая её из телеги торговца; хозяйки, прикрыв наполненные корзины вышитыми салфетками, спешат отнести ношу домой; мужчина, держа в обеих руках связки вяленой рыбы, громко зазывает покупателей, а мальчишка в одной длинной рубахе дёргает его за штанину и просит подарить рыбёшку.
Самый обычный город, если не брать во внимание менталитет жителей, отчего Сокджин крепче сжал седло. Он его продаст, но высок риск, что товар украдут раньше. Даже тот мальчишка возле рыбы просит только для вида, а торговец не обращает на него внимания, потому что следит за связками. Мало ли, одной рукой штанину дёргает, а другой — рыбу тащит, при этом заливая в уши беспрерывную писклявую речь.
Шагая по гравию, Сокджин старается меньше смотреть на тусклый свет в окнах домов, не следить за тенями в них и не отвлекаться на природу. Сосредотачиваясь на людях, он осознал, что придётся обойти весь город десять раз, чтобы точно увидеть каждого жителя. На это уйдёт не один день, а Вельзевул не уточнил, чем же Чонгук отличается от местного населения. Может, у него рог во лбу? А если да? Тогда спросить у прохожих про него равносильно подставить себя под сомнения. Внезапно, Сокджин остановился и ещё раз представил рог во лбу человека. Посмотрев на людей, он повторил себе, что все они ничем не отличаются от большинства крестьян. Попадись им рогатый человек, моментально отправят его к Пифону, а то, вдруг, заразный какой. Пифон сам разберётся, куда в Аду пристроить человека, а куда — его рог. Раз Чонгук в чём-то особенный, значит, местные жители его давно раскусили и выделили особое место в городе для жертвоприношений. Что может быть шире главной площади? Разве что улыбка Сокджина, которая расплылась по лицу от блестящей идеи.
Казнят на главной площади. Свадьбы празднуют на главной площади. Жертвоприношения тоже выпадают на главную площадь. И торговцев с дальних городов Альтаии загоняют туда же. Все грандиозные события проходят на широкой площади, способной вместить большую часть горожан. Если надо сказать что-то важное, смело идите на площадь, ударьте в колокол на нём, и люди, как по волшебству, сбегутся слушать.
— Хорошее седло! — выкрикнула с противоположной стороны дороги полная женщина, по-хозяйски поставив руки в боки. — Продаёшь?
— Нет, блин, людей на себе катаю, — пробормотал Сокджин, но женщине крикнул, что седло не продаётся, после чего быстро направился к домам.
Окружающие обратили внимание сначала на седло, про которое упомянула их землячка, затем только поймали взглядом гостя города. Сокджин спиной ощутил, как десятки пристальных взглядов взяли его за цель, чтобы отобрать товар. «Хрен вам! — он ускорил шаг и повернул в тёмный переулок. — Без гроша в кармане, а вы у меня последнее отобрать хотите». Тенью промелькнув между улочками, он остановился на углу дома и выглянул. Снизу раздалось шипение, и Сокджин резко дёрнулся. Серый полосатый кот выгнул спину, выставил вибриссы полумесяцем и с диким воплем бычится на холодную ауру некромагии. Он громко шипит, передвигается на лапах, не сгибая их, и грозится вцепиться ни живому, ни мёртвому, в лицо. Одновременно устрашающе урча и сглатывая слюну, животное настойчиво приближается, и Сокджин, разрываясь между возможностью остаться с расцарапанным лицом и вероятностью ограбления, выбрал второе. Сбегая с территории кота, он в огнях факелов ищет конюшню или конюха. Седло продаст, конечно, за гроши, но зато продаст, а не подарит. Да и цена у конюхов явно выше, потому что им ворюга и перепродаст седло, если отберёт у Сокджина.
Библиотека высотой в двенадцать этажей возвышается над всеми зданиями города. Маленькие окошки в ней не пропускают свет или же их плотно задвинули чёрными шторами, а вход всегда открыт. Сокджин мотнул головой, возвращая себя из мыслей о камне Подчинения к Рэслону, чтобы в следующую секунду не ощутить пустоту в руке или кармане. А ведь любой мелкий мальчишка сопрёт филактерию и выкинет, приняв за речную гальку. У Сокджина началась паранойя. Оглядываясь на каждом шаге, он приблизился к площади, а конюха всё не видно. Уже время перевалило за полночь, но в оживлённом городе не слышно ржания лошади.
Площадь, вымощенная камнем, всегда приветствует прохожих и, кажется, рада человеческим шагам. Круглая территория с низким колоколом чего только не повидала за несколько веков. Казнят очень редко, поэтому посмотреть казнь люди сбегаются небывалой толпой, лезут на головы друг друга, проникают в квартиры напротив площади и порой доходит до драки за место в первых рядах. Сокджин плохо разбирается в законах, но допускает, что смертную казнь назначают тем, кто из-за неприязни к демонам разрушает алтари и открыто проклинает созданий Ада, этот же закон защищает христиан от демонопоклонников. Уличная казнь — урок людям, чтобы знали, что будет, если лезть в чужое поклонение.
— Эй, мужик! — тихий шёпот где-то рядом напугал Сокджина, заставив в первую очередь крепче, до царапин от коротких ногтей, сжать седло.
Он осмотрелся и, только благодаря способности некромага, различил в тени площади двухметровую клетку. Щурясь по привычке, Сокджин рассмотрел мельтешащую руку между густых прутьев и приплюснутое лицо от попыток тела выбраться наружу. Сокджин направился вперёд, затем не смог сфокусировать зрение и остановился в пяти шагах от клетки, в которой барахтается человек. Картинка перед глазами расплылась до тёмного пятна, затем вновь появилась чёткость, но добавились очертания ауры пленника. Сокджин сам не знает, откуда в ней разбирается, но видит, что человек далеко не простой горожанин.
«Чон Чонгук?» — он прищурил взгляд на искажённое прутьями лицо и сделал шаг назад от вытянутых в мольбе о помощи рук.
— Выпусти меня! — вцепился пальцами в клетку парень и попытался потрясти, но отскочил в сторону из-за слабого удара молнии из прутьев. — А я тебе денег дам на лошадь! Негоже седло на горбу таскать!
И в глаза заглядывает честным взглядом. Забавный человек, как внешне, так и в словах. Кажется, ему нравится либо его бардак из волнистых чёрных локонов на голове, либо ощущение касаний волос на скулах, потому что внешне он вполне ухоженный, а вот причёска странная. В принципе, носить длинную льняную рубашку поверх штанов тоже мало кто решится, но не этот парень. Он умудрился ещё повязать пояс вокруг талии, считая, что так модно. Если бы Вельзевул не сказал найти Чонгука, Сокджин бы посчитал этого Чонгука юродивым и тикал от него, пока сумасшествие не передалось по воздуху.
— Да помоги же! — он настойчиво потянулся к вперёд, затем попытался просунуть ногу, будто это поможет пройти сквозь клетку.
— Зачем мне лошадь? — пробормотал Сокджин, наблюдая за тщетными потугами человека. — Я седло продаю.
— Я его куплю, только сорви печать! — он указал на бумагу, в которую завёрнут навесной замок. — Я тебе денег дам столько, что сможешь купить табун лошадей.
— И что я с ним делать буду? — без эмоций спросил Сокджин, и тот приложил ладонь ко лбу, объясняя, что это образное выражение, сказанное для визуального представления количества денег. — А зачем мне столько денег?
— Да ты задолбал! — он снова попытался расшатать клетку, но вновь ударила молния. — Твою мать! Кусючая какая! — он потёр тыльную сторону ладони и более спокойно прильнул к прутьям. — Я же вижу, что ты не просто человек. У тебя получится сорвать бумагу. Ну пожалуйста!
Он сложил ладони вместе и сполз на колени, обещая отдать деньги, одежду, дом или драгоценности взамен своей свободы. Уверенность в плане Вельзевула пошатнулась. Сокджин подумал, что ему не помешают деньги и телега с парой лошадей. Он быстрее доберётся до королевского замка, а камень Подчинения попробует добыть с помощью призыва демона. Если попросить ушлого Чонгука достать ценность, то он просто сбежит без какой-либо благодарности за спасение. Словно подарок для ума, в голове прозвучали слова Вельзевула про осторожность в общении с Чонгуком. Сокджин птицей встрепенулся, стряхивая с себя искушение перед богатством, глубоко вздохнул и посмотрел на муки пленника, который ужом извивается в клетке, страдая в тесном и замкнутом пространстве.
— За что сидишь? — спросил Сокджин, и тот плотно сжал губы, не желая отвечать. — Ну и сиди.
Он сделал шаг в сторону, и из клетки сразу донеслись слова, после чего Сокджин в полной мере ощутил на себе все предостережения Вельзевула. Мало он предупреждал, следовало ещё отвесить пару подзатыльников для лучшего усвоения материала. Чонгук — магистр скороговорок, гуру артикуляции и бог дикции. Лапшу на уши он не повесит, а закинет её с расстояния десяти метров и не промахнётся. Сунув лицо между прутьев, он со скоростью таракана тараторил, почему его заперли в клетке. Пока слух Сокджина привык к говору, история уже вещала про то, как местный судья подарил Чонгуку дом, а затем обвинил в мошенничестве и, как принято в Рэслоне, велел отдать в жертву Пифону.
— Ты надурил местного судью? — поразился Сокджин, отказываясь принимать правду.
Судя по всему, Чонгук родом не из Рэслона, иначе бы давно оказался в Аду, но каким-то чудом ему удалось обмануть самого судью города обманщиков, за что сразу же поплатился. Внешне Чонгук хорошо сложен, но, видимо, драться умеет только умом, поэтому проиграл в схватке с толпой.
— Не надурил, — упрекнул в клевете Чонгук, — а попросил подарить. Освободи меня, а? Не хочу в Ад. Я так молод, вся жизнь впереди. Не хочу из-за одного старого шизофреника умирать. Я дам тебе столько денег, что хватит на целый зáмок!
— Ты оцениваешь свою жизнь в один замок? — приподнял брови Сокджин, и Чонгук оживился.
Сокджин заинтересовался, значит, слова дошли до нужного участка мозга, и свобода всё ближе, надо только найти нужную ценность.
— А что ты хочешь? — осторожно поинтересовался Чонгук. — Что для тебя равносильно моей жизни?
Придумать можно очень многое, начиная от неиссякаемого источника золота и заканчивая вечной жизнью. Но Чонгук видит, что в деньгах Сокджин не нуждается, а бессмертием уже обеспечен. Забрать Чонгука в рабы? Прибрать его к рукам, значит, забрать себе все его блага, однако у него подвешен язык, поэтому быстро найдёт, на что выменять себе свободу.
— Ты не внушаешь доверия, — честно признался Сокджин. — С чего мне тебе верить? О том, какая у тебя репутация, я могу узнать от местного судьи.
Чонгук сполз к земле и ударился лбом о решётку, бормоча, что с судьёй у него дела не касались жизни и смерти, а теперь положение намного серьёзнее.
— Я дам тебе свою кровь, — он указал на землю. — Подай вон ту острую щепку.
Сокджин подошёл ближе, устав от разговора:
— Что ценного в твоей крови?
В ответ получил озадаченный взгляд, в котором читается непонимание. Свой вопрос Сокджин посчитал вполне логичным, но Чонгук покрутил пальцем у виска и возмутился:
— Ты с луны свалился? Это же кровь! Если я тебя обману, ты можешь её проклясть, навести порчу или убить меня. Всё живое можно проклясть. Только мёртвое нельзя, потому что оно уже потеряло жизненную силу. Ты, вроде, не совсем человек, а такие глупости спрашиваешь. Так, что тебе надо? Говори, пока меня не отдали Пифону. Пользуйся моим жалким положением.
Сокджин поднял щепку и вернулся к Чонгуку, глаза которого горят скорой свободой. В таком состоянии человек пообещает с три короба, а потом сбежит в неизвестном направлении. Сокджин ему не верит, но доверился Вельзевулу, который рекомендовал Чонгука, как помощника.
— Местную библиотеку видел? — Сокджин тяжело вздохнул и дождался, когда Чонгук кивнёт. — Достань мне оттуда камень Подчинения.
Не задумываясь над сложностью поставленной задачи, Чонгук вырвал из рук щепку, расковырял ладошку и суетливо пожал руку Сокджину, при этом счастливо смотря в глаза. Детская радость вперемешку с восторгом насторожила Сокджина. Неужели так легко украсть камень? Или только для Чонгука воровство запечатанного предмета — плёвое дело? Вельзевул говорил, что камень охраняется от людей, что натолкнуло Сокджина на неутешительный факт — не такой уж Чонгук человек. Глаза не соврали, когда разобрали его ауру по частям. Она смешанная, но не в равных частях, будто спешно собрана из разных созданий, и отделить что-то одно получилось с трудом. Зрение некромага чётко уловило лишь людскую кровь, а остальное настолько перемешалось, что превратилось в пыльно-багровый цвет.
— Срывай печать! — Чонгук притопывает от нетерпения, гипнотизируя замок, и Сокджин тяжело вздохнул, приготавливаясь к худшему исходу сделки.
Надорвав исписанную заклинаниями бумагу, он не успел моргнуть, как Чонгук ногой толкнул дверь, и она сломалась в трёх местах. Люди повесили первый попавшийся замок, надеясь на печать и не представляя, что кому-то взбредёт в голову освободить жертву.
— Беги за ворота! — Чонгук обеими руками толкает Сокджина к дороге. — Когда люди увидят, что меня нет, то тебе крышка. Спрячься в лесу, а я тебя найду и отдам камень.
И был таков. Только рубашка в темноте мутным пятном мелькнула, пока полностью не скрылась в ночном мраке между домами. Большим болваном Сокджин себя никогда не чувствовал, с чем себя и поздравил. Ему за минуту запудрили мозг и обвели вокруг пальца на широкой площади, оставив на память полосу крови на ладони и озадаченный произошедшим вид. Он посмотрел на кровь в тусклом свете и побрёл вдоль улицы, забывая найти конюха. Хотя Чонгук быстрой ланью ускакал в тёмную неизвестность Рэслона, дал дельный совет: пора делать ноги из города.
У Пифона украли жертву. Ему всё равно, ведь по своей природе неприхотлив в жертвоприношениях, которыми жители города одаривают регулярно, отдавая всё, что не могут объяснить. Именно они, а не Пифон, взбунтуются от пропажи, начнут искать и, конечно, обвинят гостя города, который, по их мнению, слишком глуп, чтобы понять, кто закрыт в клетке. В итоге, Чонгук будет дышать полной свободы грудью, а Сокджин вернётся в Ад.
Быстро шагая по улице, он не захотел дважды чувствовать себя идиотом, потому не собирается ждать Чонгука в лесу. Более того, он вышел за ворота и направился по дороге, не оглядываясь на город и взяв за цель замок короля. Мысленно он послал Вельзевулу извинения за то, что не смог совладать с хитрозадым Чонгуком. В самом деле, как можно протараторить целый рассказ на одном дыхании и не сделать остановку, чтобы обдумать слова? Чонгук говорит, что думает, поэтому не задумывается над тем, что сказать. Как он вообще дожил до своего возраста? Сколько ему? Двадцать три? Двадцать четыре? Не достиг четверти века, а уже попал в клетку для жертвоприношения. Вот это уже не удивительно, потому что к ней приводят любые попытки прожить на обмане, а Чонгук позарился на дом судьи, что само по себе глупо.
Осматриваясь вокруг, Сокджин задержал взгляд на деревьях в лесу, вспомнил лошадь, и пожелал ей найти хорошего хозяина и, желательно, не из Рэслона. Ещё обиднее стало от непроданного седла. Стоило сначала выручить деньги, а потом спасать болтуна. Да уздечку следовало забрать для продажи. Без денег тяжело даже тому, кто не нуждается во сне и еде. Ноги-то остались, а скорости нет, поэтому топать до столицы придётся долго, а бесплатно подобрать попутчика никто из торговцев не согласится. Сокджин пренебрежительно фыркнул, показывая себе, что справится. Да, дорога дальняя, но ведь теперь ни о каких потребностях можно не переживать. Времени в запасе полно, поэтому есть возможность узнать, что такое некромантия и некромагия и как ими пользоваться. Вельзевул говорил, что Сокджин стал важной персоной. Вот пусть лича в столицу нежить несёт на руках.
Неспешно передвигая ногами и поправляя на плече седло, Сокджин вспомнил, что необходимо сделать, чтобы увидеть чужую ауру. Тренироваться в лесу не на ком, поэтому занятие бестолковое. Не отчаиваясь, он повторил слово, чтобы избавиться от назойливых призраков. Слово сложное — язык сломать можно. Хотя Чонгуку любая абракадабра не в тягость. Язык без костей — это про него.
Сокджин резко остановился. На секунду показалось, что он слышит возню сзади. Оглянувшись, он увидел вдалеке ворота города и темноту внутри, но шум постепенно возрос, словно кто-то медленно повышает голос, перебирая все известные тональности. Из города выбежал Чонгук: рубашка задралась к пупку, непослушные волосы ветер закинул к макушке, а ноги несут его, едва касаясь земли. Сокджин видит только, как колени сменяют друг друга, а стопы, двигаются синхронно с согнутыми в локтях руками. Чонгук бежит из города, как от чумы, выпучив вперёд глаза и сомкнув челюсти, при этом набирая скорость, коей Сокджин в жизни не достигал, даже будучи ребёнком.
Чонгук помахал ему кулаком, крича, что он всё сделал, а следом за ним выбежала толпа разъярённых людей, от которой у Сокджина вся жизнь, включая те короткие часы после смерти, пролетела перед глазами. Довольный выходкой Чонгук, хотя ухнул от стремительного приближения толпы, не сдался и на всеобщее обозрение показал, что знаком с Сокджином, тем самым подставляя его под гнев людей.
— Вздрючь твою в аду мать! — на глухом выдохе обмер Сокджин, не отрывая взгляд от горящих за спиной Чонгука факелов и взмахов вил.
Следом над его головой пролетела стрела, и Чонгук взвизгнул и принялся маневрировать на дороге, чтобы стрелок не сориентировался в темноте.
— Чего встал, как в картинной галерее?! — заорал Чонгук, всё быстрее приближаясь к Сокджину. — Беги, межеумок!
Крики людей распугали птиц в лесу. Стая поднялась высоко над макушками деревьев, громко прочирикала от происходящей суеты в Рэслоне и растворилась в темноте, после чего Сокджин выдохнул. Вторая стрела воткнулась в землю возле ноги Чонгука. Сокджин прижал к груди седло и сорвался с места, представив, как взбешённая толпа по пути подхватит его на руки, развернётся и утащит в город на площадь для жертвоприношения Пифону. Пробежав сотню метров, он оглянулся — Чонгук приближается, толпа не отстаëт.
— Да чтоб тебя, придурок, — процедил сквозь зубы Сокджин, быстро перебирая ногами и не понимая, каким надо быть дураком, чтобы украсть запечатанную от людей вещь из библиотеки и через главные ворота бежать из города.