Моя жизнь летит в пизду сквозь время и пространство. Сделал всё, что в моих силах, я смотрел и улыбался. "Привычка" Alphavite feat. Млечный
Когда Млечный заканчивает третий раунд, Никита спокоен. Не аплодирует, не лезет обниматься, — рано, да и баттл всё-таки, но он переглядывается с Ваней, и в ответ на неловкую попытку того сдержать широченную улыбку, Алфи только усмехается в ответ. В конце концов, проиграть сейчас Ване лучше даже, чем выйти в финал. Никита и согласился-то участвовать только по просьбе Рестора, так-то нахуй надо. А Ване бабло, Ване красивый камбэк, сраную street credibility — Ване всё это нужнее, без базара. Так что Алфавит даже не пытается выглядеть подавленным или озабоченным исходом баттла. Он, конечно, не облажался, но бля, какие вопросы, Млечный хорош. Хочется только отвалить к бару и расслабиться. Потом посмотреть в толпе другие баттлы, — без напряга, не думая, кто будет с ним в полуфинале, потому что в полуфинале будет Ваня. Хайд машет в его сторону рукой, и Никита понимает, что, во-первых, прослушал фирменную занудную телегу отца баттл-рэпа. А во-вторых… А во-вторых, тот отдал голос ему. Странно, но похуй. Пусть будет голос престижа. Когда Оби Ван делает счёт 2-0, уже не прикольно. "Ну, у тебя был вообще пиздец, круто" – Алфавит смотрит на Оби как на жертву неоконченного среднего, и пытается мимикой показать Млечному одновременно "ебать, ну это же Оби" и "не ссы, пройдёшь". Ваня кивает, нервно, и Никите приходит в голову мысль, что ему реально нужны эти деньги. Мысль на вкус как дешёвый растворимый кофе, — тот, который пил первое время в Москве, потому что без кофе — ну, не выжить. Вспоминается, как когда-то у Вани на хате отмечали какую-то победу, а может, просто праздник был, и утром, пока все валялись ровным похмельным слоем по квартире, Ваня варил ему настоящий кофе в турке, и Алфи тогда радовался как ребёнок, несмотря на то что башка раскалывалась, а Млечный себе под нос материл утро, кофе, вписки как явление, и весь мир. Диджею 108-му хочется уже просто въебать. 3:0?! Алфа отступает на шаг, чтобы не послать их всех нахуй. Смотрит на Рестора своим самым диким взглядом, а тот в ответ только пожимает плечами, даже не перестаёт давить фирменную пьяную лыбу. Млечный прижимает беспокойные руки к лицу, трёт щёки, виски, подбородок, смотрит как-то потерянно, в себя. Это правда длится всего полминуты: Ваня ж боец, Ваня умеет проигрывать. Тянет руку пожать, и Никита не думает, — притягивает, обнимает от души. Держит дольше, чем положено, возможно чуть дольше чем можно. Спрашивает, как дебил: "Нормально?". Млечный говорит "да". Никита всегда это спрашивал, когда Ваня возвращал долг — каждый месяц, как по часам, и там дело косарём не ограничивалось, это он так на баттле пизданул, образно. Ваня всегда отвечал «да». А потом - erase/rewind. Джарахова Алфи даже не пытается слушать. 4:0. Дуня отдаёт голос Млечному, сраный голос престижа, и Никита на низком старте, потому что по Ване видно — свалит прямо сейчас, а значит не будет посиделок у бара, следующих баттлов, тусовки. Похуй. Только бы не потерять в толпе, за Ваней не то что не угонишься, — не уследишь. Алфавита вот в любой толпе видно за километр, а Млечного иногда и в упор не заметишь, пока не обнаружишь на себе его спокойный нечитаемый взгляд. Всё равно Никита не успевает, конечно: хлопки по плечам, поздравления, Рестор всё никак не отдаёт конверт, пиздит о чём-то на камеру. Так что когда он вываливается наконец на улицу, Млечного и след простыл. Ну ебать. Алфи набирает ему с телефона и ждёт, ждёт, ждёт. На бороде и бровях то ли инеем, то ли фирменной питерской моросью оседают холодные капли. В принципе, не страшно. Можно написать в телеге. Можно пересечься в Москве через пару дней. Но почему-то надо сейчас, надо... "Да?" — раздаётся в трубке, и Никита молчит долгие две секунды, пока мозг коротит. "Ты где?" — выдаёт наконец, и звучит это как предъява, и, конечно, Ваня так это и понимает: "Бля, Никит, не грузи. Никаких обид, всё ровно, окей? Мне в Москву надо". "Мне тоже, поехали вместе?" — слетает с языка так быстро, что получается почти тараторкой ебаной. "Я на блаблакаре машину нашёл, позвоню, спрошу, есть ли ещё место" — неохотно тянет Ваня и бросает трубку. Алфи думает, что Ваня подождёт пару минут, перезвонит и скажет, что мест нет. Потому что — ну а хули Никита к нему лезет. Однако, Ваня скидывает в телеге место, время и цену.***
В машине поговорить как-то не получается, — Ваня сразу откидывается на сиденье, подложив под голову свёрнутую куртку и, воткнув наушники в уши, закрывает глаза. Алфи ловит себя на мысли, что не знает, какую Ваня слушает музыку. Вроде Лок Дога. А может, его, Алфавита, треки? Хоть парочку наверно послушал, пока к баттлу готовился. Никита вот их фиты на репите гонял. Он пялится ещё какое-то время бездумно на острые скулы, родинки и проступающие синяки под глазами – как будто на баттле не насмотрелся, реально. Потом подтягивает себя вперёд, взявшись за спинки передних кресел, и нагло забирает себе пространство, беседу и внимание водителя и девушки-попутчицы на переднем сиденье.***
К тому времени, как они въезжают в Москву, водитель уже общается с Никитой как с родным братом, а девушка, – он даже не запомнил её имени, хотя она называла, согласится поехать к нему ночевать, если он позовёт, это точно. Но Алфавит почему-то докидывает сверху, чтобы их подвезли прямо к дому Млечного, и, скомкано попрощавшись, выпихивает полусонного Ваню в ночной двор многоэтажки. – Сегодня работа? – Что? – заторможенно переспрашивает Ваня, сжимая пальцы на переносице. Его, бля, скульптурными пальцами только косяки закручивать или ещё какое искусство мутить. – Уже почти утро понедельника. Тебе сегодня надо на работу? – Никита не знает, кем работает Млечный, догадывается только, что тот по уши в делах, чтобы раскидать долги. Но вряд ли Ваня работает в офисе с 9-ти до 6-ти, не тот человек. – К одиннадцати надо будет, – сориентировавшись наконец в пространстве-времени, отвечает Ваня, поправляя на плече рюкзак. – Тогда с тебя кофе, – уверенно заявляет Никита и идёт к подъезду, как к собственному. При вперёд, пока нахуй не пошлют, и всё будет пучком – заебись принцип, ни разу не подводил.***
Хата у Вани всё та же, только пустая, что ли. Ничего лишнего ни на полу, ни на стенах, как будто только что въехал. Никита не помнит, всегда так было или нет, но неуютно что пиздец. – С девушкой расстался, она съехала и мебель забрала. Да и вообще всё, что могла. Сказала, не будет ждать, пока я всё из дома продам, – неожиданно роняет Ваня, раздеваясь в прихожей. Теперь Алфи припоминает, что вместо крючков на стене был шкаф для верхней одежды, а напротив стояло трюмо. Но имени девушки он не вспомнил бы и под пытками. Кажется, видел её пару раз, пару лет назад, а может, это была не она, а тёлка до неё. Хуй разберёт. По крайней мере, турка осталась та же. И кофе пахнет как обещание рая. Надо думать, при долгах больше миллиона нет смысла экономить на кофе. Алфавит вспоминает, что ему нагрудный карман уже несколько часов как жжёт конверт с незаслуженными деньгами – с деньгами Вани, и достаёт его. Рестор ещё бы из парчи их делал, эти сраные красные конверты, и золотыми вензелями улепил бы. – Это…ну, твоё, - говорит он, кладя красное прямоугольное страхоёбище на стол. Смотрит в тёмные глаза Млечного и чувствует себя убогим идиотом. Обычно Алфи умеет разговаривать. Да что там, он умеет пиздеть так, что цыганки у вокзала отдают всё золото и дочерей в придачу, но почему-то с Ваней не получается. – Забери, – Млечный отворачивается от него и опирается на кухонную стойку. – Не подыхаю я с голоду, разрулю всё сам как-нибудь. Алфавит не знает, когда он успел стать экспертом по невербальной коммуникации, но если и без того острые лопатки грозятся прорезать футболку – значит, всё, пиздец, задело. Ваня разрулит, конечно, под забором не сдохнет, но бля, как впихнуть-то в красивый, резцом высеченный из титана или чего ещё потвёрже череп, что разрулится оно всё быстрее, если вот прям сейчас не выёбываться. Конверт остаётся лежать на столе, режет глаз красным пятном. В турке закипает кофе, пена льётся на конфорку, шипя. Млечный не шевелится. Никита подлетает к плите, выключает, снимает турку. Стоит с ней как долбоёб – разливать по чашкам надо, но Ваня замер как статуя, взгляд в пустоту, весь вес – сколько его там, семьдесят хоть кило наберётся? – перенеся на руки, побелевшие костяшки, вцепившиеся в край столешницы. Никита вспоминает, почему они перестали общаться – потому что Млечный пиздец какой сложный. Не говорит ничего, только смотрит вот так вникуда зенками, бля, огромными ведьмовскими своими, как будто больно, а спросишь – так и в ебало прилететь может. А Алфи нихуя не тонкая и чуткая натура. За язык поганый без костей ему уже кучу этих костей переломали. Ну и делать-то что, спрашивается? Он ставит турку обратно на перепачканную пеной плиту и, как в ледяную воду с причала, шагает к Ване. Обнимает, – не как на баттле от полноты дружеских чувств, – с опаской обнимает, если честно. Обхватывает как бочку обручем, хватает за локоть, за плечо, цепко – не вывернешься. Ваня дёргается, заезжает ему башкой в скулу, но вроде не специально, на рефлексах. Замирает, как сжатая пружина. Алфи боится пиздануть что-нибудь не то, поэтому просто стоит и держит. Даже дышать боится в коротко стриженный висок. — Иди нахуй, — ну заебись, блять. Никита в первый, может быть, раз в жизни старается быть лучше, чем есть, а он вот так. — Заебал, нахуй иди, — повторяет Ваня, но как будто уже тише, и Алфи решается: — Я помочь хочу, — разворачивает к себе, ловит его взгляд, заставляет на себя смотреть, почти лбом в лоб упирается. Млечный смотрит на него, — секунду, — как будто из глубины вынырнул. И тут же пихает его обеими руками в грудь, отводит взгляд, уходит снова в себя. Но Никите уже позарез надо вытащить его внимание на поверхность, потому что вот Алфи, здесь, перед ним, с ним. Хоть пляши, хоть вешайся, а Никита если хочет чего-то, то возьмёт. Даже если сам потом проклинать себя будет. Вот в этот раз он начинает проклинать себя ещё за мгновение до того, как делает глупость. До того как целует Млечного в сухие тонкие губы. Алфи сосался раньше с парнями пару раз - по пьяни, по угару, по фану, на спор. Не взасос, конечно, да и не хотелось. Большой разницы-то не замечал, - лучше, чем со страшной тёлкой, хуже, чем с красивой. Но с Ваней целоваться совсем не как с высоченной тощей девахой, не как с накуренным соседом по общаге. Не смешно с Ваней целоваться. — Я тебе уебу, — обещает охреневший Млечный, сразу же разрывая поцелуй, подтверждая его мысли, но у Никиты в башке не предусмотрено ни тормозов, ни хода назад. — Потом, ладно? — Алфи перехватывает его руки, но Ваня и не лезет особо в драку, позволяет себя держать. — Да что с тобой, бля, не так?! Оставь меня в покое, — Млечный смотрит на него с опаской, с угрозой, с просьбой. Срывается на последнем слове. — Мне не похуй на тебя, — признаётся Алфи, не знает, что ещё добавить, честно. Млечный моргает — раз, второй, встряхивает головой, точно ему послышалось, но какое там, когда Никита всё ещё держит его за руки, всё ещё стоит так близко, что пиздец; как на баттле — протяни и потрогай, но на баттле не считается, на баттле он сам его чуть не засосал со своим первым раундом гейским. У Алфи мозги выкипают, как несчастный кофе, который уже, по ходу, никто пить не будет, когда он пытается решить, что делать дальше, но Ваня с нечитаемым взглядом в кои-то веки берёт на себя бремя безумия и коротко кивает. Дальше Никите мозги не нужны, дальше он как рыба в воде, самая крутая обезьяна в этом зоопарке, хуле. Зачем жить, если внутренности не сводит от того, что делаешь то, что нельзя, да и с чего вдруг нельзя, если только Бог смотрит, а ему точно похую. Взасос ещё лучше, взасос просто охуенно получается, пизже чем с любой из его бывших девок. На битах бы проверить, у кого рот проворней, но тут Никита явно ведёт. Ваня в ответ почти не целует, но Алфи достаточно того, что когда он отпускает костлявые запястья и кладёт свои руки на стриженный затылок, руки Млечного ложатся ему на шею и щёку, и если это не лучший поцелуй в его жизни, то хуй его знает, наверно лучшие ещё впереди. — Хима научила? — оторвавшись, внезапно спрашивает Млечный, задыхаясь, и это так неожиданно, что Никита невольно начинает смеяться. — Нет, бля, Рики. — фыркает он. —Хочешь покажу, что ещё умею? — трогать чужие хуи, пусть даже через джинсы, Алфи точно никто не учил, но он парень талантливый, сам разберётся.