затишь.

«Началом гордыни бывает обычно презрение. Тот, кто презирает и считает за ничто других — одних считает бедными, других людьми низкого происхождения, третьих невеждами, вследствие такого презрения доходит до того, что почитает себя одного мудрым, благоразумным, богатым, благородным и сильным». «Зависть есть печаль из-за благополучия ближнего, которая <…> ищет не добра для себя, а зла для ближнего. Завистливый хотел бы видеть славного бесчестным, богатого — убогим, счастливого — несчастным. Вот цель зависти — видеть, как завидуемый из счастья впадает в бедствие».

Сумерки ложатся на дотошный город незаметно. В нем все до неприличия серое, отливающее омерзительной желтизной при солнечном свете. Серый асфальт, серые дома, серое небо и такие же серые люди, угрюмо снующие туда-сюда за надобностью хоть как-то выживать в бесконечно безэмоциональном мире. Разве серый цвет может вызвать хоть какие-то эмоции? Уныние, разве что. И Тэхен так же уныло плетется домой, сумев отсидеть до конца последнюю пару и не уснуть от очередного лекторского бреда, не касающегося программы от слова совсем. Занятия в университете во вторую смену тратят уйму его драгоценного времени, одногруппники раздражают своими детскими выходками и выводами, взрослое поколение нервирует, раздражает постоянный шум города, гул машин, прохожие, что останавливают его посреди улицы и спрашивают дорогу. Раздражает. Как же он устал... Как же хорошо было бы, если бы все эти внешние раздражители, влияющие на психику как самые настоящие аллергены, хотя бы на миг исчезли, оставив Кима в тишине и спокойствии. Ему просто хочется той самой безмятежности, о которой не принято говорить в шуме столичной жизни, где, по обычаю своему, кафе и рестораны всегда забиты людьми, улицы — вечно опаздывающими и прогуливающимися жителями и туристами, школы, университеты, торговые центры, метро — все кишит людьми, будто бы огромный муравейник. Парень возвращается в квартиру, как и всегда, ближе к вечеру, когда за окнами на город постепенно опускаются сумерки, побуждая улицы заполняться еще большим потоком машин, что безжалостно гудят, стоя в пробках, и насыщают асфальт бело-красным. Ким скидывает рюкзак у порога и делает глубокий вдох, наконец расслабляясь и наслаждаясь уютной тишиной. Он знает, что дома никого нет и не будет как минимум неделю — родители в отпуске заграницей, а это значит, что все апартаменты в полном его распоряжении. Именно поэтому он без доли стеснения щеголяет по квартире нагим, неспешно принимает душ, наслаждается спокойной атмосферой и умиротворением, стоя под теплыми каплями воды, и улыбается уголками губ, когда надевает все чистое и ярко пахнущее кондиционером для белья. Щелчок, ещё щелчок — и вся квартира погружается в полную темноту. Тэхену так комфортно и удобно. В его комнату едва попадает уличный свет, потому что темные тяжелые занавески он никогда, в противовес себе, не закрывает, а кровать с белыми простынями освещается бледно-синим искусственным светом от широкого монитора. Перспектива портить себе зрение не кажется такой уж прельщающей в его почти двадцать лет от роду, а потому парень, недолго думая и чуть наклонившись, включает гир-лянду в розетку, чтобы не сидеть в полной темноте перед экраном. Ким усаживается за стол, сразу же надевая наушники, что сверху немного придавливают его подзавитые от теплой влаги черные волосы, и щелчком мыши заходит в Steam. Эту весеннюю ночь он не хочет терять на такой необходимый сон для своего организма, что успел порядком вымотаться за неделю в бешеном ритме. Тэхен пробегается блестящими глазами по списку друзей и хмыкает, останавливаясь на иконке с кроликом, что заключена в зеленую рамку, а статус дает четко и ясно понять: «В сети». И кто бы мог сомневаться? Парень легко приподнимает уголки губ, почесывает загрубевшей подушечкой пальца веко, потому что глаза после полного трудового дня начинают порядком уставать, попутно обдумывая ненавязчивые идеи, а потом все-таки решает понавязываться и уже через несколько секунд слышит звук гудков, надеясь, что абонент трубку, как и всегда, возьмет. — Я все понял, можешь не продолжать, — раздается на том конце провода приятный голос с явной усмешкой. — Уже захожу. — Быстро взял, — хмыкает Ким и облизывает губы, запуская игру. — В этот раз не дрочил, Чонгук? — посмеивается он, довольствуясь чужими обреченными выдохами и совсем тихим: «Идиот». Чонгук — друг со школьной скамьи, что сейчас разделяет с Тэхеном его университетские и, как многие привыкли говорить — лучшие годы, обучаясь в том же здании, но на другом направлении. Чаще всего парни встречаются именно в виртуальной реальности, нежели в университете, хотя живут всего в квартале друг от друга. Виной тому несостыковки в расписании и отвратительная вторая смена, что досталась именно технологическому факультету, на котором учится Ким. Но ночь на то и ночь, чтобы быть временем особенным — именно тем ничтожно малым отрезком в дозволенных двадцати четырёх часах, который ты можешь полностью посвятить себе и своим увлечениям. Игра идет своим чередом, на карте десять игроков, и каждый с довольно высоким званием и хорошей реакцией. Не зря же подростки, играющие в онлайн-шутеры, имеют возможность быстрее соображать и действовать, нежели их сверстники, таким делом не занимающиеся. Тэхен покусывает нижнюю губу, сосредоточенно бегая глазами по экрану и наклоняясь чуть ближе, будто бы это поможет ему лучше разглядеть карту и, в случае чего, увидеть противника. Он только хочет нажать на кнопку мыши и со щелчком выпустить очередную партию патронов в противника, что внезапно выскакивает из-за угла, как его вмиг опережают и попадают его мишени точно в голову. — Сука! — Ким то и дело хочет снять наушники и швырнуть их на стол, но понимает, что это — единственное, что сейчас позволяет ему услышать тихий смех Чонгука. — Я же просил тебя не лезть... — обреченно выдыхает парень и откидывается на спинку стула, глядя в экран. Раунд окончен и выигран, а сам Тэхен красуется на второй строчке по достижениям, когда первую горделиво занимает Чон. — Я не смог удержаться и не помочь своему другу, — смеётся в динамиках Чонгук и, судя по звукам, отпивает пару глотков из очередной банки энергетика. — Не расстраивайся, у нас еще вся ночь впереди. Или малышам надо ложиться баиньки? — лукаво интересуется тот, дожидаясь очередного сбора игроков. — Малыш не собирается идти спать, — бубнит Тэхен, явно занятый не разговором и, скорее всего, даже не понимающий, что говорит. Перед глазами мелькают цифры, значки, а он, совершенно немного нервничая, открывает выпавший ему после игры кейс. Киму практически никогда не везет с этим, но сейчас парень в удивлении вскидывает брови, пялясь на экран, когда ему выпадает дорогое оружие. Улыбка сама просится на лицо, а внезапно пропавшее желание играть вновь нарастает с новой силой. — Идем на эту же карту. Я покажу тебе, как нужно грамотно трахать, — усмехается он и в очередной раз запускает игру под нескончаемые вопросы Чона про то, откуда такая уверенность у малыша и почему так резко поменялось настроение. Они так и играют, практически ни на что не прерываясь и ни разу не сбрасывая звонок. В наушниках — приятные друг для друга голоса, иногда неожиданные выкрики или реплики с кучей мата, наставления по ведению игры, а в перерывах — спокойным голосом беседы обо всем интересном и не очень. С Чонгуком по-настоящему легко и нескучно. Он рассказывает Тэхену последние новости своего факультета, много говорит о семье и о том, что его стали чаще звать на разного рода мероприятия для игры на фортепиано, на что Ким тихо цокает. Чон много раз звал его с собой, чтобы тот просто послушал и смог оценить как человек, в музыке почти не разбирающийся, но от природы имеющий хороший слух, но тот постоянно отказывался, ссылаясь на занятость, учебу, лень, нехватку времени, однако никогда не говорил о незаинтересованности. Тэхен и сам когда-то хотел научиться играть хотя бы на гитаре, но, подумать только, как может кардинально измениться жизнь за несколько лет: в детстве из-за нехватки денег в семье у него практически не было возможности посещать кружки и секции, а сейчас он сидит за дорогостоящим компьютером в квартире, что расположена в самом центре столицы, и думает о том, что ему все это, собственно, уже и не нужно. Перегорел. — Серьезно, Тэхен, ты мог бы хотя бы зайти на одно занятие, тебе как раз по пути с университета, — бурчит Чонгук на том конце провода, когда Ким, откинувшись на спинку стула, лениво размешивает в кружке приготовленный совсем недавно чай с щепоткой бергамота и ложечкой сахара и кидает взгляд в окно. Светлеет. А он и не заметил, что уже утро. — Ты знаешь, что мне неудобно, — немного замято отвечает парень и подносит кружку к губам. — Ты живешь в квартале от меня, — тяжело вздыхает Чон. Старается не отчаиваться. — Зайди хотя бы ко мн... Кружка со звоном серебряной чайной ложки о ее край останавливается в сантиметрах от чужих губ, а меж бровями Кима залегает складка. Звонок сброшен. Оборван. Тэхен отставляет кружку на стол с тихим стуком и повторно набирает Чонгука, находясь в полном недоумении — лимита на время звонка никогда не было, а связь всегда проплачена на несколько месяцев вперед. Гудков в наушниках нет. Парень хмурится еще сильнее и кидает взгляд на нижний угол монитора. Связи нет. Ким хватает телефон, но тот лишь отзывается ёмким «нет сети». Тело медленно охватывает непонятное чувство, граничащее с начинающейся паникой, а в голове уже всевозможные варианты развития событий: от простой поломки сети, до глушения сигналов в виду неотложных военных действий. Он даже не может позвонить родителям... Парень заметно нервничает и пялится куда-то в окно, покусывая нижнюю губу и постукивая пальцами по подлокотникам. Такого никогда еще не было. Впервые им овладевает подсознательный страх и странное предчувствие того, что, почему-то, не все хорошо. Тэхен заметно нервничает и впервые решает не плюнуть на все и лечь в кровать, а пойти и проверить, не случилось ли что с Чоном. Со связью можно разобраться и позже. Он натягивает на себя куртку и, прихватив телефон, выходит из дома, вдыхая свежий весенний апрельский воздух. На улице достаточно тепло и достаточно тихо для воскресного раннего утра. В такое время обычно можно встретить дворников, что метут улицы от скопившейся за сутки пыли и грязи, или же с грохотом проезжающий мимо пустой трамвай, в котором кондуктор, поудобнее усевшись, досыпает свои утренние часы. Светофоры в центре города сменяют свои сигналы и пищат — и это единственное, что создает хоть какие-то звуки в кромешной тишине, не считая прохладного ветра, лениво колышущего мягкие зеленые листья деревьев. Тэхен застает Чонгука быстро идущим ему навстречу, явно наспех одетым и сердито сжимающим в ладони свой телефон вместе с ключами от дома. Ким кидает взгляд на дисплей своего мобильного, когда парень, такой же растерянный, как и он сам, останавливается всего в паре шагов: без малого шесть утра. — У тебя... тоже? — с осторожностью спрашивает совсем немного запыхавшийся парень, кивая на тэхенов мобильный, будто бы ждет, что тот ответит ему ёмким: «Нет, я просто решил прийти к тебе после всех твоих уговоров». Но Чон заглядывает глубоко в ореховые глаза, наполненные искренним непониманием происходящего, и осознает, что, видимо, тут не до шуток. — Так, ладно, — вздыхает он и оглядывается, оценивая обстановку, — я не знаю, что в таких случаях нужно делать, но даже сирены не было слышно, — будто бы в заключение произносит тише. Это все похоже на плохой сюжет малобюджетного триллера, в котором герои просто волей случая встречаются в виду катастрофы или опасных приключений. Тэхен очень хочет на этот счет пошу-тить, сказать, что точно так же сорвался и вышел из дома, направляясь к другу, а не лег в кровать, сетуя на отвратительные сервера своего провайдера и такую же отвратительную сеть выбранного им оператора. Но что-то же бывает в людях такое, глубоко сидящее внутри, что неосознанно для них самих подталкивает и побуждает к действиям. Чонгук точно так же не понимает, что сподвигло его выйти из дома после того, как связь оборвалась и рядом со всем необходимым значком интернета появился красный раздражающий крестик. — Людей нет, — кратко констатирует доселе известный факт Ким, продолжая искусывать уже начинающие кровить губы, пробегаясь взглядом по всему вокруг, пытаясь заглянуть в окна домов. — Возможно, нас просто не предупредили, — хмуро предполагает парень. — Вот как часто ты смотришь новостные каналы или городские оповещения? Верно, так часто, как и я — практически никогда. Это, возможно, учения или... — Чонгук шумно выдыхает, потому что сейчас невозможно что-то объяснять человеку, по виду которого можно понять, что не спал он явно больше суток, потому что старший смотрит на него как на идиота, медленно моргая или же не моргая своими красными глазами с полопанными капиллярами совсем. — Если тебя что-то тревожит, пойдем ко мне? Я думаю, днем все наладится, — хмыкает он и внутренне расслабляется, разложив в голове все мысли по полочкам. Кому нужно на работу или в школу в воскресный день? Время всего-то шесть утра. Нормальные люди в это время спят, и спать будут еще долго, пытаясь восполнить свои ранние будничные пробуждения. — Метро, — выдает Тэхен, глядя на друга. — Что «метро»? — нахмуривается тот, непонимающе смотря в ответ. — Метро всегда начинает работу с половины шестого утра, — он беспринципно хватает парня за руку и ведет за собой в сторону ближайшей станции столичного метрополитена. — Там должен быть кто-то. — Почему ты так печёшься за это? — негодует Чон, понуро следуя в нужную сторону. — Потому что у меня плохое предчувствие, идиот, — чуть ли не рявкает Ким, сжимая крепче чужое запястье. Они быстрым шагом доходят до станции, что выглядит местами немного пошарпанной, но зато гордо красуется выцветшей красной буквой «М» на входе. Тэхен не понимает, что им движет в данный момент, он так же, как и Чонгук, абсолютно не понимает что происходит, но интуиция подсказывает идти напролом, ничего не остерегаясь. По крайней мере, в метро люди, пусть даже обычная охрана или те самые грустные мужички и тетки, что сидят в будке у эскалаторов и внимательным взглядом окидывают каждого спешащего по своим делам. Контролеры, что с них взять. Сердце стучит в висках как бешеное, а Ким чуть было не до посинения сжимает чужое запястье, когда они, спустившись туда, где всегда пахнет приятной сыростью и кожей обо-дранных старых сидений, не видят абсолютно никого. Турникеты работают, время на часах совпадает минута в минуту, но нет привычного гула поездов, людского шума и топота ног. Чонгук нервно и шумно сглатывает для такой все еще не-обычной и непривычной слуху тишины, пока Тэхен медленными и уверенными шагами все ближе и ближе подводит себя к паническому состоянию. Они смотрят друг другу в глаза нечитаемым взглядом, и, кажется, оба не дышат. Такого просто не может быть. Они шли все каких-то несколько кварталов, но все улицы и дома были безлюдны. В круглосуточных магазинах и аптеках привычно горел свет, мигали привлекающие внимание вывески, но абсолютно никто не встретился им на пути, будь то опаздывающий на работу кассир, выехавшие на неотложный вызов врачи, скитающийся бездомный или шайка хмельных подростков. Будто бы наступило затишье. Все люди попрятались по своим домам, оставив пустовать свои рабочие места. Но такой пустоты и тишины просто не может быть. Должен же гореть свет в квартирах, а как же органы госбезопасности, которые, в таком случае, должны расхаживать по улицам, контролируя любое перемещение гражданских? Это аномальное состояние столицы, не иначе. — Тэхен... — аккуратно просит выйти его из своих мыслей Чон, с комом в горле произнося чужое имя. А что, если и вправду массовая катастрофа, военное положение, эпидемия? Почему их никто не известил? Почему они оказались в городе совсем одни, и почему их никто не остановил, когда они вышли на улицу? Или просто... некому было? Что им делать? Им нужно спрятаться? Попытаться найти кого-то, кто поможет? Это похоже на фильм про зомби, вот только фантастику так грамотно снимать никто не умел никогда. А что, если связь так и не появится? Они же, мать его, в центре столицы, тут не должно такого быть. Такого просто быть не может. Как позвонить родителям или своим друзьям, знакомым? Кому-нибудь, но только не друг другу. А что, если им так никто и не поможет? Надолго ли это затянется? Слишком много вопросов, а слезы начинают медленно душить. Тэхен просто не может поверить во все происходящее. Он щипает себя за руку, просит Чонгука дать ему пощечину, с криком, эхом разносящемся по пустому метрополитену, бьет кулаком о стену, но все никак не просы-пается. Значит, не сон? Ким медленно садится на корточки, бегая глазами по серому мраморному полу. Он всматривается в узоры, пытаясь чем-то себя отвлечь, но не выходит. Парень хватается за голову, вплетая пальцы в свои чернявые волосы и беззвучно роняет слезы на каменный пол, а те в такой тишине с треском о него разбиваются. Или же это в Тэхене что-то трещит и ломается? Чонгук медленно подходит к нему и оседает рядом на пол, заботливо и сочувственно обнимает, прижимая к себе. Он здесь, протяни руку — и можешь почувствовать чужое тепло кончиками пальцев. Чону не лучше, но он старается мыслить здраво, пока парень так отчаянно вцепляется в его майку и всхлипывает, не стесняясь своих эмоций. В городе пусто, прохладно. В метро, прямо здесь — до невозможности сыро, тихо, страшно. И они оба боятся и не знают, что будет дальше. Будет ли вообще? — Тебе нужно выспаться, — Чон заботливо поглаживает по спине, продолжая разглядывать окрестности метро потухшим взглядом, — я спал до вечера, а ты со вчерашнего утра на ногах, — спокойно продолжает он и мягко давит на чужие плечи, заставляя отстраниться и посмотреть на себя. — Будем держаться вместе. Сейчас пойдём ко мне, а ближе к вечеру вновь выйдем все проверить, — он говорит уверенным тоном, командует, указывает, потому что все решил за двоих. Чонгук бы никогда не сказал, что имеет эгоистичные порывы, но если сейчас он даст волю эмоциям так же, как и Ким, то они окончательно растеряются и поддадутся панике, что может плохо закончиться. Тэхен стыдливо утирает слезы, растирая и до того красные глаза, а затем едва заметно кивает, соглашаясь с тем, что здраво мыслить нужно только на свежую голову. Они идут домой, постоянно зачем-то оглядываясь.