***
Ближе к вечеру того же дня инспектор сидел в своем кабинете и напряжённо смотрел на пончик, покрытый шоколадной глазурью. Рядом стоял стаканчик остывающего кофе, чёрного, как полярная ночь, и невкусного, как вчерашняя чечевица. Новое дело было запутанным, странным и не хотело складываться. Недавно к нему заходил сержант Беран, говоривший с коллегами Брожа. Те рассказывали, что в день своей смерти Брож пришёл на работу в прекрасном настроении, вёл себя совершенно обычно, признаков депрессии не выказывал. В начале одиннадцатого вышел покурить и не вернулся. Жена Марека — слегка полноватая женщина с симпатичными чертами лица, которое несколько портило выражение боли и скорби — сказала, что её муж был замечательным, заботливым и добродушным человеком. Что в последнее время он казался даже счастливее, чем обычно, мечтал о своём собственном ресторане и совсем, совершенно, никоим образом не мог совершить самоубийства. Девять туристов со Староместской площади были категорически с этим несогласны. Как и ожидал Штепанек, ничего нового они сообщить не смогли, только потрепали ему нервы. Особенно раздражающей была та старая дама, оказавшаяся богатой туристкой из России и обладательницей немецкой фамилии Витгенштейн, которая почему-то казалась ему знакомой. «Такой старый род, а воспитания никакого, совершенно ужасно», — покачал головой инспектор — про историю своего рода дама распиналась едва ли не дольше, чем о своих правах. Итак, что же остается в итоге? Марек Брож, честный и дружелюбный человек, любящий свою жену и мечтающий о своём ресторане, сегодня утром в отличном настроении отправился на работу, приготовил несколько блюд, вышел покурить, отправился на площадь к памятнику Яну Гусу и задушил себя на виду у группы туристов. Что во всей этой картине не так? Что он упускает? Инспектор взял пончик и откусил. Прожевал, сделал глоток кофе и посмотрел в окно. Ему ещё не приходилось видеть людей, которые решали покончить с собой за одну выкуренную сигарету, пребывая перед этим в отличном расположении духа — а повидал он немало, как во время службы в полиции, так и до неё. Что могло заставить Марека совершить столь отчаянный поступок за столь короткое время? Он что-то видел? Слышал? Узнал? Инспектор покачал головой и вернулся к пончику. Посмотрел на дверь. Нет, что бы с Мареком Боржем ни случилось во время перерыва, для добровольного самоубийства прошло слишком мало времени. Значит, заставили? Но кому нужна смерть обычного повара? Штепанек снова перевёл взгляд на пончик. Взял его в руки. Перевернул. Может быть, он смотрит на эту ситуацию не с той стороны? Скажем, дело было не в поваре и не в самоубийстве. Например, если вдруг кому-то понадобилось привлечь внимание в одном месте, чтобы незаметно провернуть что-то в другом… В дверь неожиданно постучали, сбивая Штепанека с мысли. — Войдите, — сказал он, со вздохом отложив остатки пончика. В кабинет вошла Бенешова и положила ему на стол стопку бумаг. — Отчёт криминалистов, сэр, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд. — Рядом с трупом не обнаружено ничего подозрительного. Однако, — она сделала паузу, — в его карманах были найдены сигареты Marlboro и ничего, чем можно было бы прикурить. Инспектор посмотрел на сержанта в ожидании продолжения. — Также в кармане был обнаружен его телефон, но он запаролен. Эксперты сейчас работают над этим. — Хорошо. Сообщи мне, когда будут результаты, а я пока что съезжу в одно место, — сказал Штепанек, вставая из-за стола и снимая с вешалки пальто. Бенешова с удивлением посмотрела на него: — Куда вы, сэр? — Хочу посоветоваться со старым другом, — ответил он с улыбкой и вышел из кабинета.***
На улице темнело быстро. Сумерки уже окутали город, когда он наконец оказался на нужной улице. Впрочем, темнота ему была даже на руку. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на него не смотрят, он нырнул в неприметный тёмный переулок — самый узкий в этом городе — и очутился на ярко освещённой широкой улице, с множеством гуляющих по ней людей. Впрочем, нет, людьми они, конечно, не были. Мимо инспектора прошла небольшая группа подростков-оборотней, что-то бурно обсуждая и громко смеясь. На скамейке возле ларька с напитками сидела влюблённая парочка — кажется, из диких людей. Пройдя ещё примерно двести метров, Штепанек услышал доносящийся из подземного паба грохот — видимо, гномы и тролли опять что-то не поделили. Повернув направо и попетляв немного по узким переулкам, Штепанек очутился на тихой улице с уютными домиками по обеим сторонам. Здесь он повернул налево и пошёл до самого конца улицы, пока не очутился напротив двухэтажного особняка с забавной, неровной крышей. Табличка на входе гласила: «Волшебная лавка Краус». Инспектор поднялся на крыльцо, легко толкнул дверь от себя и сделал шаг назад. Дверь мгновение оставалась неподвижной, а затем резко распахнулась наружу — у хозяйки этого магазинчика было весьма своеобразное чувство юмора. Внутри было светло, тепло и пахло яблоками в карамели. Со стороны прилавка раздалось шуршание страниц и тонкий чих. — Карл! — К нему подошла невысокая рыжеволосая девушка лет двадцати и радостно улыбнулась. — Давно не виделись. — Добрый вечер, Паулина, — ответил он. Девушка рассмеялась и обняла его. Затем отстранилась и сказала: — Проходи, я сейчас заварю чай. А, и сегодня я испекла твой любимый пирог с яблоками. — Спасибо большое. — Инспектор в предвкушении втянул носом воздух. Запах был прекрасный. Штепанек снял пальто, повесил его в шкаф, стоящий рядом со входом. Справа от него располагались полки с редкими волшебными книгами, справочниками по зельеварению и трактатами о теории магии, слева висели пучки сушёных трав, стояли рядами скляночки с зельями, излучали магию амулеты в резных коробочках. Инспектор направился к неприметной двери за прилавком, которая вела из лавки в гостиную с изящным круглым столиком и венскими стульями из светлого дерева. Вскоре появилась и Паулина, а следом за ней летел заварочный чайник, две кружки и тарелки с ароматным пирогом. Они сели за стол. Чайник сам разлил янтарный чай по чашкам и опустился в центр стола. Они принялись за пирог, расспрашивая друг друга о делах, здоровье и погоде. Когда с пирогом было покончено, Паулина пристально посмотрела на Карла и вздохнула. — Я рада видеть тебя, друг мой, — сказала девушка, делая глоток из чашки. — Но я знаю, что ты не любишь здесь бывать. Что случилось? Карл смущённо отвел глаза и тоже вздохнул, — он никак не мог привыкнуть к тому, что его могут видеть насквозь вот так вот просто. — Сегодня утром на Староместской площади был найден труп, — наконец, сказал он. — Тот бедолага, который сам себя задушил? Знаю, — кивнула Паулина. — Я считаю, что на него повлияли. С помощью магии. У него, как ни посмотри, не было причин убивать себя, да ещё и таким способом. Девушка задумчиво посмотрела в свою чашку. Легонько поболтала рукой. Отпила. — И почему же ты тогда пришёл ко мне? Ты ведь альп, тебе достаточно посмотреть, чтобы узнать, было ли влияние. — То-то и оно, — кивнул Карл. — Я ничего не вижу. Вероятно, воздействовали на ауру. — Хм, надо же, — тихо произнесла Паулина. — Колдовать так, чтобы ты не видел, может не каждый. Далеко не каждый. Не ввязывался бы ты в это. — Ты же знаешь, что я не могу, — пожал плечами он. Паулина подняла на него взгляд и пристально вгляделась, нахмурившись. Потом прикрыла глаза; вид её выражал всю усталость угнетённых инквизицией ведьм и смирение, давшее бы фору Матери Терезе. Сказала: — Ладно. Чего ты хочешь? — Я считаю, это может быть кадук — если исключить версию с сильнейшими магами и высшими вампирами, это единственный возможный вариант. — Допустим, — кивнула девушка. — И? — В наше время умелые злые духи встречаются крайне редко. А ты стрыга, Паулина. К тебе ходят едва ли не все обитатели Скрытых улиц, причём не только пражских. Даже представить боюсь, сколько слухов проходит через тебя каждый день. Так что, если в городе появился кадук, ты должна была что-нибудь об этом слышать. Паулина постучала ногтями по столу, посмотрела в окно, потом — на огонёк свечи. Налила себе и Карлу чай. Ещё немного помолчала. — Даже не знаю, — произнесла она через некоторое время. — Был один слух, примерно три месяца назад, что в гостевом доме пани Машек поселился какой-то мрачный парень. Говорили, будто он проклял тролля, который толкнул его случайно на лестнице. Карл хмыкнул — зная троллей и их нрав, можно было сказать, что ни о каких случайностях речи не шло. Паулина понимающе улыбнулась. — Чем проклял? — спросил он. Ведьма пожала плечами. — Уж не знаю, что именно он сделал, но тролль после этого покрылся весь плесенью и поганками. С тех пор, его, кстати, не видели. — Тролля или того парня? — Обоих. Они помолчали. — Но ты знаешь, — сказала вдруг Паулина, — это, скорее всего, чушь полнейшая. В конце концов, люди — да и нелюди тоже — чего только не говорят. В прошлом месяце, например, одна молодая горничная из дорогого отеля рассказала мне, что видела у одного из постояльцев настоящий Алатырь-камень… — Да, — кивнул Карл, — я понял тебя. Спасибо за помощь. Через двадцать минут он стоял у выхода и прощался с Паулиной. — Будь осторожен, пожалуйста, — сказала она на прощание. — Разумеется, — улыбнулся он. — Доброй ночи. Когда за его спиной захлопнулась дверь, Карл спустился с крыльца и огляделся по сторонам. Ночь вступала в свои права, а значит, начиналось время магии и нежити. Подумав немного, инспектор направился в сторону гостевого дома пани Машек.***
Рената Машек оказалась милым хоббитом лет сорока — довольно молодая по меркам их народца. Разговорчивая, добродушная и немного суетливая, она, узнав, что инспектора интересует её таинственный постоялец, отвела его в небольшую уютную комнатку с низкими потолками, судя по всему, являющуюся кухней. — Вы знаете, не в моих правилах обсуждать гостей, — сказала она. — Но раз уж вы спрашиваете, значит, так надо, ведь вы бы не стали спрашивать всякую ерунду забавы ради, верно? Вы не подумайте, я не подлизываюсь, просто в нашей семье принято уважать всех, кто сильнее и старше. Мой дедушка был уверен, что в этом кроется секрет безопасного и успешного ведения дела, и я думаю, он был прав, абсолютно прав. Желаете чего-нибудь выпить? — Не нужно, благодарю, — покачал головой инспектор. Пани Машек говорила быстро и почти без пауз, течение и скорость её мыслей были за рамками понимания флегматичного и сдержанного Штепанека, поэтому сейчас он был немного растерян и в некоторой степени смущён. — Расскажите мне про того тёмного духа, который поселился у вас около трёх месяцев назад. Вы хорошо его помните? — Хорошо, хорошо помню, а как же. Такие, как он, надолго в памяти остаются — тёмные духи сейчас такая редкость. Я, признаться, долго сомневалась, прежде чем дать ему ключи, вы ведь понимаете, неспокойно как-то. Вдруг я ему слово не так скажу, а он меня и проклянет, а? Кто их знает, этих тёмных… Инспектор вежливо кашлянул. — Нет-нет, вы не подумайте, — всполошилась вдруг хозяйка. — Я придерживаюсь широких, свободных и современных взглядов, в конце концов, все мы жители Скрытых улиц и должны относиться друг к другу с уважением, я ни в коем случае не хотела сказать, что тёмные чем-то хуже остальных, просто… Ну, вы же понимаете? Хозяйка с надеждой взглянула ему в глаза. Инспектор вздохнул, представляя себя большим спокойным озером, стараясь перенять всю мудрость и терпение прохладного водоёма и не сказать, ни в коем случае не сказать хозяйке гостевого дома, что он альп, а значит — тоже тёмный. Даже если это обещало ускорить процесс. — Понимаю, — инспектор улыбнулся со всей искренностью, на которую только был способен в этот момент. — И всё-таки, пани Машек, расскажите, пожалуйста, чем же вас так насторожил этот тёмный дух? — Да не знаю даже. Ну, он был всё время весь такой мрачный, неразговорчивый, ходил во всём чёрном. Честно говоря, он даже чем-то напоминал человеческих детёнышей во время пубертатного периода. — Инспектор хмыкнул. — А потом ещё эта история с троллем… — История с троллем? — оживился Штепанек. — Так это не просто слухи? — Конечно, конечно, а как же. Правда всё, чистая правда, — снова затараторила хозяйка, приободрённая интересом инспектора. — Тролль его на лестнице едва плечом задел, а тот на него как накинулся! Смотри, говорит, куда идешь. А вы ведь знаете, троллий нрав — вспыльчивый, я уж думала, они подерутся. Да, слава Фригг, до драки не дошло. — А что потом? Что случилось после этого? — После? А кто его знает, — пожала плечами хозяйка. — Дехна этот в тот же вечер собрал вещи и был таков. А тролля, говорят, после того случая больше не видели, да и я бы на его месте никому на глаза не показывалась в таком виде… — Кстати о внешности. Вы можете описать этого тёмного духа? Черты лица, какие-нибудь приметы? — Приметы… — протянула хозяйка и вдруг задумалась. Помолчала, пожевала губами, посмотрела в потолок. Судя по всему, ответов она там не нашла, потому что в следующий момент посмотрела на инспектора чуть виновато и произнесла: — Не помню. Совсем не помню. И это так странно, обычно я запоминаю всё, у меня всегда была хорошая память — я даже в детстве лучше всех в школе запоминала стихи, — но сейчас почему-то… Пани Машек продолжала что-то говорить, но инспектор её уже не слушал. Он думал. Итак, получается, что три месяца назад в город действительно прибыл тёмный дух. Может, кадук, а может, и нет. Он поселился в уютном маленьком домике с хозяйкой, которая боится тёмных, немного пожил там, а когда привлёк к себе излишнее внимание — исчез, причём вместе с троллем и воспоминаниями о своей внешности. Интересно. — Что ж, пани Машек, спасибо вам большое за помощь. — Инспектор поднялся со стула. — Мне пора идти. Распрощавшись с разговорчивой хозяйкой, Штепанек решил пройтись по ночным улочкам — ему нужно было всё хорошенько обдумать.