До большого взрыва

Пианино разливается нотами под стать воде: статичная и меж тем изменчивая. Капельки кислорода и плавники, осторожно тревожащие обволакивающую их материю. Давление тем выше, чем ты глубже, и, если спуститься на самое дно, — тебя попросту раздавит. Легкие разрывает, а глаза жжет от фантомных слез. Но он не позволит себе излиться — не здесь. Рыбы танцуют танцем глухих и немых, и только их глаза могут поведать историю, когда один день сменяется другим, но вокруг — не меняется ничего. Лишь то же чувство тяжести и приближающаяся смерть, которая ни в коем случае не обойдет стороной никого. Его пальцы жестки от постоянной игры на фортепиано. До того красиво играет, что каждый раз Кацуки хочется сбежать из квартиры и спрятаться в единственном месте, которое успокаивает, но меж тем… Меж тем… — Снова здесь? Аквариум, который окружает посетителей, — в этом месте размываются рамки свободы и несвободы: становится невозможно понять, кто в нем рыба, а кто — глазеющий проходимец. — Изуку, — выдыхает он и опускает голову, чтобы кажущиеся колючими локоны укрыли лоб и спрятали его от вездесущих глаз молодого мужчины. — Так и знал, что не стоило говорить тебе об этом месте. — Но тут так красиво. Ты не хочешь, чтобы я был здесь? — как и всегда, вежливый и тактичный, не торопится присаживаться и нарушать личные границы. Что ему ответить? Бакуго не был против компании парня, но аквариум — побег от реальности и от мыслей, камнем давящих на ребра и толкающих тело к холодному океаническому песку, там, где даже акулы не вгрызутся в плоть. Там, где от жизни — не осталось света. Там, где… Бакуго суицидален, и это — постыдный факт о нем. Пожалуй, об этом знает лишь Кири, но, как и полагается лучшему другу, он никому об этом не скажет, меж тем сделав все, чтобы сберечь хрупкое пламя жизни Бакуго и удержать его над водой. Потому что, стоит лишь языку пламени коснуться глади, все закончится. — Ты не против, если я побуду один еще немного? Я вернусь к ужину. Кацуки совершенно не разбирается в океанической флоре и фауне. Он просто очередной проходимец, которого каждый день затягивает сюда. И, даже когда зал заполоняют шумные дети, он не вскипает по привычке, потому что…