До большого взрыва

Первый кленовый лист падает, словно не с ветки уставшего от лета дерева, а с небес. Он игнорирует редкие капли дождя и заканчивает свой путь, приклеившись к оконному стеклу. По ту сторону — ученик, десятиклассник, который устало записывает за учителем каждое третье слово. Обычный урок истории, после которого ему нужно будет спешить домой, чтобы… — Не хочешь зайти ко мне после уроков? — спрашивает Эйджиро и поправляет душащий галстук. — Прости, у меня репетитор. Если хочешь, можем встретиться через полтора часа. — Заметано, — он сияет улыбкой человека, который ничего не подозревает, и сливается с толпой старшеклассников. Черная безликая толпа превращается в водную гладь, и сквозь нее нужно проплыть до выхода, чтобы после — со всех ног бежать домой, крепко сжимая металл смартфона в руке. Кацуки несколько раз перепроверит, не вернулся ли кто домой раньше него, закроет на щеколду дверь, чтобы ее невозможно было открыть снаружи, и спрячется в тесной ванной, застыв перед зеркалом, по ту сторону которого на него смотрит пустое ничто. Он не видит растрепанных волос, раскрасневшегося тревогой лица и пересохших губ. Все, что ему нужно сделать, — как можно скорее снять с себя одежду и справиться с трясущимися руками. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее это закончится. И, кто знает, может, очередное указание придет через неделю. Или даже через две. Спасительное затишье. «Кацуки Бакуго», — уже машинально выводит он свое имя на листе бумаги и прикладывает к животу. «Твой член выглядит странно». «Эм… Мне жаль?» «Продолжай». «На этот раз я хочу увидеть, на что способна твоя дырка. Засунь в себя что-нибудь». «У меня ничего нет из секс-игрушек… Зубная щетка подойдет?» «Какая же ты послушная шлюха, Кацуки Бакуго. О большем я и мечтать не мог!»

***

«Неужели тебе не хочется, чтобы он прикоснулся? Чертов трус! Конечно, хочется, — внутренний диалог, который в очередной раз застал Бакуго врасплох. Изуку — в его объятиях. Они смотрят вместе запойно очередное аниме, и чем ближе Мидория, чем мягче он обнимает Бакуго, тем больше его нетерпение. «Мерзкое», «грязное» желание слиться с возлюбленным и стать единым целым. Выцеловывать его кожу, ощутить его вкус и наконец, чтобы он взял Бакуго, почти что грубо прижал к стене и отчаянно выбил все дерьмо, копившееся в юноше годами. Может, так будет легче? Если это будет жестко, с элементами унижения и насилия? Называть Бакуго грязной шлюхой, бить, оставлять на нем болезненные засосы, кусать до крови и оплевывать его тело. Ударить по лицу, выдрать пару луковиц и в конце, когда им воспользуются, оставить лежать на полу в полном одиночестве. Потому что Бакуго — "послушная шлюха", которая уже как-то раз была достаточно глупа, чтобы позволить пользоваться собой. Самолично вручать анонимному пользователю компромат на себя». — Эй, — Кацуки, ты уснул? — спрашивает Мидория и поднимает глаза на парня. Тот коротко качает головой. — Мне кажется или у тебя… — Нет. — Я могу помочь, — невинность в голосе и адский блеск в глазах. Бакуго краснеет едва заметно и прикусывает нижнюю губу. Все нутро так и кричит «хочу», но кто-то незримый словно сжимает глотку, не позволяя ни отказаться, ни принять предложение. — Если ты хочешь, чтобы я тебе отсосал, так и скажи! — рычит Бакуго, и Изуку отстраняется. — Это моя реплика, — он чешет затылок и грустно улыбается. — Прости, что скажу это, но я заметил, что ты предпочитаешь снимать возбуждение в одиночку… После того, как… — Хм, — врать больше нет смысла. — И что с того? — Не понимаю, в чем проблема. Ты не доверяешь мне? Или я тебе… Не нравлюсь? — Если бы ты мне не нравился, — Бакуго не смотрит в глаза парню, он отсаживается и сжимает переносицу, чтобы собраться с мыслями, — я бы не делал ничего. Я бы прямо сказал тебе, что не хочу. — Сначала я думал, что ты актив до мозга костей и тебе не хочется, чтобы тебе доставили удовольствие, — Мидория садится прямо и осторожно берет Кацуки за руку. — Но сейчас я думаю, что ты по какой-то причине не хочешь, чтобы я тебя трогал. — Чертов… — рычит Бакуго, в точности, как раньше, и едва сдерживается, чтобы не ударить кулаком по столу. — Как ты мог подумать, что дело в тебе? «Лучше оскорби меня. Обвини меня, но не смей искать ответы в себе, придурок!» — Но если не во мне, то в чем? — Во мне, усек? — срывается на крик Бакуго и высвобождает руку. — Во мне! Во мне! Во мне, как и, блять, всегда! — он срывается с кровати и хватается за грудь: дышать тяжело, а глаза — горят от невыплаканных слез. «Мне больно!» «Мне дерьмово» «Мне грустно!» «Мне страшно!» — Если тебе хочется большего, мы можем купить секс-игрушки. Я ведь… Стараюсь. Ты уж точно не остаешься без оргазма. Так чего тебе, мать твою, не хватает, кретин? — он отворачивается и неосознанно закрывает лицо сжатым кулаком, точно зашуганный зверь за мгновение до своего последнего вздоха, за мгновение до пули, которая непременно отравит его сердце. — Я просто хотел, чтобы тебе тоже было хорошо, — хрипло отвечает Изуку. Молчание падает с потолка на людей и укрывает их многотонным одеялом. Дышать невозможно, и между ними теперь — лишь пулеметная очередь ударов сердца Кацуки и шумное дыхание Изуку. — Я… Я уже давно смирился с тем, что никогда не смогу. Думаю, теперь твоя очередь… Принять это. «Глупый, Глупый Изуку. Ты ведь мог влюбиться в кого угодно, но выбрал именно меня. Второсортный подержанный товар, который давно пора выбросить на свалку». — Как бы я ни любил тебя, — вдруг выдает Кацуки, сам не понимая, что только что признался в своих чувствах, — я... Я просто не могу. — Иди сюда, — Мидория выходит из-за кровати и осторожно обнимает светловолосого со спины. — Я понял тебя. И, если вдруг тебе нужно будет выговориться… Я рядом. — Угу, — шмыгает носом парень и расслабляется. — Спасибо.