До большого взрыва

А что бы почувствовал прежний Бакуго? До событий того года? Перед тем, как прогремел взрыв, и его жизнь изменилась до неузнаваемости? Как бы он трогал Изуку? Излишне самоуверенно? Искренне трепетно? Тревожно? Держал бы себя в руках с таким трудом, что выглядело бы это до комичного нелепо? Как бы он извивался, сидя у Мидории на коленях? Как бы смотрел тому в глаза? С обожанием? Восхищением? Облизывал бы нетерпеливо губы? Наклонял бы голову набок, игриво ожидая первого шага от Мидории? Терся бы пахом о пах, требуя большего? Или не стал бы ждать и самостоятельно инициировал бы начало? Он бы точно не выключал свет. Он бы первым стянул с себя рубашку. А может — все-таки сначала расправился бы с одеждой парня — потому что слишком голоден до обнаженного тела. Он бы властно сжал грудь Изуку и поцеловал бы его в подбородок. Спустился бы до кадыка, провел языком вдоль ямочки ключицы, а тем временем — пальцами вовсю бы расправлялся с пуговицей… Он бы больше давал или брал, этот самый альтернативный Кацуки? Не опаленный болью и не скованный комплексами? Он бы первым встал на колени или же хотел, чтобы Изуку отведал его? Довел до оргазма… а может даже — разработал его языком перед тем, как заполнить своим членом? Бакуго просыпается в тревоге, выдыхая до хрипа. Он тяжело дышит, будто ему приснился кошмар. Однако это был не кошмар — утопия, после которой под одеялом спрятался не совсем утренний, но стояк. «Черт, черт», — он торопливо набрасывает одеяло обратно на ноги и смотрит куда-то в стену не меньше минуты, не зная, что делать дальше. В целом, ответ очевиден — спать. Изуку не проснулся, за окном — все еще густая ночь. Но сможет ли Кацуки уснуть в таком состоянии? Правильный ответ уже заждался его в ванной… Трогать себя, пока в голове сами собой всплывают черты лица Изу. Его идеальное в глазах смотрящего тела. Трепетные пальцы. Сильные руки. Крепкие ноги. Непослушные волосы и неидеальная улыбка. Бакуго улыбается, ускоряясь. На короткий миг он забывает о необходимости быть тише. Будто все еще уверен, что заперт во сне. Что его «кошмар» продолжается. — А-а-а, — выдает он за мгновение до оргазма, а после растекается белым по белому камню ванны, — черт, — он закрывает рот рукой, окончательно просыпаясь и понимая, что вел себя слишком шумно. Он смывает за собой следы ночного преступления и коротко ополаскивается, чтобы вернуться в кровать на ватных ногах и услышать короткое: — Не спится? — Бакуго не отвечает. Он целует Изуку в губы, и тот даже не успевает среагировать. Его язык двигается медленнее языка Кацуки — неудивительно, парень едва успел проснуться. А собственно — почему он проснулся? Бакуго разбудил его стонами? Или водой в душе? «Надеюсь, второе», — заключает он после поцелуя. Изуку вытягивает руку и кладет пальцы на предплечье Бакуго: — Ты как себя чувствуешь? Кошмар? — Вообще, — говорит Бакуго, и его улыбка сияет в холодном свете полной луны, — совсем даже наоборот.