Вереница

Вечеринка для своих — Шнайдер, скажи пожалуйста, к чему такая секретность? Рихард звучал ворчливо, но тем не менее покорно шел туда, куда подсказывала широкая, теплая ладонь между лопаток. Умница Шнайдер придерживал его под оба локтя, когда нужно было поворачивать, и даже подкладывал пальцы там, где Рихард наверняка не вписался бы в углы стен. Рихард был за это безмерно благодарен: темнота перед глазами из-за повязки совершенно лишила его чувства равновесия, и он заплетался в собственных ногах. Еще где-то играла музыка, создавая звуковой шум, сбивая с толку вибрацией под ногами, но как бы Рихард не напрягал слух — он не мог даже определить жанр, не говоря уже про исполнителя. — Это же сюрприз! Шнайдер явно улыбался, и Рихард откликнулся тяжелым вздохом. — Да, сюрприз, но телефонный звонок в духе «мы за тобой следим» и предложение прокатиться с покрывалом на голове?.. — Важно выдержать стиль, — фыркнув, явно спародировал кого-то Шнайдер, сделав голос будто бы шершавее, вкрадчивее, и Рихард ощутил очередной прилив беспокойства. Тут замешан Пауль… Все пропало. Скрипнула дверь, музыка стала громче, а затем сразу тише. Рихард почувствовал, как слабеет узел на затылке, затем повязка пропала, и мгновение белой слепоты отозвалось нестройным хором радостных голосов, кричавших что-то неразборчивое, но явно позитивное. — Мы знаем, что ты не любишь Рождество. Так что считай, что это просто вечеринка для своих. На гирлянды не обращай внимания. Рихард застонал от невыносимого стыда и спрятал в ладонях бешеную улыбку. Его друзья были идиотами. Кто еще мог додуматься до того, чтобы устроить не-рождественскую вечеринку двадцать четвертого декабря? Да еще и… О боже! Включить фоном Orgasm Death Gimmick… Непостижимое — Он такой упрямый! Флаке скептически посмотрел на друга, делая глоток пива. Флаке бы с удовольствием посидел здесь подольше, но Паулю уже давно и безоговорочно было хватит, а еще нужно было как-то домой добраться. Сейчас Пауль сидел, подперев щеку рукой, и смотрел расфокусированным взглядом куда-то Флаке за спину. Флаке точно знал, что на стене позади него нет даже надписей. — Ты тоже. Пауль почавкал, собирая в пересохшем рту слюну. Он явно хотел поспорить, но даже его мозг отказывался работать под таким количеством алкоголя. — Он не хочет слушать мои советы. По правде, Флаке уже устал от этой исповеди, но Пауля обижать не хотелось, поэтому Флаке уже… Очень долго сидел и слушал про то, какой Шнайдер упрямый, себе на уме самодур с замашками вредной училки. Флаке не понимал, почему они вообще обсуждают Шнайдера, когда можно взять еще пива, влезть на сцену, прогнав с нее какую-то жутко унылую шайку, и хорошенько повеселиться. Звуки динозавров и панковского рока — лучшее лекарство от пьяной тоски и неясных претензий. — Твои советы никто не хочет слушать. Пауль его уже не слышал. Осушив одним глотком банку, он встал на нетвердые ноги и, пошатываясь, поплелся к сцене. — Я не понимаю, почему люблю его так сильно… — шепнул Пауль спустя еще несколько часов и пару длинных и темных улиц, когда Флаке уронил его в кровать в их квартире. — Я не могу поверить, что… Он? Я?.. Что ответить на этот раз Флаке не знал. Возможно, не был готов к таким откровенным откровениям или что Пауль признается в таком, но скорее просто был мертвецки пьян. Запах свободы — Тут… Воняет трупом, — Шнайдер сморщил длинный нос, и Пауль почувствовал накатывающий ужас. Не из-за носа — просто впервые на его памяти он не хотел спорить. В машине и правда невыносимо несло тухлятиной. Такой, залежавшейся, теплой не только из-за солнца, жарящего через стекла, но и потому, что внутри уже начала зарождаться различная примитивная живность. — Это отличная машина, парни, будешь брать, парни? Отличная машина! Самый лучшая, серебристая, вон какая красивая! Берешь, да? У смуглого продавца, носившегося между рядов подержанных автомобилей, был очень сильный акцент, а еще Пауль подозревал, что даже Флаке по-английски говорит лучше. А ведь тот по-английски мог разве что попросить пиздюлей неуместным и глубочайшим похуизмом. — Мы еще посмотрим тут, — улыбаясь, старательно и четко проговорил Пауль. Он не надеялся, что отвадит продавца, но тут на стоянку зашла парочка подростков, и назойливый американец испарился. Хотел, видимо, обработать еще несколько дураков до обеда. Пауль выдохнул: от того, что приходилось столько улыбаться, у него болели щеки… Друг к другу они со Шнайдером повернулись одновременно. Посмотрели: очень понимающе, почти по-взрослому. «Наебать хочет», — читалось в глазах Шнайдера. «Как пить дать», — телеграфировал Пауль в ответ. А затем они оба рассмеялись. — Может, он согласится скинуть хотя бы треть за тот Шевроле. Пойду, поговорю с ним. Пауль только махнул рукой. Он не думал, что у Шнайдера получится, а если и получится — не думал, что тот Шевроле сильно лучше этой вонючей развалюхи. Но хотя бы попробовать стоило. Наблюдая, как Шнайдер старательно вспоминает школьные уроки английского, а продавец яростно жестикулирует и громко орет на родном языке, Пауль усмехнулся. Америка. Полная ароматов свободы.