Оно спрятано в крови

      – Очнись, Мэйкум.       Снова холод и тьма. Зато от тишины звенело в ушах, так непривычно слышать лишь свои мысли. Я осторожно открыла глаза и оглянулась по сторонам, отметив знакомые символы удерживающих печатей по всей темнице. Странно ощущать после всего пережитого только пустоту на сердце. Я с трудом приподнялась на руках, лежала на хлипкой кушетке в камере с по минимум обставленным интерьером.       – Это клетка? Все эти печати…       – Пока что я не нашел другого выбора.       Орочимару находился по ту сторону решетки, как надзиратель, с холодным недовольством наблюдающий за преступником.       – И ты пыталась убить меня.       С этим трудно поспорить, как и с тем, что за обвинительным тоном пряталось беспокойство. На мой счет или ситуации в целом – сложно угадать.       Сбросив с кровати ноги и натянув на плечи тонкое одеяло, скривилась от болезненного спазма, пронзившего тело. Опустив взгляд, увидела бинты на руках, сквозь которые проглядывали не только метки сломанных печатей, но и края ран. От открывшегося вида по спине пробежал холод.       – Это… – я посмотрела на Орочимару с тем недоумением, которое обращает ученик к учителю. – Как?..       – Они все еще быстро заживают, но недостаточно быстро. Похоже, это из-за того, что ты сломала одну из печатей.       Да. И надломила вторую.       В животе стянулся тугой узел, захотелось сжаться от надвигающегося страха, однако, преодолев дрожь, встала с кровати и подошла к решетке. Мужчина не шелохнулся, но не выглядел уверенным. Будничный цинизм куда-то испарился, как и хладнокровие. Что-то не давало ему покоя, об этом говорил его напряженный взгляд. Да и выглядел он бледным, бледнее обычного, если это возможно.       – Эта проклятая печать… ты немного о ней рассказывал, лишь говорил, что она помогает накапливать природную энергию, делает людей более агрессивными и резкими. Но словом не обмолвился о контроле сознания.       – Я что, должен отчитываться перед тобой?       – Да, если собрался такое делать! – возмутилась я, хотя сил хватило только на громкие слова, злость как-то не спешила биться о сердце. – Твое сознание просто выпихнуло меня, подавило настолько, что Риндзину удалось затянуть меня к себе. Этот демон… он…       Пальцы крепче стиснули покрывало, руки сковала дрожь. Неприятная, противная, от которой я ощущала себя самым слабым существом на планете. Будто любой мог воспользоваться мной, овладеть, сделать все, что угодно. Если к боли мне не привыкать, то ментальное насилие стало неприятным откровением.       – Зачем ты меня здесь запер? – решила я сменить тему. – Эти печати… я уже спокойна.       – Учитывая, как ты пробудилась после адаптации к проклятой печати, это – простая мера предосторожности.       – Простая мера? – я еще раз присмотрелась к некоторым листам бумаги под потолком. Меня не назвать знатоком, однако моя семья порой использовала определенный вид бумажных печатей; узнавание вызвало возмущение: – Это же взрывные печати!       – Они тебя не убьют. Но остановят ненадолго.       – Серьезно?! – бросилась вперед, схватившись за прутья, но ладони моментально обожгло. – Черт! Какого черта, Орочимару?! Ты что ли не знал, на что шел, когда ставил на меня проклятую печать?!       Вспышка эмоций нисколько не тронула мужчину. Его холодное безразличие обожгло меня сильнее любой злости или насмешки, заставило испугаться. Я будто налетела на высокую стену, врезалась в ворота, не пускающие на порог.       – Что такое твой демон?       – Я же тебе сто раз говорила… К чему этот во?..       – Отвечай на вопрос. Что он такое?       Угроза. Никогда еще Орочимару не говорил со мной в подобном тоне. Мужчина насмехался надо мной, пренебрегал, порой, если расщедрится, проявлял интерес или подобие уважения. Но сейчас я впервые столкнулась со злостью, за которой прятался страх. Не от непонимания, а, наоборот, будто он догадывался о чем-то. Это и меня заставило забеспокоиться.       – Дракон. Змей-дракон. Как я и говорила, это сгусток негативной энергии, которую мои предки удержали и облачили в форму, запечатали, чтобы избежать разрушения провинции.       – Сгустки негативной энергии не обладают сознанием. Ты сказала, что он поглотил тебя, утащил во время адаптации проклятой печати. Что происходило все это время?       Почему ему так не терпелось узнать об этом? Столько вопросов…       – Мы успели лишь поговорить, точнее, он засыпал меня угрозами и жалобами.       Орочимару нахмурился и недоверчиво изогнул бровь. Но озаботил меня не его скептицизм, а состояние в целом – глядишь, вот-вот упадет без чувств.       – Что? – растеряно отступила я.       – Ты была без сознания где-то две недели, я не поверю, что у вас состоялся лишь один разговор.       – Две?.. – это все, что мне удалось выдавить из себя. Опустила взгляд к перебинтованным рукам, не находя себе места, и беспомощно вздохнула. – Я не знаю, что ты от меня хочешь услышать. Риндзин – это огромный змей-дракон. Да, он разговаривает. Да, обладает страшным запасом чакры. Это все, что я могу о нем сказать. Просто… просто выложи, то, что тебя так гнетет. Я не способна читать мысли.       – Что меня гнетет? Хм, – он усмехнулся без единого намека на веселье. – В этом мире есть множество существ разной силы, но, безусловно, наиболее могущественными являются хвостатые биджу. Твой демон точно не один из них, однако меня постоянно настораживала его энергетика. Очень похоже на чакру хвостатого, какая-то смесь или мутация. А то, как ты отреагировала на близость джинчурики девятихвостого, на чакру лиса, дает повод задуматься.       – И о чем же? – зашипела я.       – Еще и о том, что как таковые джинчурики появились благодаря клану Узумаки. И Сенджу, хоть не о них речь. Твоих далеких предков.       – Сколько раз мне повторять, что никто из членов моей семьи не носил фамилию Узумаки. Да, наши техники цепей чакры похожи, но это не то.       – Рыжие волосы, цепи чакры – это верный признак…       – Да пусть сто раз будет так! Мало что ли у кого рыжие волосы?! Тем более, как ты заметил, я вообще ни разу не рыжая. И… – силой подавив рвущийся шквал возмущений, сжала кулаки и сказала: – Ладно. Это сейчас не имеет значения. Я пришла в себя, поэтому можешь меня выпустить.       – Нет.       Метку на шее начало неприятно покалывать, Орочимару словно пытался подчеркнуть серьезность своих намерений.       – Орочимару… не шути так. Выпусти меня.       Он промолчал, что вызвало уже не растерянность, а заставило заволноваться. И разозлиться.       – Ты ведь сам поставил на меня проклятую печать. Что изменилось?       – Время. – Заметив мое недоумение, мужчина добавил: – Я надеялся, что ты проваляешься день-другой, и к сегодняшнему моменту придешь в себя. Но ты нестабильна, а рисковать почем зря я не намерен. Появились непредвиденные обстоятельства, и мне необходимо действовать как можно быстрее. Ты будешь лишь мешать и отвлекать.       – Мешать? Ты что же это, издеваешься?! – в пылу эмоций я вновь кинулась к решетке, но едва схватившись за прутья, обожглась. Зарычала. – Чем я тебе помешаю?! Разве я не доказала, что вполне способна помогать тебе в лаборатории? Да и не только!       – Я только потратил на тебя время и силы…       Вполне вероятно, он имел в виду проклятую печать, однако контекст фразы ненароком задел за живое. Взгляд мужчины блестел не столько разочарованием, сколько раздражительностью, и лишь поэтому я сумела удержать шквал эмоций.       – Ты-то? – не стесняясь презрения, шикнула я. – Это я сколько тебе отдала.       – Я тебя об этом не просил.       – О, да серьезно? – сощурила я глаза. – Ты сделал так, чтобы я сама предложила себя, но правда в том, что это твое желание. И не важно, чье оно. Я не только отдала себя в твои руки, но и помогла как дайме провинции Белых Гор. Я твой союзник, Орочимару, а не подчиненный. Сколько у тебя союзников, готовых искренне помочь тебе?       – Союзников?       В его ухмылке проскочило столько яда и презрения, что их хватило бы на змеиное гнездо. Но он не просто оскорбил меня презрением, а засмеялся, подчеркивая абсурдность моих слов. Я держалась, как могла, хоть и хотелось скривиться. А скривиться пришлось, да только не от обиды, а тяжелого разочарования и досады, когда сквозь смех начал пробиваться кашель. Орочимару попытался его сдержать, но боль, дерущая легкие, оказалась сильнее. Ему пришлось отвернуться.       – Не нужен, говоришь, тебе никто? – пользуясь моментом, вставила я свое слово. – Значит, твое тело уже отказывает, а поставленная на меня проклятая метка заодно ослабило его. Ну и каков следующий ход? На кого ты готов положиться?       – Еще одно слово, и я тебе язык выдеру…       – А, Кабуто, значит, – пусть голос мой и звучал ровно, злость не хотелось скрывать. – Прихвостень, готовый в любой удачный момент вонзить тебе нож в спину.       – Кабуто предан мне, а ты…       – А мне есть что терять в отличие от него. Ты умрешь, и что он потеряет, м-м? Да ни черта. А я вложилась в это дело. Я готова помогать тебе, потому что это и мое дело тоже.       – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.       – Я знаю таких, как Кабуто. Думаешь, ты первый, кто подбирает одаренных сироток, помирающих от голода? Взамен на спасенную жизнь, они отдают себя тебе, и чтобы избежать возможных неприятностей, ты просто вкладываешь нужные идеи им в головы заранее. У моего клана, при желании, имелся шанс избавиться от меня, но я позаботилась о том, чтобы окружить себя нужными людьми.       Да, все именно так. После смерти отца, когда до выбора официального представителя клана, дела взяли в руки старейшины, меня практически лишили всего. Загнали в угол, посадили на цепь, как бешенную псину. Только через год мне удалось внушить им страх перед собой. И я припомнила все покушения убийства на себя, заставив Кушинада поднять оружие против Хидей. Разовая акция запугивания Риндзином подействовала, но я понимала, что это ненадолго. Управлять провинцией только лишь благодаря страху подчиненных не удалось бы. И идеальным инструментом для контроля над землями стали дети.       Голодные, не знающие любовь родителей. Я знала, где их найти, особо много беспризорников бегало на окраинах. Но смешно даже то, что бедные семьи с радостью отдавали малышей за гроши. Тех, кто еще не способен ни на что, а требует для себя уход.       Старейшины не придавали этому особого значения, Хаято также думал, что я пыталась окружить себя любовью и подарить заботу, которую не получила в родной семье. А смысл происходящего дошел до них слишком поздно. Когда дети, выходящие юношами и девушками из моего приюта, занимали должности в службе охраны, работали под началом тех змей, которых мне удавалось все больше и больше склонять на свою сторону.       И вот через девять лет провинция оказалась уже полностью в моей паутине, сотканной моими паучками, моими силами. Старейшины признали меня официальным главой, Хаято был вынужден поддержать их. И каждый в тайне надеялся, что через год-другой Риндзин истощит меня, и тогда они освободятся.       Какое же их ждало разочарование.       – Так что хватит строить из себя бога всемогущего, – сказала я. – Если я все правильно поняла, ты собираешься взять себе новое тело, и какого-то слабака для этих нужд не стал бы готовить. Коли уж даже я запасной вариант, то твоя цель – Саске. И ты думаешь, что сможешь справиться с ним один? Серьезно? Прекрати упрямиться, я действительно могу тебе помочь, я…       Его рука метнулась ко мне столь быстро и неожиданно, что я не поверила своим глазам. Способность Орочимару к трансформации тела казалась непривычной до такой степени, что я до сих пор не могла к ней привыкнуть. Жуткая техника. Но боль от сжавшихся вокруг шеи пальцев отступила на задний план, когда мужчина потянул меня к себе и прижал к решетке. Лицо словно обожгло раскаленное железо.       – Помочь? – зашипел Орочимару, выстрелив в меня убийственным взглядом из-под упавших на лицо волос. – Ты? Ты, жалкая женщина, которой все досталось только благодаря удачному стечению обстоятельств. Твоя сила, твой статус – это лишь результат ошибки.       Я попыталась вырваться, но несмотря на болезненный вид, сил у Орочимару оказалось достаточно. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее прутья решетки прожигали кожу, от которой потянулся горький запах горелой плоти. На глаза навернулись слезы. Я попыталась разжать сдавливающие шею пальцы – бесполезно.       – Я один из трех великих саннинов, основатель деревни Скрытого Звука, меня боятся, и всего я добился сам. А ты лишь ошибка твоего клана, которая по глупости подумала, будто между нами может быть что-то общее. Ты мне в подметки не годишься, никто мне в подметки не годится.       – Не гожусь?.. Это я-то?       Голос с трудом прорывался сквозь сдавленную гортань, но несмотря на пытку во мне хватило огня злости, чтобы смело посмотреть на мужчину. Левую сторону лица поглотило пламя, я слышала, как шкворчат мышцы, слезает кожа. Но сколько бы мучений не выпадало на мою долю, я выдерживала… выдерживала из-за ошибки.       Зарычав сквозь стиснутые челюсти, схватилась за руку Орочимару и подтянула себя еще ближе к решетке. Не поняв, видимо, мой поступок, он разжал пальцы и попытался вернуть руку, но ни черта не получилось. Из-за резкого движения меня сильнее прижало к барьеру.       Боль взорвалась и разлетелась мелкими осколками в мозгу.       – Да, вся моя жизнь – ошибка. Да, я жива лишь по ошибке. Но ты хоть представляешь, сколько эта ошибка принесла мне боли? Ни одно живое существо не знало столько боли, сколько я. И если ты думаешь, что этот барьер сможет остановить меня – ты ошибаешься. А вот ты боишься боли. И это я вижу по твоим глазам.       И тем не менее пытать себя тоже не лучший вариант, пусть чакра Риндзина и восстановит тело, от боли мне никуда не скрыться. Едва я ослабила хватку, Орочимару отдернул руку, будто его тоже ошпарило энергией. По инерции меня потянуло назад, я завалилась на бок, прижав ладонь к обожженному лицу. Господи, как же больно…       – Ты… только болтать и умеешь, – с какой-то безысходностью произнес мужчина. – Никто не сможет меня понять, Мэйкум, и даже пытаться не стоит.       Переполняющая меня обида и злость неожиданно высекли искру, от которой я непроизвольно улыбнулась сквозь боль и тихо засмеялась.       – Кто бы мог подумать, что ты так боишься подпустить к себе хоть кого-то.       Недолго, правда, улыбалась – от малейшего движения лицо пылало. Нужно экономить силы, а опустившаяся следом тишина подтверждала, что разговор окончен. И бог его знает, когда он возобновится вновь, и возобновится ли – пренебрежительно фыркнув, мужчина покинул мою компанию. Оставив один на один со своими демонами, со своей болью.       А боль эта не проходила очень долго. Очень.       За минувшие года, особенно за последние месяцы, я привыкла, что раны затягивались достаточно быстро, чтобы не сводить меня с ума. Хотелось успокоить себя, что виной тому может быть специфика ранения – не от обычного огня. Но прошел час, второй, и лишь за третьим удалось заглушить боль, а чтобы восстановиться пришлось самостоятельно сконцентрировать поток чакры.       Только после восстановления физических увечий позволила браться за следующую проблему. И нет, не Орочимару. Честно говоря, злость брала от одного лишь его имени. Я выстраивала эти отношения не для того, чтобы оказаться на месте одной из сотен его подопытных крыс, запертых в клетке. Упертый баран. Или правильнее сказать жалкий трус? Какой мне смысл причинять ему вред, разве что из-за поставленной проклятой печати. Да, есть смысл. Пометил меня, как одну из своих вещей, и это… это оскорбительно. Черт… Вот как всегда – только подумаешь, что отыскал человека, принимающего тебя и не брезгающего, а потом получаешь нож в спину.       «Так всегда бывает».       Здравствуйте, не ждали.Но за раздражением последовало удивление.       – Подожди, а как?.. – я осмотрелась, убедившись, что никаких порталов не открыто, а я не схожу с ума. – Я же в сознании. И проклятая печать…       Дотронувшись до метки, ощутила слабую пульсацию, но в этот раз она исходила не от чакры Орочимару. Его энергия дремала, чего нельзя сказать о природной силе – сквозь метку Риндзин впитывал ее слабым потоком. Так как он проходил и через меня, рана на лице заметно быстрее начала затягиваться.       «Надо бы поговорить».       – Как? Предлагаешь опять мне потерять сознание и позволить телу умирать? Дай мне хоть навести косметический ремонт, – коснувшись затягивающихся рубцов, я скривила лицо.       В ответ прозвучал издевательский смех.       «Глупая ты женщина, а что я сейчас делаю?»       – Говоришь, – растерянно пробормотала я, – в моей голове. Но как?       «Да что ты, хм. Тогда перейдем к куда более сложному вопросу. Как думаешь, что я такое?»       Слышать в голове чей-то голос, помимо своего, воистину странно. Но учитывая ударную дозу, полученную за последние две недели, надо радоваться, что хоть один новоиспеченный сосед помалкивает. Игнорировать Риндзина в данных обстоятельствах могло быть как мудрым решением, так и глупым. Дракон определенно представлял опасность, но мы с ним связаны, и знал он куда больше моего.       Да и что еще делать в этой камере?       – Прежде чем отвечать на вопрос, скажи, с чего ты вдруг такой вежливый?       От опустившейся тишины вновь вернулась боль, да еще и подкрепилась зудом.       «Так что я такое?»       Боги всемогущие, а я-то уж подумала.       – Ну… демон, конечно. Сгусток отрицательной энергии.       «Это тебе повторяли в семье раз за разом. Что сама думаешь?»       – Что простые сгустки энергии не обладают сознанием. Но что это изменит? Ты демоническая сущность, которую Кушинада и, как утверждает Орочимару, кто-то из Узумаки поймали в разрыв пространства с помощью нашей техники. И ты, похоже, питаешься природной чакрой. О-о…       Меня осенила мысль, отчего рука непроизвольно коснулась проклятой печати.       – Проклятая печать была создана на основе ферментов из крови клана Джуго. Они способны накапливать природную энергию. Но проклятая печать поглощает мою чакру и дает взамен сендзюцу-чакру Орочимару. Вот почему я тебя слышу теперь. В разломе реальности, карманном измерении, тебе нет доступа к природной чакре, а проклятая печать стала лазейкой.       Риндзин довольно зарычал.       «Мысль верная и то же время нет. Как раз здесь природной чакры полно, она практически не изменяется в искаженной реальности. Но да, наша ментальная связь стала крепче из-за проклятой печати, потому что теперь ты также можешь использовать сендзюцу».       – Только как объяснить тот факт, что ты овладеваешь моим телом, когда я умираю?       «Не я, а моя чакра. Ты ведь используешь ее, и в моей чакре есть часть моей воли, моего сознания».       Прям как в проклятой печати Орочимару – я слышала его голос, ощущала его энергию.       – Так в чем причина твоих вопросов? – вернулась я к делу. – В последнюю нашу встречу ты не сказать, что обрадовался моей персоне. И хотел убить Орочимару.       «Словно ты его сейчас не хочешь убить, а ты хочешь, я чувствую», – глумливо усмехнулся Риндзин.       Все верно. За такое предательство убить мало, и тем не менее я не позволяла унынию возобладать над собой. Во мне как минимум теплилось желание понять мотивы мужчины, заставить его признать то, что он сам отрицал. От подобной мысли, как он пытается переступить через себя, теплое злорадство расплывалось в груди.       «Именно поэтому мне пришлось заговорить с тобой. Сидеть, наблюдать за тем, как ты гниешь в четырех стенах, мне претит. Я просто хочу выбраться отсюда и воздать ублюдкам, обманувшим меня, по заслугам».       – То есть убить меня и членов моего клана?       «Убить – это слишком просто, как ты заметила. По сути, ты такая же пленница, как и я. Хм. Как и твой отец, например… или даже старший племянник».       – Что? – слова демона вызвали даже не столько интерес, сколько испуг. Почувствовав это, он засмеялся, а я лишь сильнее насторожилась. – О чем ты говоришь? Что значит «мой отец и старший племянник»?       «Ну, точнее, должен был стать твой старший племянник. И что за идиотская традиция, конечно».       У меня едва челюсть не падала от непонимания, особенно напрягал тот момент, что Риндзин говорил о моих родственниках, будто являлся не цепным демоном, а обычным соседом.       – Почему ты заговорил о трад?..       «Это все ложь. Что первенец обладает большим потенциалом. Что я пытался уничтожить провинцию… ну, отчасти. Ты со своим братом абсолютно равна, вопрос лишь в потенциале и обучаемости. Кушинада были вынуждены придумать всякие правила, чтобы жертвовать кем-то из клана, дабы сдержать меня. Или удержать, не дать сбежать. Сказку придумали для старших детей, младшие выполняли роль надзирателя и палача при необходимости».       У меня пропал дар речи. Мало того, что чуждо просто слышать Риндзина, так еще он говорил о каких-то небылицах. Но сердце нервно сжималось от каждого слова, поскольку где-то в глубине души я понимала – есть в этом правда. И страх заставлял в ужасе зажаться, оцепенеть и затаить дыхание. То, что я так стремилась понять и узнать, всегда находилось под боком.       – Кто ты, черт возьми, такой?       Риндзин властно засмеялся.       «Усаживайся поудобнее, женщина. Торопиться нам пока некуда, а история весьма занимательная».              

Когда все началось…

             – Господин цучикаге, – опустившись напротив помоста, на котором восседал глава деревни Скрытого Камня, мужчина поклонился в пол.       Рядом с ним по левую руку преклонилась молодая женщина, которую Исикава Камизуру видел довольно редко, и все же моментально признал в ней младшую сестру Асаро Кушинада. Два белых призрака, у которых глаза горели огнем: встретишь таких в подворотне, и в сказки поверишь.       – Рад, что ты отреагировал так быстро, Кушинада-сан.       Тем не менее особый интерес у первого цучикаге вызвали не члены клана Кушинада, а их спутник, также склонивший голову в приветственном жесте уважения. Он разительно отличался от брата и сестры, хотя на их фоне не казался таким вычурным. Молодой мужчина, одного взгляда на которого хватило, чтобы догадаться о его происхождении.       – У нас возникла непредвиденная ситуация.       – Угроза?       – Ну, как сказать… – озадаченно вздохнул Исикава, – пришло приглашение от первого хокаге. Он созывает совет пяти каге.       В зале приемов воцарилась напряженная тишина, брат с сестрой переглянулись, удивленные услышанным. Их спутник лишь нахмурился.       – Нам готовиться к худшему?       – После столь затяжной войны я уж и не знаю. Хаширама Сенджу показал себя сильным противником, к тому же его авторитет после войны заметно возрос, но… он довольно вспыльчивый человек с бурным характером. Он предложил обговорить условия перемирия.       – Вас беспокоит, что это может быть ловушка?       – Не будем забегать вперед. Для начала, – подняв тяжелый взгляд на спутника Кушинада, цучикаге спросил: – это тот человек, о котором ты рассказывал? Из клана Узумаки? Того же клана, что и жена первого хокаге Мито Узумаки, да?       – Да, Камизуру-сан, это он.       Парень смотрел на него с холодным спокойствием, что практически граничило с неуважением, от которого цучикаге не пришел в восторг. Слишком дерзко для такого щенка, тем более мужчина последний месяц сидел, как на иголках. Он доверял Асаро, как самому себе, одному из его главных теневых исполнителей. А вот о его друге он мало что знал, как о личности.       – Не пойми меня неправильно, но могу ли я доверить это дело такому, как он? Фактически он родственник моего врага. Пусть даже война и подошла к завершению, никто друг другу не может доверять.       – Цучикаге-сама, – парень чуть поклонился, его голос звучал, на удивление, тепло, – мы с Мито Узумаки приходимся друг другу очень дальними родственниками. С семьей Кушинада у меня куда более крепкие связи, чем с кем бы то ни было.       Исикава с недоумением изогнул бровь, молчаливо ожидая объяснений.       – Он мой будущий жених, цучикаге-сама, – пояснила Суйко Кушинада.       Ее взгляд бегло коснулся парня, тот едва улыбнулся, но не позволил эмоциям прорваться на официальной встрече. Значит, как минимум знает свое место, и это могло внушать доверие. Особо выхода и не оставалось.       – К тому же только у него есть возможность реализовать наш план. Я не рассказывал ему, как вы просили, но только у него…       – Ладно, – решился глава деревни Скрытого Камня, – я понял, Кушинада-сан, отступать некуда. Но прежде, чем приступить к обсуждению деталей, я бы хотел знать, как к вам обращаться, Узумаки.       – Разумеется, цучикаге-сама. Меня зовут Риндзин Узумаки, рад нашей встрече.