Мы все когда-нибудь погаснем, как и свет

В жизни каждого из нас каждый день происходит сотня выборов и не бывает их хороших или плохих. Просто каждый из выборов создает другую жизнь, другой неповторимый мир. Но каждая жизнь заслуживает того, чтобы её прожить, каждая тропа — чтобы быть пройденной.

      В конце концов Нельсон, устав рыдать, выдохнулся, лишь изредка тихонько всхлипывая. Судорожно глотая воздух, Лукас старался остановиться, вновь подавляя накатывающие волнами эмоции в своём сердце. Что ж такое, нужно с холодной головой всё обдумать, а не рыдать в три ручья. Матушка никогда не поддавалась эмоциональным порывам вроде слёз, проявляя стойкость, даже когда у неё выявили третью стадию рака лёгких. И у него должно получиться. Судорожно стараясь вытереть слёзы на лице рукой, лишь размазал их по щекам, но не смог вытереть начисто. С неимоверным усилием поднявшись на ноги, Лука мутными глазами посмотрел на свои мокрые руки, после повернулся в сторону окна. Ах, поздно, солнце уже село.       Но почему же даже спутник наихудших моментов моей жизни — дождь — исчез? Дезертировал, устав рыдать со мной?       Тихонько хихикнув, Лукас зажал рот ладонью и легонько качаясь, присел на корточки. Сердце онемело. Обида росла, на всё и в то же время ни на что конкретно, как кровожадный зверь, довольно чавкала, упиваясь безысходностью, чувством несправедливости и нарастающей, беспочвенной ненависти к окружающим, затягивая в водоворот негативных чувств.       Окончательно присев на пол, Лука притянул колени к груди, стараясь разгрести налетевший ворох мыслей и эмоций.       Правильно. Разве слёзы что-то изменят? Ничего не изменилось после смерти. Нельзя выказывать слабость. Иначе помощи не жди. Жалким видом никого здесь не удивишь. А вот стойкость героев часто вызывает восхищение. У прохожих, которые продолжают идти по своим делам, у читателей, закрывающих книгу и продолжающих читать другую, захватывающую дух историю. Но он никакой не герой, всего лишь человек профукавший свою жизнь по глупости.       А человек ныне словно бумажная салфетка: в неё сморкаются, комкают, выбрасывают, берут новую, сморкаются, комкают, бросают. Салфеточки тоненькие, их много в одной упаковке, не страшно если порвутся.       Раздражает.       Жгучие, повторяющиеся мысли метались безумной птичьей стаей, в разорванном стрессовой информацией рассудке. Шаря по закромам памяти, Нельсон размышлял, что из всех его действий может послужить причиной расправы над ним. Шальная мысль о том, что пора найти себе хоть какое-то оружие для самообороны, была моментально откинута. Нет уж, так он только упростит задачу Лектору, тот с лёгкостью может повторить фокус Джокера с карандашом, ну или банально злополучной вилкой выколоть глаз.       Все эти мрачные думы промелькнули в голове за каких-то четверть секунды, и спасибо скрипнувшей двери, позволившей вовремя прервать размышления о возможных способах его казни за непочтительное отношение к Ганнибалу. После недолгой возни дверь распахнулась, ровно настолько, чтобы пропустить гибкую фигуру подростка.       Равнодушно взглянув на причину своего состояния, Лука вновь понурил голову, чувствуя, как покалывают щёки от высохших дорожек слез. Странное это дело, как будто немножечко стягивает кожу. В горле опять встал ком, но внешне он сохранил беспристрастное лицо. По крайней мере, Лукас надеялся, что оно таковым выглядит. Интересно, если кинуть дежурное «Всё в порядке», Ганнибал пройдет тихонько мимо, не дразня и так расшатанные нервы?       Положив голову на колени, Нельсон сосредоточенно разглядывал трещины на стене близ окна, делая тщетные попытки разложить собственные мысли по полочкам, как книги в библиотеке. А безрезультатными их сделала непрошенная рука, мягко приподнявшая подбородок, позволяя ближайшей подвесной люстре осветить заплаканное лицо. Обняв Лукаса левой рукой за плечи, наклонившись вперёд и прижавшись плечом, смыкая круг плотнее, Ганнибал пытливо заглянул в блестящие грустью сапфировые глаза. Вопрос в обеспокоенных глазах напротив был столь красноречив в эту минуту, что Лука, забыв о своей скорби, едва не выложил всё на блюдечке главному антагонисту. Вовремя одёрнув себя, Лукас отвел взгляд, лишь отрицательно качнув головой, боясь повернуться. Что это опять? Послышалось что-то сродни подавленному смеху, или он сам же себя накручивает, и это был просто тихий вздох над ухом. Отпустив бедный подбородок Нельсона, Ганнибал сильнее прижал к себе хрупкое тело, слегка укачивая, привычно поглаживая свободной рукой по щекам, мягким волосам, переходя на спину.       Просидев в обнимку ещё некоторое время, Лектор прикоснулся к изящным пальцам, привлекая внимание, и, положив обе ладони себе на плечи, участливо заглянул в лицо. Подняв пушистые ресницы, Лукас немного смутился пронзительного взгляда, следящего за каждым изменением в мимике, то, что казалось привычным, стало напрягать и не воспринималось как прежде. Впрочем, последующая редкая улыбка Ганнибала смягчила впечатление. Опуская ресницы в молчаливом согласии, Лука позволил себя приподнять, и вскоре, размяв затёкшие ноги от долгого сидения, они побрели в обнимку к комнате.       Свет полной луны пронизывал практически целую комнату, мягко касаясь пола. Борясь с желанием сию же секунду завалиться в кровать, Нельсон открыл солдатский сундучок и, вытащив ночную рубашку, принялся вяло переодеваться. Закончив, его мягко развернули и потянули в другую сторону, к чужой койке. Натянув на себя одеяло, они ещё долго лежали в обнимку, смотря при этом друг другу в глаза. Вглядываясь в отблёскивающие искорки бордового оттенка тёмных глаз, будто в них что-то можно прочитать, к примеру, дальнейшую судьбу, Лука прикрыл уставшие от плача глаза. Интересно, что думает Ганнибал о его несдержанном поведении?       Мысли лишь вяло перебирались с одного пустого угла черепушки в другой, давно заброшенной без толковых решений. Прислушиваясь к чужому дыханию, Нельсон уловил смену. Сонное дыхание подростка стало ровным, еле ощутимым. Пролежав ещё минут пятнадцать, Лукас несколько раз моргнул, привыкая к полутьме. Из воротника в сотый раз застиранной рубашки светло-серого оттенка выглядывала мальчишеская шея. Словно заколдованный, Нельсон приложил пару пальцев к голубоватой вене, прислушался. Спит. Осторожно, почти нежно обхватывая тонкую шею ладонью, надавливая пальцами на пульсирующие жилки, Лукас приготовился отсчитывать про себя мгновения.       Достаточно ведь задушить зло в зародыше? Во сне, пока тот беззащитен.       Смешно. Как он мог сравнить Ганнибала с мангустом? Это же самая натуральная змея. Пригрел, называется, змеюку на груди… или это его пригрели?       С ужасом распахнув глаза, Лукас потрясенно вперился в свои дрожащие руки. Он что, был готов убить человека… нет, доверившегося ребёнка, о котором ещё днем переживал от всей души? По всей видимости, его глупый мозг перегрелся на солнце, уничтожив последние клетки благоразумия. Тот кто перед ним ещё не гениальный серийный убийца и каннибал по совместительству, а сирота с ужасной травмой, которая станет душевным шрамом, оставленным памятью о лишениях войны.       Судорожно выдохнув, Лукас жалобно прошелестел:       — Ты ведь останешься…прежним? — На мгновение замерши в тревожном ожидании, что Ганнибал проснётся, Лука вскоре расслабился. Жилка на белоснежной лебединой шее билась ровно и размеренно, а длинные тёмные ресницы вздрагивали, словно тот видел сон. Какая редкость — возможность наблюдать за спокойным сном подростка. В большинстве случаев, даже если он не метался, выкрикивая имя сестры, то хотя бы раз вздрагивал от происходящего во внутреннем мире и в конце затихал — так умирают птицы.       — Верно, ты словно тёмный лебедь. Ах, они кстати переговариваются, выдавая красивые переливы гармошки… поэтому, к тому времени ты должен заговорить… Мы должны идти вперёд, несмотря на травмы, преодолевая их, а я всегда буду рядом, если ты останешься… — тихо по-доброму улыбающимся мальчиком, а не охотником, убивающих жертв за неподобающие манеры.       Помрачнев, Лукас уткнулся лицом в грудь и впервые за несколько месяцев честно признался себе, что просто боится утратить соломинку, связывающую его с этим страшным миром. Шаря по закромам памяти, Нельсон вспомнил краткую выжимку биографии Ганнибала, где говорилось, что даже при убийстве пульс Лектора остаётся практически неизменным. Закусив губы до крови, Лукас даже не почувствовал этого, целиком поглощенный мыслями. Верно, всё, что происходит в детстве, накладывает отпечаток. Травма Лектора, продолжительный стресс, скитания, неблагополучная атмосфера приюта — всё это, а может даже больше, сделало прекрасную базу для истинного социопата, даря благодарным зрителям непревзойденного, харизматичного убийцу.       Возможно, если решиться стать моральной опорой Ганнибалу, то он сможет предотвратить появление его экранной версии? Кажется, до сих пор, он справлялся не наихудшим способом. Может быть, думал, может быть, — вечно эти два слова крутятся по замкнутому кругу, без которых уже никак нельзя было обойтись. Уверенность — вот чего ему так недоставало. Именно уверенности.       Подавив в себе желание в очередной раз вздохнуть, Лукас поплотнее закутался в одеяло, пытаясь заснуть. Ну всё, хватит с него моральных терзаний на сегодня. О том, что будет завтра, он подумает завтра. В любом случае, все знают, что любой непонятной ситуации нужно ложиться спать, он ведь дело доведет до конца. Все же надеются на красивый конец этой некрасивой жизни. С некоторым облегчением Лукас вскоре заснул.