Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

      Тишина… Вокруг тишина… Ветер скользит по листьям деревьев, подгоняемые им мелкие песчинки перекатываются по земле. Ветер отрывает один лист и несёт его по воздуху. Острые края рассекают воздушные массы. Лист падает на землю. Вновь тишина. По ветке стоящего в пяти метрах огромного дуба, на высоте шесть с половиной метров, шуршание. Объект перепрыгивает с ветки на ветку. Размер… Масса… Белка. Фоном шум от расположившейся неподалёку детской площадки. Но лучше сосредоточиться на ветре. Ветер… Запахи… Свежий хлеб, плавящийся асфальт, мускусный пот, сладкое мороженое. Жара. Духота. Бабочка над цветком. Совсем рядом. Садится на плечо, делает несколько движений и срывается от громом прогремевшего зова: - Шутер!!! – настойчивый голос издалека прерывает тихий диалог с природой. Шаги, тонкие вибрации по земле, едва уловимые, но приближающиеся. Она прижимает ладони плотнее, вслушивается, рассчитывает. Хорошо. Вес около ста килограмм, распределён равномерно, шаги тоже равномерные, значит, рост 170-180 сантиметров… Русый ёжик на голове, смешно торчащая надо лбом чёлка, невозможные карамельно-карие глаза, полные губы. А вот это уже по одним шагам не разобрать, неугомонная фантазия дорисовывает картину по своему вкусу. Девушка открывает глаза, встаёт на ноги, растягивает уставшие от долгого сидения мышцы, и ждёт. - Шутер! Ты где? – раздаётся уже ближе.       Врун! Девушка тянется к щиколотке, поправляет светящийся браслет, отслеживающий её передвижения. Или ей дают шанс найтись самой? В плотном круге из ветвистых деревьев и кустов найти и заметить кого-то непросто, поэтому это лучшее место для тренировок. Хотя, было бы лучше уехать дальше от города. На улице лето, жара неимоверная, но они вынуждены торчать в пыльном и грязном Нью-Йорке, потому что вместо долгожданных отпусков все суперзлодеи вышли на улицы. Например, два дня назад, Башню атаковали механические псы доктора Дума. Ничего страшного, с ними разобрались за полчаса, но ущерб не восстановили до сих пор. Благо, их удалось заблокировать на первых этажах, где располагался бизнес-центр, а доберись они до лабораторий или жилых помещений… Они были кусачими, с острыми зубами и когтями, озлобленные металлические твари, рычащие, будто живые. Передёргивая затвор Шальной винтовки, целясь в места соединений, слушая приказы в наушнике, она не думала. Она горько рыдала после, прислонившись обнажённым боком к холодному кафелю душа, поливаемая сверху водой. Стараясь не выдать себя и затопившую боль, зажимала руками рот, кусала пальцы. Горестные мысли, что ничего в этом мире не изменилось, по-прежнему уничтожали её изнутри. "Мыло в глаз попало", - равнодушно объясняла она красные воспалённые глаза и опухшие веки. Ей не верили, но согласно кивали.       Шуршание в кустах усилилось. Наконец, на поляне, где она расположилась, появился Клинт Бартон. - Вот ты где! – ворчит он, выпутывая из взлохмаченных волос застрявшую веточку. – Когда ты уже перестанешь играть в прятки? - Это не прятки, - Алиса складывает руки на груди, всем видом показывая, что сердится за прерванную тренировку. – Ты прекрасно знаешь, что моя повышенная чувствительность притупилась, пока я была в больнице и на реабилитационном периоде. И поэтому мне нужно тренироваться, и делать это на природе. По-хорошему, я вообще должна была уехать, но ты мне запретил. - Я не запретил, я сказал, что мы поедем вместе, - в тон ей ответил Клинт, вспоминая тот разговор. Точнее, даже не разговор, а знатный скандал, один из многих.       Девушку приводил в бешенство тот факт, что она на коротком поводке. Что вся её жизнь теперь под строгим контролем со стороны не в меру ревнивого лучника-"Мстителя". В спортзал они ходили только вместе, растягиваясь перед полноценной тренировкой, она ощущала на себе жадные взгляды, прикованные к заметно округлившейся фигуре. Не то, чтобы она набрала лишний вес, но ушла затянувшаяся подростковая угловатость, прикрылись пластами мышц кости. И, как назло, из гардероба исчезла вся мешковатая одежда, появилась обтягивающая, эластичная, плотно прилегающая "второй кожей". Это выглядело вызывающе и смущало до постоянно горящих щёк и ушей. От антидепрессантов пришлось отказаться, пить лекарства, которые рекомендовал при выписке врач.       Но самым пугающим изменением стал переезд в комнату Бартона. Даже представить было сложно, что это произойдёт так скоро, и сколько условностей поставила всё ещё смущающаяся нового статуса девушка. Не заходить в душ, пока она там, не раздеваться в её присутствии, не претендовать на её половину кровати (путём долгих, громких и не всегда цензурных переговоров Клинт вытребовал одну большую кровать, а не две отдельных), и ещё много и много правил. Но прикладывая лёд к очередному синяку, полученному в бою за отмену следующей статьи из "соглашения о совместном проживании", Клинт с восхищением приговаривал: "Вот это темперамент". Тем более он знал, как можно успокоить бушующую девушку. Простой и извечный способ "обнять и поцеловать" в таких случаях работал превосходно. Особенно, если учитывать, какое у неё отзывчивое к ласке тело. Боль терпеть она может превосходно, а вот к ласке не привычна, и поэтому нежные прикосновения вместо ударов приводят её в замешательство, которым так легко воспользоваться.       Так и сейчас, предчувствуя назревающую ссору, Клинт медленно подошёл напряженной фигуре, взял за руку, поцеловал запястье, обвёл губами выпирающую косточку, проследил взмах соколиных крыльев. Свистящий вдох послужил сигналом к тому, что его уже почти простили. Ал можно понять, она изо всех сил старалась начать новую жизнь, стать нормальным человеком, хотя ещё боялась того, что может с ней произойти. Ей не давала покоя неопределённость в будущем: связана ли она с Джиной Грей или теперь, в этом времени, она сама по себе? Волосы медленно отрастали, завивались на концах, и у Клинта обнаружилась приятная привычка зарываться в них носом, вытаскивать резинки и заколки. Жить с ним в одной комнате было непривычно, но, вполне можно было приспособиться. Она ни за что не признается, но засыпать, чувствуя чужое тепло рядом – приятно, а если навалится тёмной пеленой очередной кошмар, то нежным поцелуям разбудят, прижмут к горячему телу, несмотря на запрет, и тогда сны будут только светлые и лёгкие. - Ох, ты просто невозможен, - улыбается Алиса, облизывая пересохшие губы. – Зачем ты искал меня сейчас? - Я скучал.       И будто в подтверждение своих слов, он подхватил Алису и впился довольно грубым поцелуем в полураскрытые губы. Та только послушно ответила на поцелуй, обвив руками шею самого любимого человека. Любимого. Желанного. Родного. Самого дорогого. Единственного, судя по тому, как стучало внутри настоящее сердце. Призраки прошлого ушли, оставили её в одиночестве, но пустота внутри быстро заполнилась таким безумным жаром, что не выдержала, испарилась даже внешняя холодность, а лёд рассыпался под напором сильных рук. И страшнее всего, что так – правильно. Правильно, что рядом Клинт, правильно, что они вместе, а не порознь. Правильно с ним целоваться. Правильно любить его и получать такую же любовь взамен. Правильно страховать его на очередных миссиях ЩИТ, не касавшихся "Мстителей", правильно, после, ругаясь, перевязывать его раны, а потом целовать: "Чтобы скорее прошло". Она просыпается по ночам и тянется к другой половине кровати, чтобы убедиться, что он рядом. Что это не сон и не бред больного сознания.       Новое кодовое имя "Колибри", новая форма взамен камуфляжа с чужого плеча, новое снаряжение, не такое громоздкое и тяжёлое, верная Шальная за плечом, что никогда не изменится – что может быть? Да грызли по ночам сомнения: за что? Что она сделала такого в своей проклятой жизни, чтобы получить всё это? Или опять ей дают передышку, чтобы после забрать всё и оставить её в одиночестве. - Всё хорошо? – Клинт лизнул припухшие от голодных поцелуев губы, с усилием разжал пальцы на её бёдрах. Она никогда не жаловалась на синяки, но ему всё равно было стыдно, когда он замечал эти тёмные пятна. Кожа девушки оказалась очень нежной, чувствительной к любому прикосновению, особенно к тому, что не несёт острой боли и агрессии. И как она смогла выжить, будучи настолько чувствительной, сколько сил приходилось тратить, чтобы отгородиться от боли. Становилось понятно: зачем столько слоёв одежды, зачем ограничение тактильных контактов, почему так медленно заживают раны. - Да. Да-да, более чем, - Ал поспешно задавила в себе мрачные мысли и предчувствия, сама потянулась на пальчиках ног за поцелуем. Странно говорить об этом, но Клинт был замечательной альтернативой любым антидепрессантам. Высокий, с широкой спиной, сильными руками, длинными ногами и в меру развитой мускулатурой – будто сошедший с неизвестных мифических картин. Идеальный. Невообразимо прекрасный. Таких не бывает, но именно такое чудо досталось ей. И Алиса наслаждается. Пока можно, пока эта чеширская улыбка, меняющие цвет глаза и глубокий бархатный голос принадлежит только ей, больше никому Клинт не показывал этой своей стороны – идеальной, соблазнительной, развратной. И она постарается, чтобы никто не смел претендовать на добычу самого молодого охотника Фиоры.       В кармане штанов Клинта, где-то в сумке Алисы одновременно противно пискнули Идентификационные карты. Девушка с лёгким гортанным рычанием – неистребимая привычка, которая так нравилась Клинту – оторвалась от увлекательного занятия. Радовало одно - для этого была веская причина, Карта издавала самый противный звук на свете – вызов на место сбора. Клинт выругался, поспешно приводя себя в порядок, расчёсывая пальцами взлохмаченные волосы, поправляя забранную почти до подмышек майку. Хотелось выть от несправедливости: ограничивающая прикосновения к себе, Шутер оказалась весьма жадной до того, чтобы прикасаться к нему.       Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бурлящую кровь. Из страстного любовника Бартон мгновенно превратился в уверенного в себе, равнодушного агента, за доли секунд нашёл просвет в стене сплетённых полукругом деревьев и кустов, и направился туда. В отличие от Алисы – взбалмошной и дикой, что обострилось после того пожара, - он всегда был спокоен и уравновешен, казалось, всегда знает что делать. Ей нужно было ещё ко многому привыкнуть, многому научиться и понять. Ал только вздохнула, мимолётом, будто на автопилоте заправляя выставившийся "утиный хвостик" – торчащий край майки Клинта, который он пропустил, поправляя одежду. А ещё поцеловала мокрый от пота затылок, подарив озорную улыбку в ответ на удивлённый взгляд.       Сложно после стольких лет потерь довериться живому человеку. Сложно, помня ненависть к отцу и всему мужскому роду, довериться мужчине. Сложно поверить внезапно исполнившейся недостижимой мечте.       Сложно попытаться ещё раз, столько обжигаясь прежде. Сложно давить в себе возбуждение, когда воет самый естественный из всех человеческих инстинктов. Сложно незаметно следить, чтобы никто не подошёл к сокровищу, не прикоснулся, и при этом не выдать своей ревности.       Сложно отделаться от кошмаров и выстроенных за годы одиночества барьеров.       И ещё сложнее заставить себя отказаться.