Не вынести дождя на порог убежища, что ты называешь домом

Когда дело касалось плохих предчувствий, Тодд всегда удивлялся тому, как это работает. Тонко и четко, как механизм. С ним такое случалось не всегда, его интуиция чаще молчала, чем подсказывала ему о принятии плохих решений или надвигающихся плохих вещах, но когда это все-таки происходило – такие случаи становились запоминающимися. Как будто комок в горле, разом прокатившийся до диафрагмы. Крошечный ужас, пригретый под грудью, льдом разливающийся по крови. Еще до знакомства с Дирком Тодд задавался вопросом, почему иногда он получает подсказки, а иногда (часто) это ощущение просто немо. Он также не мог решить, хорошее оно или плохое, но когда оно появлялось, от него становилось дурно, и, как правило, мало что можно было уже изменить. А потом он познакомился с Дирком. Спустя некоторое время знакомства с ним он стал задаваться вопросом, каково это – жить, когда это ощущение никогда не молчит. Спустя долгое время знакомства с Дирком Тодду удалось развить в себе нечто наподобие гиперчувствительности к любому дерьму, которое могло бы случиться – что-то вроде настороженности по отношению ко всему, что происходило. Он научился с этим жить. Воспоминания о том, какими бывают дурные предчувствия – шепотки интуиции – смазались за общим фоном тревог и беспокойства, с которым Тодду каждый день приходилось иметь дело. А потом ему снова довелось его испытать. То ощущение. Ранним утром Аманда позвонила ему. С того самого случая их отношения с Амандой заметно потеплели, но все же не стали такими же тесными, как прежде. Они больше не рассказывали друг другу… всего. Тодд предпочитал видеть в этом хорошие знаки. Их круг общения с недавних пор заметно расширился, лишив их статуса аутсайдеров. Во всем этом мире они больше не были единственными друг у друга. Может быть, это было достойным поводом поскучать хоть по чему-то из былых времен, но в остальном перемены оказывались лишь к лучшему. К тому же Тодд уже знал: так протекало взросление. Во все периоды жизни, когда бы оно тебя ни настигло, не обойтись без разбитых колен. Аманда была таким разбитым коленом. Прошло уже больше года, и рана все еще сочилась сукровицей, но боль больше не была острой. Тодд полагал, нечто подобное должны чувствовать все нормальные родители, когда их дети твердо становятся на ноги и начинают процесс отдаления. Нечто похожее на смесь гордости и тоски. Он всегда нес ответственность за сестру, а теперь Аманда стала человеком с твердым взглядом и выпрямленной спиной. Так что… в конечном счете это было славное чувство. Даже если цель их общения теперь сводилась к решению деловых вопросов, в которых Аманда и Роуди 3 часто оказывались непосредственными участниками, а также – к веселью. Эти ребята и впрямь любили устраивать вечеринки. К сожалению, сейчас был не тот случай. По крайней мере, когда имя Аманды высветилось на дисплее, Тодд мог точно сказать – она звонила не ради веселья. Времени было восемь утра. Еще до того момента, как Тодд принял звонок, вся сонливость стекла с него как вода. – Тетя Эстер вчера умерла, – без приветствий и предисловий сказала Аманда, ее голос был сух и спокоен, в утренней тишине очень четко звучали произносимые ею слова. – Родители ждут нас сегодня после церемонии. – Сегодня, – бесцветным эхом повторил Тодд. – Хорошо. Он ощутил движение на постели за спиной – Дирк проснулся. Тодд оглянулся на него – глаза Дирка, круглые и испуганные, казались невозможно синими на светлом лице. Сложно было сказать, расслышал ли он, что говорила Аманда в трубке, но тон, которым ей отвечал Тодд, дал ему достаточно информации. В горле вдруг заскребло. – Что… Что произошло? – спросил он, не сводя взгляда с Дирка, словно силуэт на второй половине кровати был чем-то, за что можно зацепиться и не уплыть. Горькая пустота из бесчувствия с неконтролируемой силой затягивала его. Легкие наполнял вакуум. Тетя Эстер. Господи. Тодд знал, что Аманда сейчас ему скажет. – Приступ застал ее, когда она мылась в ванной, – кажущийся беспристрастным голос Аманды вдруг надломился, будто что-то хрустнуло по ту сторону связи, сестра шумно проглотила горький вздох. – Ты понимаешь, Тодд? Она утонула в своей голове, а потом она действительно утонула. Она втянула носом воздух. Тодд не слышал на фоне никаких посторонних шумов – либо Аманда спряталась в уединенном месте для этого разговора, либо Роуди 3 действительно могли вести себя тихо. Он представил, как они затаились, чтобы потом вытянуть из нее скорбь и принести ей облегчение, но все было не так просто. Впрочем, Тодд не мог точно сказать за Аманду, но зато мог говорить за себя: он вновь вспомнил, каково это – чувствовать себя худшим человеком на земле. Он не ощущал скорби. Он ощущал ужас. Потому что произошедшее с тетей Эстер было весьма закономерным исходом болезни, той ее стороной, тайной угрозой, висевшей над каждым, кто имел в своей медицинской карточке запись «парарибулит». Смерть таилась за плечом Тодда каждый раз, когда он принимал ванну, когда его нога оказывалась занесена над зеброй пешеходного перехода. На лестнице, где каждая ступень могла гостеприимно встретить его затылок. Не то чтобы других людей не сбивали машины или они не разбивались насмерть, поскользнувшись на кафельном полу. Просто когда реальность прекращает жить с тобой в одном ритме, когда она раз за разом опрокидывает тебя, обманывает твой мозг и твое тело, этот опасный мир становится стократ опаснее. Потому что ты представляешь опасность сам для себя. – Они ждут нас сегодня, Тодд, – произнесла Аманда. – Мама и папа. Ждут, что мы приедем домой. Я не… Она замолчала, словно споткнувшись о собственные слова. Тодду следовало прикусить язык, он точно знал, что она чувствовала. Они были ужасны – все гребаное семейство Броцманов. Все их отношения внутри семьи никогда не были нормальными. Всем им было плевать на тетю Эстер. Именно поэтому они заслужили эту болезнь. Тодд не пожелал бы этого никому, но такова была правда. Этот звонок (или что бы там ни послужило источником информации для Аманды) был единственной ниточкой связи с родственниками за последние несколько лет. С тех пор, как родители переехали в старый бабушкин дом, а оставшаяся в отчем доме Аманда буквально повисла на шее Тодда. Родителей не выбирают. Тодд не посмел бы требовать лучших, потому что его мать и отец в любом случае были единственными, которых он мог получить, а значит, не могли подвергаться сравнению с другими теоретическими родителями, которых Тодд счел бы идеальными. Мама и папа были такими, какие они есть. Но по всему выходило так, что им с Амандой приходилось довольствоваться лишь их наличием. У их семьи было много проблем. Парарибулит был лишь одной из них. Когда бабушка с дедушкой, заботившиеся о тете Эстер, умерли, она, беспомощная и болезненная, стала заботой последнего близкого родственника - их отца, хотя финансовые ресурсы родителей к тому моменту уже истощились. Тодд бросил валять дурака, устроился на свою первую работу, и болезнь Аманды и ее содержание стали его проблемой. Вот как его семья вела все дела. Они заявляли, что борются с общей бедой вместе, но они никогда не были одной командой. Вот почему Аманда не хотела ехать домой. Тодд ее понимал. Их родители никогда не были для них чужими людьми, но они также никогда не были близкими. К тому же приехать домой – означало столкнуться с реальностью, которая была ужасающей. Гибель бродила рядом. Скорее всего, ужасная и нелепая, и она была здесь. Несмотря на многие невзгоды, которые им довелось пережить за последнее время, им удалось об этом забыть. Если за что и стоило поблагодарить Черное Крыло, так это за то, что их гуляющие на свободе «проекты» были настоящими растворителями для серых будней. Просыпаясь на соседней с Дирком подушке по утрам, Тодд не вспоминал о скуке. Его болезнь вырывала его из реальности, но реальность, в которой он существовал больше года, тоже была ирреальной. Может быть, Тодд и Аманда стали чувствовать себя на самую капельку особенными рядом с необыкновенными людьми, и это окрыляло. Вернуться домой – значило спуститься на землю, значило вспомнить о настоящих проблемах. Вспомнить, насколько они заурядные на самом деле. Уязвимые. Смертные. – Я… – начал было Тодд и снова посмотрел на Дирка. – Мы поедем туда. Он не смог бы сделать этого в одиночку. Дирк приподнялся на постели, его глаза выражали беспокойство и заинтересованность. Он всегда был готов поддержать Тодда, и Тодд знал, что он согласится поехать с ним куда угодно. Осознание этого придало сил. – Мы с Дирком, – твердо сказал Тодд. – Вовсе не обязательно ехать тебе тоже. Теперь стало отчетливо слышно, как Аманда всхлипнула. – Нет, – наконец взяв себя в руки, произнесла она. – Это все-таки наша тетя. Я обязана там быть. Они попрощались, и Тодд остался наедине с Дирком, которому требовались ответы. Тодд неопределенно махнул рукой. Говорить об этом самому оказалось сложнее, чем слышать. – Моя тетя, – Тодд пожевал губу, собираясь с духом. – Эстер. У нее тоже был парарибулит. Вчера она… Голос скомкался. Тодд опустил глаза вниз как раз в тот момент, когда рука Дирка накрыла его ладонь. – Мне так жаль, – проговорил Дирк, и это так звучало мягко и искренне, что у Тодда защипало в глазах. – Как мы доберемся туда? *** Поехать предстояло в загород, но они решили взять такси. К тому моменту, когда машина подъехала, и они с Дирком вышли из дома, Тодд уже полностью овладел собой. Он ненавидел похороны. По правде сказать, Тодд не мог представить себе людей, которым могло нравиться нечто подобное. Но он решил относиться к этому как и ко всему, что ненавидел когда-либо: к колледжу, к любой из его работ (до работы с Дирком, разумеется) – как к обязательству. Чему-то, чего не избежать. Тети Эстер уже не было. По словам Аманды, ее хоронили ранним утром, но семья и родственники ждали их только к полудню на прощальный обед. Они даже не удосужились сообщить вчера, когда все произошло. Они сообщили сегодня. Когда проснулись с утра и упаковали тело в погребальное платье. Незадолго до того, как гроб был опущен в яму. Словно всем и должно было быть все равно. Словно так и должно было быть. Тодд и Аманда ехали не прощаться. Как и многие вещи в их семье, их присутствие ожидалось лишь потому, что у людей так было принято. Им полагалось собраться всей семьей и порыдать на виду у друзей и соседей. Они даже не стали дожидаться детей до похорон, потому что не могли продержать труп в доме еще несколько часов. Причина, по которой они с Амандой добровольно отдалились от другой части семьи, была в том, что они не хотели жить так, как принято. И все же для Тодда это было привычно. Это была его семья, и когда-то в детстве их тараканы казались ему чем-то, что было в порядке вещей. Но сейчас Тодд был с Дирком. Дирк был его семьей. Тодд видел, что у него имелась масса вопросов, но он сдерживал их, боясь показаться бестактным, и Тодд был ему благодарен. Потому что не имел ни малейшего представления, как объяснить вещи, которые казались ему совершенно нормальными раньше. Нельзя было сказать, что Тодд стыдился чего-либо. Просто его родственники жили иначе, чем Дирк бы одобрил, иначе понимали жизнь. Не существовало иного способа принять их образ мышления, кроме как провариться полтора десятка лет с ними в одном котле. Вот и все. Тодду не хотелось бы пытаться подобрать подходящие слова, чтобы объяснить это, но он знал, что для этого все равно придет время. На улице было жарко. Солнце близилось к зениту, согласно прогнозу погоды в тени температура достигала 89°F. В черном пиджаке поверх рубашки Тодд упарился, не слишком туго повязанный на его шее Дирком галстук душил. Хотелось как можно скорее оказаться под кондиционером в машине, несмотря на то, что каждый шаг до такси приближал ненавистный момент. Они втиснулись на заднее сидение, и такси тронулось с места. И как это и бывает обычно, когда тебе предстоит что-то крайне неприятное, время пути с самого начала потекло очень быстро. Тодд не успел моргнуть, как городской пейзаж поредел, а высотки и небоскребы кончились. Деревья за окном проносились одно за другим, ровные, как ряды параллельно разложенных на столе спичек. Маленькая жестяная коробка несла Тодда к истокам, и это ощущалось как ностальгия и наказание одновременно. – Этот город… – начал Тодд, хотя сам от себя не ожидал откровенности. Однообразность пейзажа взывала к ноющему чувству тоски, вполне естественно, что какие-то давнишние наивные мечты, хранимые в его памяти, вдруг актуализировались. Глубоко вздохнув, он сказал: – Когда-то мне так хотелось убежать от него. Просто сесть в поезд, отчалить от станции и не оглянуться. Тодд не видел, но почувствовал, как голова Дирка качнулась – он кивнул. – Думаю, я могу это понять… – со странными запинками проговорил он. – Временами я хочу… Было время, когда мне хотелось того же. Тодд искоса взглянул на него. – В Англии? – брякнул он, не успев уследить за языком. Тема прошлого Дирка все еще оставалась нетронутой тропой, Тодд был не уверен, что это нормально, так необдуманно ступать на нее. – Или там было лучше? Какое-то время Дирк молча смотрел в окно. – Там я впервые попробовал так поступить, – просто ответил он наконец, и Тодд закусил губу, анализируя. Дирк сказал «впервые». Это означало, что впоследствии были и другие попытки, другие разы. В такси они сидели рядом, почти не соприкасаясь, лишь ладонь Дирка лежала у Тодда на колене. Это, должно быть, означало жест поддержки, но в нем не хватало уверенности. В течение всего пути рука Дирка оставалась напряженной, Тодд знал, что Дирк отдернул бы ее, стоило лишь пошевелить ногой. Конечно, были и другие способы спугнуть его. Даже со словами приходилось быть осторожным. Нога Тодда начинала неметь от статичного положения, но он не шевелился. – От вселенной не спрячешься, – с долей сожаления произнес Тодд. Эта штука была вездесуща. Если вдуматься, быть зависимым от капризов чего-то настолько глобального и всеобъемлющего было намного худшей участью, чем периодически ощущать то, чего нет. Просто в этом был весь Тодд: он всегда был склонен к тому, чтобы много и необоснованно жаловаться. Дирк дернулся, но, к счастью, не отнял руки. Его голос звучал несколько раздраженно, как и всегда, когда он полагал, что Тодд говорит несуразицу. – Дело вовсе не во вселенной, Тодд! – сообщил он, повернувшись к Тодду лицом. – Ты не можешь выпрыгнуть из собственной шкуры! Это было весьма меткое заявление, и Тодд вздрогнул. Казалось, Дирк прекрасно понимал, что у Тодда на уме. Возможно, он и впрямь видел его насквозь. Все его сомнения и все горести. – Да, – согласился Тодд, слова заскребли горло как галька. – Мне не перестать быть Броцманом. Это в моей крови. Дирк снова посмотрел на него. Сочувствие на его лице мешалось с удивлением, беспокойством и искренним желанием помочь. Его лицо всегда было таким ярким: оно вмещало в себя целую палитру эмоций, и Дирк никогда не пытался их скрыть. Это было лицо, которое Тодд полюбил. Оно было отражением доброты и благородства – качеств, которых самому Тодду всегда недоставало. – Говоришь так, будто иметь принадлежность к чему-то – плохо, – мягко сказал Дирк, и это была скользкая тема для разговора. Для них обоих. Они не говорили о своих корнях, и причины тому были диаметрально противоположными. Тодд бежал от семейных традиций, Дирк мало что помнил о своих. Это была еще одна вещь, которую им было бы сложно обсуждать из-за разных точек зрения. Их мнение о семье. Тодду не хотелось бы, чтобы их личное восприятие имеющегося у них опыта «семейных» отношений как-то повлияло на создание собственных. Потому что в этот раз, в этот самый раз Тодд очень хотел сделать все правильно. – Я не горжусь этим, – уклончиво сказал Тодд. – Мы... не самая типичная семья. Наши отношения… Не особо дружные, ладно? Мы не собираемся на Рождество и все такое. Вот уже много лет. Серьезно. Броцманы очень далеки от образа большой счастливой американской семьи. Дирк с недоверием сощурил глаза. – Но твои родители помогали тебе. – Но они не… – Тодд вздохнул. – Они просто давали мне деньги. А потом, когда Аманда заболела, почти не навещали ее. Эта болезнь в нашей семье… по правде, она – единственное, что сплачивает ее. Каждый готов отдать что угодно, лишь бы это не произошло с ним. Словно оплатив чье-то лечение до последнего цента в твоем кармане, можно откупиться от болезни. Но мы оба знаем, что это работает не так. Иногда ты заслуживаешь того, что заслуживаешь. Дирк нахмурился. – Никто не заслуживает подобного, Тодд! – он наклонился к Тодду ближе и заглянул в его лицо. – Никто, слышишь! Его дыхание мазнуло Тодда по переносице, кончики их носов были так близко. Таксист кашлянул, не то нарочно прерывая момент, не то реально закашлявшись, и Дирк отпрянул от Тодда в смущении. Тодд поймал его ладонь, слетевшую с его колена, своей. – Я все равно не считаю, что все так ужасно, – сказал Дирк, когда его спина вновь соприкоснулась со спинкой сиденья. Тодд отмахнулся. – Не стоит, Дирк, правда. Мои родители… Это просто не… – он задумался на мгновение и невесело хмыкнул. – Не так я воображал, как представлю тебя им. – Ты собирался нас познакомить? – Дирк в волнении облизнул губы, его глаза влажно засияли. Тодд пожал плечами. – Думаю, все к этому шло. Но это… Откровенно говоря, это дерьмовый повод. – О да, это уж точно, – горько улыбнулся Дирк, но выглядел он приободрившимся. Сам Тодд также чувствовал себя намного лучше. Они выехали в пригород, ход такси стал неровным на повидавшем виды асфальте. Места здесь остались прежними, словно чудо-машина Спринга перенесла их в прошлое, лет на пятнадцать назад. Когда Тодд и Аманда приезжали к бабушке в детстве, они бегали по этим дорогам вместе с другими детьми. Изменилось немногое: фасады домов теперь казались более блеклыми, чем Тодд помнил, живые изгороди несколько подросли. И еще у самого въезда Тодд насчитал пару новых домов. – У того перекрестка нужно налево, – сообщил водителю Тодд, видя, что тот не спешит перестраиваться. – Костел в другой стороне, – ответил водитель, кинув на них взгляд в зеркало заднего вида. – Вы разве не брачующиеся? Если нужно, я развернусь. Должно быть, официальность костюмов сбила его с толку. Тодд вдруг подумал о том, как будет представлять Дирка матери. Он вообразил, как она сначала обнимет его, уткнется лицом ему в плечо, а после оценивающе посмотрит на Дирка, который будет очень смущен. Затем она спросит Тодда, кто его друг. А потом, когда Тодд скажет ей правду, все будут рассматривать Дирка исподтишка в перерывах между рыданиями и попытками соблюдать напускное почтение к умершей. Это явно был совершенно дебильный план. Привести Дирка сюда сегодня. – Нет, мы… – начал было отнекиваться Дирк, смущенный и раскрасневшийся, но Тодд прервал его: – Нет, все верно, – Дирк непонимающе взглянул на него. – Едем туда. *** Аманда и Роуди 3 уже были на месте, когда такси Дирка и Тодда остановилось возле костела. Тодд увидел их фургон, припаркованный позади здания, пока Дирк расплачивался, и понял, где стоит искать сестру. Таксист с видимым любопытством рассматривал практически пустую парковку, и Тодд махнул ему рукой, прощаясь. Добраться обратно отсюда будет куда сложнее – таксисты не станут искать их на пустыре. Придется идти пешком до жилого сектора, если, конечно, Роуди 3 не согласятся их подвезти. И если Дирк согласится поехать с ними. Дирк выглядел растерянным. Он явно чувствовал себя неуютно, и Тодд понял, что поступил верно, свернув с намеченного пути. Дирк всегда проявлял намерение поддержать и защитить Тодда, даже когда был растерян и напуган до чертиков. Настало время поступать по отношению к нему честно. Тодд улыбнулся ему и взял его за руку. И затем они пошли по тропинке, мощеной плиткой светло-кирпичного цвета, которая вела от костела к кладбищу, находящемуся чуть в отдалении. Путь простирался через аккуратный газон за границами территории костела. Забавно, как это место могло совмещать проведение столь разных торжеств. Тодд вспомнил слова таксиста и задумался над тем, что, возможно, сегодня кто-то действительно придет венчаться в костел, даже не подозревая, что недавно здесь были похороны. Они вышли из сада, окружавшего здание из красного кирпича, за пределами территории дорога с проросшей между плитками травой выглядела куда менее ухоженной. Сегодня она была изрядно притоптана маршем туфель, прошествовавших по ней. Фактически сейчас они повторяли путь процессии, прошедшей тут утром. Тишина и отсутствие рыдающих родственников сейчас делали все более священным и правильным. Они почти добрались до холма, когда в тени росшего на нем раскидистого дерева Тодд рассмотрел знакомые силуэты. Все шестеро были в черном. Печально обоснованное возвращение к этому цвету. Для отпетых хулиганов парни вели себя весьма дисциплинированно, лишь хищно скользнули по Дирку взглядами, когда они подошли ближе. – Так и знала, что ты явишься без цветов, – вместо приветствия сказала Аманда и, прежде чем всучить Тодду белый букет хризантем, обняла его. – Как ты узнала, что мы приедем сразу сюда? – поинтересовался Тодд, когда они двинулись, ступая по выстриженной траве, в сторону ровных рядов надгробий. – Пора бы тебе смириться с тем, что я знаю о тебе больше, чем ты сам, – ответила Аманда и сощурилась от яркого солнца. Она была не накрашена, отчего ее глаза казались меньше, чем Тодд привык видеть, а радужка – ярче. – Когда ты сказал, что приедешь с Дирком... Да брось, ты бы не привел его туда сегодня. Тодд обернулся на Дирка, который вместе с повисшей на его руке Монстряшей плелся чуть позади, и понял, что это и впрямь было очевидно с самого начала. – Ты слишком его бережешь, – произнесла Аманда. – А сама-то? – парировал Тодд. – Ну, что сказать, парни явно не из тех ребят, кого ты можешь познакомить с папой, – Аманда пожала плечами, в ее голосе почти прорезались нотки привычного озорства. – К тому же с нами волшебная девушка из параллельного мира. У меня больше логичных доводов так поступать, нежели у тебя. Они наконец пришли к нужному месту. Его было до боли просто узнать – по прямоугольнику мягкой черной земли – слишком яркой на фоне ровных газонов, покрывавших остальные могилы. Надгробия еще не было. Пройдет не один месяц, прежде чем его установят. Дедушка и бабушка, дядя Карл и другие Броцманы, с частью из которых Тодд даже не был знаком – все они были здесь. Они с Амандой остановились, и, пока остальные ребята подтягивались к ним, она поманила Тодда рукой, вынуждая его чуть склониться к себе. – Я тебе этого не говорила, – сказала она почти шепотом, – но, может быть, это тоже способ сказать родителям, что им не нужно ждать подобного повода, чтобы позвать нас домой. Мы сами по себе должны быть таким поводом. Влага заблестела на ее щеке. Аманда отвернулась на мгновение, чтобы незаметно ее стереть. – Мы, наверное, тоже неправы. Мы ведь не нуждались во всем этом, чтобы приехать. Тодд услышал за спиной прерывистый вздох, и это был Дирк. Тодд не посмел к нему обернуться. Он сейчас понял кое-что. Мама и папа Тодда, его тети и дяди, его бабушка и дедушка – все те люди, из которых состояла семья Броцманов, были одинаковыми. Может быть, кому-нибудь из них что-то не нравилось, может быть, кто-то пытался что-либо изменить. Но главная проблема Броцманов была в том, что все они совершали те же ошибки. И Тодд и Аманда, полагавшие, что, отстранившись от семьи, перестанут быть на нее похожими – тоже. В конце концов они все попадали в один и тот же порочный круг. – Давай съездим к ним позже? – сказала Аманда. – Может быть, даже завтра? Или, не знаю, через неделю. Ладно? Тодд рассеянно кивнул, не сводя глаз с могилы. Черная земля была такой влажной. Еще недавно под слоем травы она была не видна. – Просто сегодня мы здесь ради нее. Чтобы проводить ее, – Аманда присела у могилы и положила на землю цветы. – Привет, тетя Эстер. Она больше не скрывала влажных дорожек на своих щеках. Ветер трепал ее волосы, приводя их в беспорядок, тонкие пряди липли к влажному лицу. Парни и Монстряша постояли молча и отошли, за спиной Тодда остался лишь неловко топтавшийся на дорожке Дирк. Спустя какое-то время Аманда поднялась с колен. – Вот и все, – сказала она Тодду, закончив свое немое прощание. – Твоя очередь, Тодд. Тодд не шелохнулся. Тело ощущалось ватным. Ветер, гулявший между надгробий, тревожил траву. Было тихо, даже птицы не пели. Можно было расслышать, как сопит Дирк, молчаливый и не уверенный в том, что находится на своем месте. – Эй, давай же! Не стой как истукан, подойди к ней! – подбодрила Тодда Аманда и легонько хлопнула его по плечу, а потом указала на холм. – Мы потихоньку пойдем назад, подождем вас возле фургона. Дадим вам достаточно времени. Я знаю, тебе есть, о чем ей рассказать. Тодд с непониманием на нее посмотрел. Аманда грустно, но в то же время подбадривающе улыбнулась ему. – Ну же! Ей интересно. И пошла по холму за ребятами в сторону костела, алеющего вдали. Дирк оглянулся ей вслед. – Может быть, мне тоже? – поинтересовался он и неопределенно взмахнул рукой. – Если ты хочешь побыть... – Нет, не хочу, – покачал головой Тодд. – Стой здесь. Дирк послушно замер на месте, перенеся вес на одну ногу, явно готовый уйти, лишь только Тодд попросит об уединении. Он всегда понимал Тодда лучше, чем кто бы то ни было. Тодд не был уверен, что он готов, и, даже не догадываясь о его мыслях, Дирк чувствовал его смущение и неуверенность. И именно поэтому он того стоил. Тодд опустился на колено и положил хризантемы на землю. На контрасте с белизной цветов она стала казаться только черней. Тодд глубоко вздохнул и собрался с духом. Он произнес: – Привет, тетя Эстер. Это вовсе не оказалось таким странным, каким выглядело в его голове. Тодд сказал: – Мне жаль, что я опоздал, но ты же знаешь, я никогда не прихожу вовремя. Я... Я хочу познакомить тебя кое с кем. Он махнул Дирку рукой, призывая его встать ближе. Тот сделал неуверенный шаг вперед. Тодд сказал: – Знакомься, это Дирк Джентли. Мой бойфренд. Глаза Тодда были сухими, ощущения были такими, будто в них набили песок. В груди словно ослаб какой-то узел. Стало спокойно. Тодд сказал: – Он тот, с кем я собираюсь провести остаток жизни. Он услышал, как Дирк шумно выдохнул, почти всхлипнул. Тодд сказал: – Просто я хотел сообщить тебе первой.