Просто закрой глаза

             Гермиона выписалась из больничного крыла только вечером пятницы. Мадам Помфри отлично справилась со своей работой, так что от большей части порезов не осталось следов, не считая нескольких едва заметных бледных полосок на груди и на щиколотках. К несчастью, многочисленные целебные зелья, что ей пришлось принимать на протяжении всех этих дней, имели некоторые побочные эффекты: Гермиона ощущала легкую рассеянность, постоянно хотела спать и едва ли притронулась к принесенным Джинни книгам. Кроме того, некоторые моменты — например, то, как она вообще оказалась в Запретном Лесу, или как ее нашел Гарри, — оказались слегка размытыми в ее памяти, а при попытке воссоздать хронологию событий единственным результатом была сильная мигрень. Мадам Помфри объяснила это сотрясением мозга, которое Гермиона получила при падении, но у самой Грейнджер были другие догадки на этот счет.       К концу недели это почти прошло, но, очевидно, последствия затяжного лечения еще давали о себе знать.       К ее неудовольствию, помимо того, что восстановление проходило так медленно и она пропустила целую неделю учебы, в том числе и зачеты, Грейнджер теперь стала центром всеобщего внимания.       Набитая до отказа гриффиндорская гостиная встретила ее мертвой тишиной, так что девушка возрадовалась, что впереди у нее еще были целые выходные, чтобы подготовиться к подобной реакции со стороны всех остальных.       Гарри и Джинни встали по обе стороны от нее, словно готовясь защищать, но никто не бросался к Гермионе с объятиями и восторженными криками, хотя в глазах однокурсников явственно читалась жалость.       Большинство из этих ребят навещали ее в больничном крыле, так что с их стороны было бы странно спрашивать, как она себя чувствует или что-то в этом роде, но возвращение Гермионы в строй было воспринято ими с опаской, словно она могла рассыпаться прямо у всех на глазах.       — Привет, — сказала она всем сразу, улыбкой давая понять, что этого не произойдет.       — С возвращением!       Невилл широко улыбнулся ей, и помахал рукой. Парвати подскочила к Гермионе и чмокнула губами где-то возле ее уха, так и не решившись приобнять.       — Отлично выглядишь, Гермиона!       — Сыграешь со мной? — Симус кивнул на шахматную доску, стоящую между ним и Невиллом. Гермиона лишь качнула головой — можно подумать, они не знали, что она считала волшебную версию этой игры слишком жестокой.       По крайней мере, эта небрежная реплика Финнигана словно заставила всех остальных отмереть, и в гостиной снова поднялся знакомый возбужденный гул: все обсуждали предстоящий матч за Кубок школы, последний в этом году. Кое у кого Грейнджер заметила в руках бутылки сливочного пива: видимо, к пятничным вечеринкам по-прежнему умудрялись доставать контрабанду.       Гермиона заняла место на диванчике у камина, отметив про себя, как резво разбежались третьекурсники, чтобы уступить ей место — можно подумать, она была тяжело больна и нуждалась в повышенной заботе.       — Ну как вы, готовы к матчу? — спросила она у Гарри, что сел рядом с ней. Уизли устроилась прямо на полу напротив.       — А чего готовиться? Ловцом у Слизерина будет какой-то пятикурсник, потому что Малфоя… — Гарри осекся под предупреждающим взглядом Джинни, но все же договорил, хоть и зачем-то понизив голос на октаву, — Малфоя нет. В общем, победа у нас в кармане.       Отчего-то у Гермионы было неприятное ощущение, что она провела в лазарете гораздо больше времени, чем несколько дней — это было похоже на пробуждение из волшебного сна на втором курсе, когда она попала под воздействие взгляда Василиска.       Смутное чувство, что она выпала из жизни так надолго, выражалось в мелочах. На входе в гостиную сменился пароль, на доске объявлений появилось несколько новых списков, одна девочка с курса Джинни перекрасила волосы в розовый цвет — это были несущественные детали, которые она подмечала едва ли осознанно, но которые как бы говорили: все изменилось, Гермиона. От этого ей было слегка не по себе, но девушка списывала это на собственную тревогу перед грядущими экзаменами, к которым, как ей казалось, она теперь была совсем не готова.       — А что с ним, кстати? — небрежно спросила она, провожая взглядом кусачую тарелку, которую кто-то запустил под потолок гостиной, и прикидывая, будет ли уместно оштрафовать за это собственных однокурсников.       Кажется, еще в понедельник Гарри пытался заговорить о Малфое, но Грейнджер была слишком зла на него и потому прервала речь друга. Гермиона и сама не вполне отдавала себе отчет в том, что вызвало подобную реакцию; разумеется, она знала, что он ранил ее под действием Империуса, но все же предполагала, что Драко хотя бы соизволит навестить ее. Но он не соизволил — ни во вторник, ни в среду, а уже в четверг она выяснила, что он попросту бросил школу. Может быть, кто-то из ребят обвинил его в произошедшем, или же в окончании обучения ради реабилитации имени Малфоев отпала необходимость — она не знала и не интересовалась до этого самого момента.       — Ну… Мы не знаем. А вы с ним…       Гарри получил в свою сторону очередной сердитый взгляд от Джинни.       — По-моему, это крайне безответственно, бросать учебу прямо перед экзаменами, — в груди Гермионы начинало расти необъяснимое раздражение. Почему он не пришел? Как поступила бы она, если бы ее заставили причинить кому-то вред, тоже сбежала бы после этого, ни слова не сказав тому человеку? Они ведь были в некотором смысле близки, кажется…       При попытке вспомнить, в какой именно момент они сблизились и как разошлись, Грейнджер ощутила нарастающий приступ головной боли. Да какая, к черту, разница?       — Так вы с ним… Всё?       Видимо, этот вопрос давно не давал Гарри покоя, потому что его не остановили даже молчаливые протесты Джинни.       — Всё? — переспросила Гермиона, не сообразив сначала, о чем речь. — А… Мерлин, Гарри, конечно. Это же Малфой. Это была ошибка.       Она замолчала, перекатывая на языке это слово “ошибка”. Да, оно отлично описывает… Что бы там ни было.       — И все же…       — Слушай, ты ведь дашь мне конспекты по лекциям, которые были на этой неделе? И, конечно, мне придется весь день завтра отрабатывать чары трансфигурации. А Уилкс что-нибудь задавала… Необычное?       — Дам, конечно, и нет, не задавала. Но…       — Вот и славно. Что ж, тут как-то шумно, я, пожалуй, пойду к себе…       — Я с тобой, — вызвалась Джинни, подскакивая на ноги.       — Джин, все со мной в порядке, правда, — Гермиона улыбнулась друзьям. — Приму душ и спать. Честно говоря, больничная койка такая жесткая… Эй, черви-свистелки в школе запрещены!       Поднявшись в спальню, — сестры Патил, судя по всему, спать еще не собирались, — Гермиона рухнула на постель, даже не раздеваясь. Снизу, из гостиной, доносились музыка из волшебного радио и гул голосов, что сливались в одно сплошное жужжание, так что Гермиона наложила на вход в комнату шумоподавляющие чары.       Разумеется, все, что она могла делать, чтобы не отставать от своего плана подготовки к экзаменам, Гермиона делала и в лазарете. Но были, наверное, еще и разнообразные чары, которые она не успела выучить, и зелья, что так и не сварила, и, может быть, на дополнительных заданиях по Нумерологии, которые Гарри не посещал, показывали какие-нибудь новые руны. Да, ей придется здорово поработать в эти дни — может, даже попросить у Макгонагалл разрешения оставаться в библиотеке на пару часов после закрытия.       Но, как ни странно, мысли о Жутко Академической Блестящей Аттестации были уже не столь навязчивы, как раньше. Гермиона вдруг ощутила щемящую грусть от того, что совсем скоро они выпустятся и навсегда покинут Хогвартс. А что дальше?       Она сунула руку в карман джинсов и достала оттуда кольцо в форме серебряной змейки. Грейнджер сняла его, как только окончательно пришла в себя — было странно продолжать носить украшение, которое принадлежало Уилкс и которое Малфой, очевидно, не имел никакого права отдавать ей. Кажется, — она даже не могла вспомнить, откуда она это знает, — оно было способно излечивать раны, и потому он, видимо, и решил использовать его силы, чтобы исправить свою ошибку. Мысль о том, что Драко Малфой надел ей кольцо на палец, пусть и при таких обстоятельствах, была смехотворна.       Грейнджер даже слегка улыбнулась, при этом ощущая все ту же смутную злость. Он просто трус, раз не нашел в себе сил прийти и посмотреть ей в глаза.       Даже на Леонарда она отчего-то не могла злиться так же сильно, как на Малфоя. Гермиона была уверена, что за свой поступок Грейвс ответит перед судом, и раскаивалась лишь в том, что была слепа и не заподозрила его до последнего. Ненависть Лео к Пожирателям была очевидна с самого начала; больше всего ее задевало даже не то, что он превратил ее в орудие мести, едва не убив при этом чужими руками, а то, как он обошелся с Гарри.       Гермиона отыскала в чемодане браслет, который Лео подарил ей на Рождество (она точно знала, что он у нее есть, и что ей понравился этот подарок, хотя и не смогла бы сказать, что побудило ее снять его), и уничтожила одним коротким хлестким заклинанием, стирая из своей жизни последнее напоминание о его присутствии в ней. Покончив с этим, она приняла душ, вернулась в свою постель и забылась спокойным глубоким сном.       Утром, отправившись на завтрак, Гермиона нос к носу столкнулась с Пэнси Паркинсон.       — Грейнджер, — окликнула ее слизеринка, когда Гермиона уже собиралась войти в Большой Зал.       Гермиона еще в четверг обсуждала со своим напарником, Майклом Корнером, текущую повестку по делам старостата: он отлично справлялся со своими обязанностями и без нее, так что она немало удивилась, что Паркинсон вдруг решила обратиться к ней лично, а не к нему.       — Паркинсон, — в тон ей откликнулась Гермиона. Она буквально умирала от голода, а кроме того, хотела ознакомиться со свежим выпуском газеты, так что сносить высокомерие Пэнси лишние несколько минут ее нисколько не прельщало.       — Мне жаль, — сказала вдруг девушка, и Гермионе показалось на мгновение, что ей послышалось. Пэнси выглядела абсолютно серьезной, но, заметив, видимо, растерянность гриффиндорки, пояснила с ноткой раздражения в голосе: — Мне жаль, что с тобой такое произошло. Надеюсь, ты в порядке.       — Я… Да, спасибо…       Гермиона получила уже сотню приветствий и сочувствий с утра, но это произвело на нее самое неожиданное впечатление.       — Ладно.       Пэнси прошла мимо, как будто ничего и не было. Гермиона вошла в Большой Зал вслед за ней и невольно оглянулась в сторону слизеринского стола. Пэнси уселась рядом с Тео, тотчас придвинувшим ей кофейник, и завела разговор с Блейзом. Одно место возле их компании пустовало, и от этого по спине Гермионы отчего-то пробежала волна неприятных мурашек.       Луна Лавгуд уже позавтракала, и как раз вставала из-за своего стола, когда ей на глаза попалась Грейнджер.       — Ух ты, Гермиона, привет! Как тебе мой наряд?       Она уже была облачена в свой костюм преданного болельщика Гриффиндора: косматая грива льва нахлобучена прямо на белокурую макушку, в руках бордово-золотой флажок, а на плечах тонкая мантия, увешанная всевозможными значками. Но была в ее привычном облике деталь, которая заставляла проходящих мимо когтевранцев недовольно закатывать глаза, а гриффиндорцев хихикать — длинная плюшевая змея изумрудного цвета, что опоясывала Лавгуд от шеи и до самой талии. Выглядел весь этот пестрый несуразный наряд просто чудовищно, но Гермионе удалось выдавить из себя благожелательную улыбку.       — Это очень… Смело.       — Да? — мечтательное лицо Луны расплылось в довольной улыбке: должно быть, Гермиона угадала с комплиментом. — Блейз так же сказал. Ты еще не завтракала? Прости, я бы подождала тебя, но очень уж хочу поскорее прогуляться с моим птенцом, так что побегу.       — С птенцом? — задумчиво протянула Гермиона. — А, с птенцом!        Ей отчего-то показалось, что речь идет о самом Забини, а не о болтрушайке.       — Ой, ты ведь не видела, как он вырос за неделю! Я бы взяла его на матч, да он после шумных сборищ кричит всякие непристойности… Ну, увидимся…       Она крепко обняла Грейнджер, обдав ее сладковатым ароматом шоколада и апельсиновых чипсов, и побежала к столу слизеринцев, видимо, чтобы перекинуться парой слов с Блейзом. Гермиона отвернулась, — она была уверена, что запас доброжелательности Паркинсон на сегодня иссяк, и не хотела смотреть, с каким выражением лица та будет разглядывать наряд Луны.       Наконец, она заняла свое место за столом возле Гарри, — тот был слишком занят своей яичницей, так что едва пробормотал что-то нечленораздельное в качестве приветствия, — и притянула к себе свободную тарелку, одновременно высматривая, у кого бы одолжить газету.       Треск бумаги заставил ее обратить внимание на Невилла. Он разорвал очередное письмо и понуро принялся за еду. — Эй, Невилл, — он вопросительно поднял на нее глаза, — Классный галстук.       Несмотря на то, что по выходным ношение формы было не обязательно, Невилл все равно неизменно надевал рубашки и брюки. Факультетский галстук тоже всегда был при нем; но на этот раз он был украшен рисунком из львиных голов.       — Спасибо, это мне Ханна подарила, — просиял он. — И носки в комплекте!       Он задрал ногу, демонстрируя огромный черный ботинок и кусочек бордового носка, что выглядывал из-под края брюк. Гермиона улыбнулась, но тут же сникла, вспомнив о Добби.       — Ты до сих пор ешь? — Джинни подбежала к ним из-за спины, и Поттер едва не подавился от ее крика. — Давай скорее, нам еще нужно обсудить стратегию…       — Да-да, — кивнул ей Гарри. Джинни плюхнулась на скамью и отвернулась, чтобы дать еще пару наставлений их загонщику. Поттер воспользовался этим, чтобы пожаловаться Гермионе: — Она свихнулась просто с этим матчем, честное слово. Можно подумать, это не я капитан…       — Эй, — Джинни с укором покачала головой, — Мне же нужно учиться, в следующем году я займу твое место.       Гермиона налила себе чашку чая и попросила у Симуса свежий номер “Пророка” . Пробежав глазами по первой полосе, она с облегчением обнаружила, что ее собственное имя нигде не упоминается.       Никаких заметок по делу Грейвсов тоже не было. Единственная статья, которую Гермиона прочла вдумчиво и внимательно, касалась принятых недавно поправок в законодательстве. Кингсли добился своего, и Визенгамот постановил, что служба дементоров в качестве стражников Азкабана окончена. По согласованию с Международной конфедерацией магов было решено, что все существа будут переправлены на необитаемый остров в Бермудском треугольнике — каким именно образом, в газете не сообщалось.       — Министерство подумывает наложить заклинание Табу на все Непростительные заклинания, — сказал Невилл. — Давно пора.       — Ну, это чертовски сложная магия, — начала было Гермиона, но вдруг запнулась. Она собиралась продолжить мысль, но что-то отвлекло ее.       Девушка опустила глаза в чашку, что держала в руке, так и не поднеся ко рту. Аромат мяты приятно будоражил обоняние и что-то в области грудной клетки, но нагонял легкую мигрень.       Она нахмурилась, пытаясь понять, отчего обычный напиток вызывал в ней такое странное ощущение, но ничего необычного не заметила. Но это был просто чай, — ее любимый, кстати.       Гарри закончил завтракать и окликнул остальных членов команды, которые еще сидели за столом, просто переговариваясь между собой.       — Желаю удачи, — сказала им Грейнджер вместо напутствия.       — Она нам не понадобится, вот увидишь, — хихикнула Джинни. — У нас перевес по баллам в турнирной таблице, так что можно даже не тянуть время.       Они ушли, а Гермиона бросила ложку, так и не доев овсянку. Дважды она оборачивалась, чтобы взглянуть на стол Слизерина, и это обычное, казалось бы, действие отчего-то производило на нее то же неприятное впечатление, что и дурацкий чай. Пытаясь найти причину своего скверного настроения, Гермиона даже задрала голову, пытаясь обнаружить какие-то намеки на предстоящую грозу. Но потолок Большого Зала, имитирующий небо, был чистого лазурно-голубого цвета с проблесками теплых солнечных лучей, без единого облачка — значит, и на улице погода стояла чудесная.       — Не знаешь, профессор Уилкс в школе? — спросила она у Невилла, который собирался уже уходить. Гермиона заметила в другом конце зала, у самых дверей, Ханну, которая с явным нетерпением ждала его.       — Ее нет с пятницы, у нас даже последний урок отменили, — откликнулся Невилл. Поправив свой пестрый галстук, он двинулся навстречу своей девушке, а Гермиона поняла, что на стадион ей придется идти одной.       Она обернулась еще раз, но слизеринский стол тоже уже почти весь опустел.       На финальном матче Слизерин держался хоть и достойно, но все равно проиграл. Как бы ни пытались Тео и Блейз точными ударами бладжеров сбросить Гарри с метлы (каждый раз у Гермионы подскакивало сердце, когда она видела несущийся к нему наперерез мяч в виде неуловимого глазу темного пятна), он ловко уворачивался от них. Неприятное воспоминание о поцелуе с Леонардом на этих самых трибунах тоже слегка подпортило впечатление Гермионы от игры, — она следила за ней с угрюмым выражением лица, погруженная в свои мысли, едва успевая замечать, кто забил гол, а кто нарушил правила.       К счастью, матч длился не более сорока минут, — Поттер победно вскинул кулак с зажатым в нем золотым снитчем, счастливый вопль Симуса в рупор на мгновение оглушил всех присутствующих, и раздался протяжный свисток мадам Трюк. Гриффиндор выиграл Кубок школы по квиддичу, и, кажется, Гермиона была единственным человеком (не считая слизеринцев), не способным прочувствовать в полной мере всеобщий восторг.       Стадион взорвался овациями, и вся трибуна гриффиндорцев повалила вниз, на поле, чтобы поздравить членов команды и хоть мельком коснуться огромного золотого Кубка, что Макгонагалл с широкой улыбкой вручила в руки Гарри.       Решив, что в такой суматохе никто и не заметит ее отсутствия, Гермиона спустилась по лестнице вниз, обогнула деревянные колонны и юркнула под навес, чтобы обходной дорогой добраться до замка.       Уже в понедельник все вернулось на круги своя; начались занятия, гриффиндорцы перестали излишне осторожничать в ее присутствии, а когтевранцы и пуффендуйцы — перешептываться, стоило им завидеть ее.       Профессор Слизнорт высоко оценил результаты Гермионы в приготовлении изгоняющего уныние эликсира, Макгонагалл наградила ее десятью очками за идеальную трансфигурацию обезьяны в сову и обратно, а профессор Стебль была впечатлена тем, как мастерски Грейнджер расправилась с корнями ядовитого горщевика. Ни у кого из преподавателей Грейнджер не заметила предвзято щадящего отношения к ней (по ее подозрениям, к этому приложила руку директриса), хотя и ощущала в похвалах тщательно замаскированную жалость.       Последним уроком в расписании стояла Защита от темных искусств. Уилкс, как обычно, опоздала — она вошла в класс через десять минут с начала занятия. Гермиона успела поймать на себе ее колючий, изучающий взгляд с ноткой любопытства.       — Я выбила у Министра разрешение на то, чтобы по крайней мере пару уроков мы посвятили противостоянию силе Непростительных заклинаний. Думаю, мы слегка обогнали учебную программу, так что у нас есть время, чтобы отвлечься от пресловутой ЖАБА.       На этих словах она поморщилась, как будто подготовка студентов к самому важному экзамену была для нее худшим и скучнейшим из всевозможных занятий.       — Непростительных? — выдохнула Паркинсон почти шепотом, но ее вопрос звоном повис в полнейшей тишине.       — Ну, не Убивающего и Пыточного, разумеется. Империус, — Уилкс пожала плечами, как будто речь шла о сущей ерунде. — Я знаю, что вы проходили его еще на четвертом курсе, но, насколько мне известно, в тот раз почти никто из вас с заданием так и не справился.       Тут она многозначительно посмотрела на Гарри, который, в свою очередь, повернулся к Гермионе, чтобы взглянуть на нее с самым виноватым выражением лица. Девушка сделала вид, что не заметила этого, и смотрела прямо перед собой, но ощущала, что и сидящие позади нее однокурсники буравят сейчас ее спину полными изумления глазами. Было слишком очевидно, чем именно вызвано решение Уилкс, но Гермиона отказывалась в это верить.       — Разумеется, я не стану применять его в полной мере, — заверила их профессор. — Легкая тренировка вам не повредит. Скажу сразу, за это занятие оценки я выставлять не буду, так как вряд ли мы сможем добиться значительного успеха в столь короткий срок. Итак, начнем с теоретической части…       Гермиона обмакнула перо в чернила, собираясь записывать.       — О нет, мисс Грейнджер, делать записи не нужно.       Синяя капля сорвалась с острого кончика и расплылась на шершавой поверхности пергамента. Гермиона оглянулась по сторонам и заметила, что ни у кого, кроме нее, на парте и нет письменных принадлежностей — только палочки и учебники. Она забыла об этой особенности уроков Уилкс — они вели конспекты крайне редко.       — Я… Простите, — пробормотала она, чувствуя, как от этого пристального взгляда краска приливает к ее лицу.       Уилкс выдала им весьма скудную информацию о том, что сопротивление Империусу зависит по большей части от силы воли волшебника, нежели от специальных умений; что навыки окклюменции в значительной степени могут ослабить, оттянуть воздействие этого Непростительного, хотя и не гарантируют скорейшего избавления от чар. Что нестабильный эмоциональный фон, болезнь, усталость, магическое истощение могут усугубить давление Империуса. Она сказала также, что даже короткое промедление перед исполнением приказа, в их случае, может расцениваться как успех.       Гермиона слушала ее внимательно, но то и дело возвращалась мыслями к Малфою. Сейчас она почувствует то же, что и он. Каково это, быть марионеткой в чужих руках?       На четвертом курсе лже-Грюм заставил их сопротивляться Империусу (Гермиона тогда, кажется, бегала по классу под воздействием заклинания, скандируя стихи), но воспоминания об этом казались ей такими далекими, словно это было в прошлой жизни. Судя по всему, Уилкс была наслышана о способностях Гарри, так что не стала “пытать” его первым. Она неожиданно решила пойти по списку учеников в алфавитном порядке, — к неудовольствию Гермионы, которая значилась в самом начале.       — Вы должны сосредоточиться, — сказала Уилкс. — Слушайте мой голос и сопротивляйтесь ему.       Гермиона встала перед классом и глубоко вздохнула. Она ожидала какого-то предупреждения о начале тренировки, но его не было. Ей вдруг стало очень радостно и легко — как будто все невзгоды и тяжелые мысли испарились сами по себе, оставив после себя невесомую эйфорию.       Словно издалека до нее донесся тихий приятный голос, шепчущий, что Гермионе очень хочется спеть пару строк из “Котла, полного крепкой, горячей любви” Селестины Уорлок. С великой радостью, наполняющей ее сердце в искреннем стремлении угодить этому голосу, Гермиона принялась напевать этот надоедливый мотивчик, пытаясь вспомнить слова первого куплета.       — Громче, громче, — нашептывал голос.       А Малфой пытался сопротивляться?       Гермиона споткнулась на полуслове. Она видела где-то впереди Гарри, и Невилла, наблюдающего за ней с опаской, и хмурое лицо Пэнси Паркинсон, и Тео Нотта. В голове крутились слова из любимой песни Молли Уизли, и она, кажется, пела.       И вдруг размытый взгляд Гермионы уткнулся в непривычно серьезную физиономию Блейза. Он сидел один на задней парте.       — Громче, — отчетливо сказал голос.       Гермиона вдруг вспомнила, что ей нужно сопротивляться, и замолчала на полуслове, но уже было поздно — Уилкс опустила палочку.       — Что ж, сочту эту музыкальную паузу за проявление вашей силы воли, — сказала она.       Гермиона села на свое место, расстроенная провалом. Она ощущала себя слегка дезориентированной и как будто не сразу поняла, где находится. В голове продолжала крутиться дурацкая песня Селестины Уорлок, и девушке пришлось силой заставить свои беззвучно повторяющие одни и те же слова губы остановиться.       В целом, никому не удалось противостоять воздействию Империуса: Забини станцевал чечетку, Невилл взобрался на парту, имитируя шимпанзе, а Нотт принялся прыгать на одной ноге.       Когда настала очередь Гарри, все затаили дыхание.       — Империо, — сказала Уилкс, направив палочку ему в затылок. — Вы пробежитесь по кругу.       Гарри дернулся, взгляд его стал расфокусированным, и он пошел перед классом по кругу — так медленно, словно ноги его утопали в трясине.       — Бегите, Поттер, — проговорила Уилкс.       И он побежал.       Гарри бегал по кругу с глупой улыбкой на лице, по мнению Гермионы, гораздо дольше положенного — Уилкс как будто наслаждалась произведенным эффектом и своим всевластием.       — Ну же, где ваша знаменитая выдержка? Сопротивляйтесь мне. Империо.       Гарри замедлился. Улыбка сползла с его лица, и бег снова сменился на ходьбу.       — Мистер Забини, прошу вас выйти сюда.       Уилкс отшагнула назад, а Блейз поднялся из-за парты и занял ее место.       — Постарайтесь помочь Поттеру избавиться от внушения, — сказала она, не поясняя, каким именно образом.       Забини выглядел слегка растерянным, но все же попробовал стрельнуть в Гарри “Фините” и парой других стандартных контрзаклинаний. Это не сработало.       Поттер сделал еще пару кругов и снова ускорился. На лбу у него выступила испарина от перенапряжения, и Гермионе захотелось закричать, чтобы закончить это представление; но она, как завороженная, смотрела на лучшего друга, в странном оцепенении ловя его пустой, отрешенный взгляд, когда он поворачивался к ней лицом.       — Стойте, — скомандовала Уилкс, и Гарри остановился. Тогда она обратилась к классу (не сводя, однако, глаз с Гермионы): — Запомните это выражение лица. Если увидите его на ком-либо, можете быть уверены, что это чары внушения. Рот приоткрыт, мышцы расслаблены, взгляд ничего не выражает.       Она указывала палочкой на Гарри, словно он был живой анатомической картой.       — Иногда сетчатка глаза может быть словно с белой поволокой, что выглядит как бельмо. Это означает, что заклинание наложено неверно, что может грозить полной или частичной потерей рассудка. И, мистер Забини, вам следовало использовать связывающие чары. Хотя бы так вы смогли ограничить передвижения мистера Поттера.       Уилкс дернула рукой, и лицо Гарри приняло более осмысленный вид. Она позволила ему и Блейзу сесть на свои места и сказала:       — Как мы видим, мистеру Поттеру удалось противиться заклинанию, но все же не в полной мере. Судя по всему, что-то изменилось, и вы стали более восприимчивы к действию Непростительного. Тем не менее, отличная работа.       — И что это значит? — шепнула Гермиона Гарри, когда на “сцену” вышел Симус, и Уилкс обратила все свое внимание на него.       — Наверное, без крестража внутри я не так уж силен, вот что, — тихо ответил он.       Гарри не выглядел слишком расстроенным этим фактом, скорее удивленным. Удивилась и Гермиона.       Значит, даже Гарри теперь почти не мог бы сопротивляться. А если бы кто-то приказал ему причинить ей вред, смог бы?..       После урока Гермиона замешкалась, кивнув друзьям, чтобы не ждали ее. Профессор Уилкс, к счастью, не поспешила покинуть класс, а отправилась в свой кабинет, дверь которого располагалась прямо за преподавательским столом.       Грейнджер тихонько постучала, и, получив приглашение, вошла.       — У вас остались ко мне вопросы, мисс Грейнджер?       — Нет, я… Просто хотела вернуть вам это.       Она достала из сумки кольцо-змею и положила его на стол перед Уилкс. Та удивленно приподняла брови и подцепила длинными ногтями кольцо.       — А я уж думала, меня обокрали, — хмыкнула она, натягивая его на указательный палец.       — Профессор, это ведь… Артефакт?       — Ну, можно и так сказать, — пожала плечами Доротея, всем своим видом показывая, что у нее нет настроения продолжать разговор. — А в чем дело?       — Я заметила некоторые изменения… — Гермиона попыталась подобрать наиболее подходящие слова, потому что не была полностью уверена в справедливости своих подозрений. Кроме того, она знала, что это кольцо Уилкс подарил Регулус, и оно, наверное, много для нее значило. — То есть, артефакты ведь дают одну силу, но что-то забирают взамен, так? Мне показалось, что оно помогло мне пойти на поправку, но как будто… Внесло сумятицу в мысли. Оно как будто влияет на память.       Она выпалила последнее предложение так быстро, словно тем самым лишала Уилкс удовольствия посмеяться над этим глупым предположением. Но лицо Доротеи было непроницаемо серьезным.       — Его ведь не было на вас в момент нападения, так?       — Так, — сказала Грейнджер не вполне уверенно. Хотя откуда бы ему взяться у нее до того, как Малфой ранил ее? Она отчетливо помнила, что он носил его. Она ведь долгое время думала, что они с Уилкс ведут какую-то деятельность, связанную с Пожирателями, и потому обратила на это внимание.       — В таком случае, его силы не помогли бы вам. Хотя похвально, что мистер Малфой попытался. В столь стрессовой ситуации это было хоть и бесполезным, но находчивым решением. А что, у вас какие-то нарушения в памяти?       Профессор внимательно посмотрела ей в глаза, словно могла увидеть в них признаки амнезии.       — Кажется, да.       — Любопытно.       Уилкс помолчала какое-то время, так что Гермиона начала чувствовать себя не в своей тарелке. Ей показалось, что профессор о чем-то раздумывает, что-то мысленно взвешивает, словно пытаясь достичь неведомого открытия.       Наконец она цокнула языком и вынесла свой вердикт:       — Не думаю, что именно оно вызвало вашу… Сумятицу в мыслях.       — Ах, вот как…       Значит, заключение мадам Помфри насчет сотрясения мозга оказалась правильным.       — Но все же, насчет воздействия на память… — Уилкс снова стянула с пальца кольцо и принялась разглядывать его так, словно видела впервые в жизни, — интересная теория. Благодарю, что поделились ею со мной.       — Да я…       — А я никогда и не задумывалась, что оно могло что-то забирать взамен, — эту реплику Уилкс пробормотала уже как будто самой себе, так что Гермиона предпочла убраться из кабинета.

***

      Тихое потрескивание магии и последующая тишина оповестили Драко о том, что в его комнате материализовался эльф.       Он даже не повернулся в его сторону, чтобы узнать, что на этот раз придумала Нарцисса, чтобы вытащить его из спальни, и продолжал лежать, молча пялясь в потолок. Это был первый день с момента возвращения домой, когда у Драко не было ощущения, словно в него запустили разом дюжину Конфундусов — все мысли и воспоминания уже как следует утрамбовались внутри черепной коробки, заняли свои законные места, и теперь он был занят лишь тем, что снова и снова прокручивал их в уме.       — Леди Малфой просит вас присоединиться к семейному ужину, сэр, — донесся до него писклявый голос домовика, который, видимо, наконец собрался с силами, чтобы нарушить тишину. — Она настоятельно просит вас поторопиться, так как уже через полчаса будут поданы закуски.       — Я не голоден, — привычно откликнулся Драко.       — Леди Малфой просит передать, что в таком случае ей придется прибегнуть к крайним мерам, сэр, — голос эльфа подрагивал от страха. Драко никогда не наказывал домовиков, как и Нарцисса, так что испуг прислуги вызывал у него лишь раздражение.       — Люциус дома?       — Да, сэр, хозяин вернулся сегодня утром.       — Я спущусь.       Ему показалось, что он услышал облегченный вздох. Следом раздался хлопок, оповещающий о том, что домовик поспешил исчезнуть. Драко перевернулся на другой бок.       Что ж, хандрить целыми днями было не в его характере, так что, пожалуй, достаточно. Драко следовало подумать над тем, чем он займется дальше — валяться в постели просто так было утомительно и скучно.       Он спустился в малую гостиную гораздо позже, чем просила мать, но она не одарила его укоризненным взглядом — в глазах Нарциссы читалось лишь беспокойство.       Зато Люциус, разумеется, не упустил случая упрекнуть сына за подобное пренебрежение манерами:       — Мы ждали тебя почти час, Драко. У тебя так много дел, что ты не смог явиться вовремя?       — Да, я был очень занят.       Чтобы чем-то занять руки, он тыкнул вилкой в лежащий на тарелке перед ним кусок мяса идеальной прожарки. На самом деле, ему хотелось воткнуть вилку в собственного отца, но этот фокус можно было припасти до десерта.       — Что ж, я навел справки, Драко, никто не выдвигает обвинений в твою сторону.       Вилка, весьма не аристократично терзающая стейк, замерла.       — Не может этого быть, — голос его сочился ядом. Драко не смотрел в сторону матери, но чувствовал, что теперь ее взгляд стал укоризненным. — А то я этого не понял, когда давал показания в Министерстве и когда меня отпустили.       — Ну, видишь ли, учитывая наше нынешнее положение в обществе, и, напротив, блестящий послужной список родословной Грейвсов, все это дело могли обернуть против нашей семьи…       — Люциус, я полагаю, можно оставить этот разговор… — Нарцисса замолчала, не закончив фразу. Только тогда Драко поднял голову.       Последние несколько дней он не покидал собственную спальню, прижатый к постели грузом собственной вины, неспособности ясно соображать и острым ощущением, что все бесполезно и зря. Единственное, на что Драко был способен тогда — объявить родителям, что в школу он больше не вернется и зачаровать дверь собственной спальни.       Ему казалось, что он выйдет оттуда, когда чертовы вернувшиеся воспоминания померкнут, а боль ослабнет. Разумеется, все вышло наоборот.       — Может, и не зря они обернули бы, как ты изволил выразиться, это дело против нашей семьи. Жаль, конечно, что мстить решили мне, а не тебе, но все же…       Люциус вопросительно приподнял бровь. Безупречная актерская игра и демонстрация собственной значимости и невиновности. Малфой-старший, как был, так и остался крайне изворотливым, неприятным человеком: от былого страха, загнанности, что впечатались в его глаза во время войны, теперь не осталось и следа. Еще год назад он то и дело срывался на Драко, а порой и на Нарциссе, был скрытным и выдавал жалкие попытки продемонстрировать стойкость духа, которой в нем не было. А теперь на губах его играла почти благосклонная улыбка, вежливая холодность, присущая тому, кто в любой ситуации считает себя хозяином положения.       Именно эта смена в настроении отца, когда он понял, что находится теперь в полной безопасности, и раздражала Драко сильнее всего прочего. По его вине случилось то, что случилось, и еще задолго до того, как он втянул в это и жену с сыном. Малфою-младшему хотелось вывести его на чистую воду; разозлить до белого каления, показать, насколько никчемен Люциус, и что у него нет больше власти над ним, Драко.       — Они глупцы и трусы. Так слепо верить, что мы по собственной воле попадемся на эту уловку с угрозами… Ха, не тут-то было.       — Но ты ведь попался. Сбежал, — напомнил ему Драко.       — У нас не было выбора. Что ж, по крайней мере, все теперь знают, что мы не были причастны к тем нападениям, — Нарцисса, кажется, была полна решимости отстаивать идиотские решения мужа до последнего.       — Благодаря Драко, — Люциус улыбнулся и поднял бокал.       — Благодаря мне?       Вилка со звоном упала в тарелку.       — Ах, брось. Я ведь знал с самого начала, как только ты стал задавать все эти вопросы, что это неспроста и аврорат каким-то образом нашел способ выйти на тебя. Я бы и сам обратился к ним, разумеется, рано или поздно… Но ведь так вышло даже лучше.       — Если бы ты вышел на них сразу, может, никто бы и не пострадал, — глухо произнес Драко, едва сдерживая гнев.       — И кто бы нам поверил?       — Мне ведь поверили. Ты отдаешь себе отчет в том, что все это случилось по твоей вине?       — Драко, это…       — Нет, мам, подожди, — он взмахнул рукой, заставляя ее замолчать. — Ты убил жену Грейвса? Тогда. в Первую магическую?..       — Я никого не убивал, — в голосе Люциуса зазвучали стальные нотки. — Что это, очередная проверка авроров?       — Ты ведь был тем, кто вербовал Пожирателей, так? Они были чистокровными волшебниками, частью знаменитого рода в Америке, и это был лакомый кусочек для Волдеморта, не так ли?       Нарцисса вздрогнула при упоминании имени Темного Лорда; Люциус медленно отпил из бокала, очевидно, чтобы скрыть кривую гримасу разочарования подобными обвинениями.       — Чего ты этим добиваешься, Драко?       — Хочу, чтобы ты перестал строить из себя невинную овечку хотя бы перед нами, — рявкнул Драко, не в силах больше совладать с собой. — Это ты сделал. Сколько еще людей придут к нам, чтобы мстить за твои грехи? Почему я должен это расхлебывать, почему она? — на этих словах он указал рукой на испуганную таким поворотом беседы Нарциссу.       — Я советую тебе взять себя в руки…       — Кто ты такой, чтобы советовать мне? Я чуть не убил… Человека, — Драко не смог заставить себя произнести ее имя, — только потому, что ты когда-то проебался. Хранил у себя херову записку, чтобы выгадать удобный случай для прикрытия собственной шкуры. Делаешь вид, что, раз избежал Азкабана, значит и был невиновен?..       — Что ж, если ты ждешь извинений, их не будет, — фыркнул Люциус. Он был зол, но до сих пор не сорвался на крик, чем изрядно удивил своего сына. — Да, признаю, я был тем, кто вербовал Грейвсов в армию Темного Лорда. И, к твоему сведению, Пенелопа Грейвс с радостью согласилась присоединиться к нам.       — Ложь, — произнес Драко чуть слышно. Он мельком взглянул на Нарциссу, — она была бледна, но, судя по выражению лица, молча соглашалась с тем, что говорил Люциус.       — Вовсе нет. Нам нужен был лишь Персиваль, но, учитывая его связи с МАКУСА, знаменитое имя, прославленного отца, тут потребовался особый подход. Я завел знакомство с его супругой, и она загорелась нашими идеями. Но за несколько недель до… исчезновения Темного Лорда… И до того, как, по нашим планам, Пенелопа должна была принять Метку… Исчезла и она. В газетах писали, будто она погибла во время нападения Пожирателей Смерти, но уверяю тебя, эта ведьма была слишком полезна, чтобы так просто от нее избавляться.       Вопрос “кто” едва не сорвался с губ Драко. Люциус нарочно не сказал этого вслух, но было очевидно, кто на первом месте в его личном списке подозреваемых. Волна осознания и странной горечи захлестнула младшего Малфоя с головой.       — Но в этом виноват ты, — упрямо вынес свой вердикт Драко.       — Может, и я, а может, сумасшедшее честолюбие Грейвса. Кто из нас не ошибался, пусть первым бросит в меня Убивающим, — Люциус пожал плечами и как ни в чем не бывало принялся за еду.       — Проверю, как дела на кухне, — сказала вдруг Нарцисса и встала из-за стола. — Прошу меня извинить.       Драко проводил мать удивленным взглядом: в прошлый раз ему показалось, что она просто хотела уйти от неприятного разговора, но теперь такое поведение выглядело странным.       — Итак, через две недели у тебя начинаются выпускные экзамены, а ты отчего-то решил забросить учебу в самый последний момент, — о, эти лицемерные попытки проявить отцовское участие, — чем планируешь теперь заняться?       — Чем-нибудь, — буркнул Драко. — Я и не собирался туда возвращаться.       — И все же…       — Я чуть не убил... Грейнджер.       — Так пошли ей корзину с фруктами с извинениями, — предложил отец таким тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся. Как будто Драко допустил ошибку в их общем проекте по Зельеварению, а не пустил в Грейнджер Сектумсемпру. Как будто и речь шла вовсе не о Грейнджер, подружке Поттера, которую пытали в стенах этого самого поместья, а о какой-нибудь Пэнси Паркинсон.       Тарелки на столе сменились — подали десерт. Драко невидящим взглядом уставился на хрустальную креманку, стенки которой были покрыты белесым инеем. В ней лежали три маленьких аккуратных шарика ванильного мороженого, присыпанные сверху стружкой из молочного шоколада.       Что-то внутри Драко оборвалось.       — Фрукты с извинениями? А чего ты не послал ей фрукты с извинениями, когда Белла пытала ее на полу в нашей гостиной, а, отец?       Голос его дрожал, а внутри, чуть ниже грудной клетки, закипала жгучая злоба, смешанная с ненавистью.       — Не смей разговаривать со мной таким тоном, — оборвал его Люциус.       — Не смей, блядь, говорить мне, что я должен послать кому-то ебаные фрукты с извинениями! — Драко сорвался на крик. — Что, если я скажу тебе, что Грейвс не просто так выбрал Грейнджер?       Ему хотелось вывести отца на ту же ярость, что сейчас испытывал он сам. Может быть, это чувство было обусловлено попытками Люциуса делать вид, что ничего ужасного не произошло — очевидно, плевать ему было и на Драко с его угрызениями совести, и уж тем более на Грейнджер.       — Что ж, не скажу, что я в восторге от этого, но приятельские отношения с Золотой девочкой пошли бы на пользу нашей репутации. Если не хочешь заниматься этим сам, я попрошу эльфов…       — Приятельские отношения?       — Тебе стоит извиниться прилюдно. Мы могли бы дать официальное заявление в газету… Да, полагаю, это наилучший вариант…       Драко не поверил собственным ушам.       — Ты всю жизнь прививал мне ненависть к грязнокровкам, а теперь хочешь, чтобы я дружил с Грейнджер? Прилюдно извинился? Вручил ей ебаную корзину с фруктами?       — Времена меняются, Драко. Мы должны подстраиваться, только и всего. Деловой подход во благо семьи. Думаю, когда ты немного остынешь, ты поймешь…       Драко наотмашь откинул от себя чертову креманку с мороженым, что разбилась, пропитывая белоснежную скатерть сливочными пятнами, и вскочил на ноги, не в силах больше выносить эту показную, расчетливую невозмутимость.       Так вот оно что. Вот, почему Люциус не возражал, чтобы Нарцисса возобновила отношения с сестрой, почему делал все эти чертовы пожертвования, почему в подходящий момент позволил ему забрать записку с угрозами. Потому что подстраивался. Потому что готов был в одну минуту изменить собственные принципы и убеждения, извернуться, лишь бы поиметь с этого выгоду. Разумеется, ведь они были изгоями, и у самого Люциуса не было ни единого шанса вернуть расположение волшебного сообщества — зато он вполне мог сделать это его, Драко, руками, и через Нарциссу.       — Ебаный лицемер, — выплюнул Драко, направляясь к выходу.       — Не смей так…       Он не дослушал — хлопнул дверью с такой силой, что в большом витражном окне в коридоре зазвенели стекла. Нарцисса, стоящая у этого самого окна, в испуге отпрянула от него. Драко заметил в ее руках волшебную палочку.       — Что ты делаешь, ма?       Его голосовые связки, что были готовы извергать проклятия, но так и не получили желаемого, дрогнули, и слова прозвучали почти грубо. Драко прочистил горло и произнес гораздо мягче:       — Ты слышала?..       — Мне жаль, Драко, — она посмотрела на него так, словно сама была виновата в произошедшем. — Жаль, что так вышло с... мисс Грейнджер, жаль, что тебе пришлось это пережить.       — Спасибо, — буркнул он себе под нос.       Ему нужно было, чтобы хоть кто-то злился на него так же сильно, как и он злился сам на себя. Чтобы его презирали, обвиняли, чтобы сказали ему в лицо, как сильно он облажался. Но никак не жалость — жалость ему была не нужна.       — Я проверяю, все ли в порядке с защитными заклинаниями, — сказала Нарцисса, указывая палочкой на окно. — Никак не могу избавиться от мысли, что тот волшебник, которого мы нашли в Исландии, плохо справился.       — Но теперь нечего бояться, — Драко непонимающе оглядел окно. — Пожирателей нет. Тех, кто хочет нам отомстить…       Он запнулся. Грейвсы, конечно, сидят за решеткой в ожидании суда, но есть ли другие?..       — Я знаю, что без приглашения никто не может войти, все же родовые чары остались нетронутыми. Но мне так спокойнее.       — Ладно, — он кивнул, не зная, что предпринять. Это открытие, что его мать до сих пор испытывает паранойю и страх, даже после войны, произвело на него неприятное впечатление. Чем он может ей помочь?       — Если хочешь, можешь занять мою квартиру в Лондоне, пожить пока там, пока все… Не образуется.       — А ты?..       — Я останусь здесь, разумеется.       — Он использует нас…       — Это на благо семьи.       Злость на отца не оставила ему сил на то, чтобы спорить еще и с матерью.       Драко отправился в свою комнату, чтобы написать Уилкс, и, может быть, Блейзу, и подготовиться к переезду. От мысли о том, чтобы остаться в Мэноре хотя бы еще на один день, к горлу подкатывал ком желчи.       Ему хотелось сбежать подальше отсюда, а может быть, и из Англии, и, хотя Драко знал, что это не поможет, попытаться все же стоило.