***
Гермионе казалось, что вся эта история с Малфоем и Грейвсом сошла на нет, но только лишь потому, что ни разу не слышала, чтобы ученики или преподаватели обсуждали эту тему. Как оказалось, все, словно сговорившись, хранили молчание только в ее присутствии. Дважды, спускаясь из спальни в гостиную, она улавливала разговор однокурсников, во всех красках обсуждающих прочитанные в «Пророке» новости насчет расследования. Как-то раз, направляясь в библиотеку, Грейнджер столкнулась в коридоре с профессором Трелони, которая, обдав ее ароматом столового хереса, предрекла ей скорую кончину от рук некоего юноши. Гарри, который почти каждый день рассыпался в извинениях, когда она лежала в больничном крыле, теперь просто смотрел на нее с большим чувством вины во взгляде и пытался всячески ей угодить. Джинни, Невилл и остальные тоже словно забыли о существовании слизеринца и когтевранца и обо всем, что произошло в Запретном Лесу — впрочем, Гермиону такой расклад вполне устраивал. Она подозревала, что Грейвса искренне ненавидят и перемывают ему кости при любом удобном случае, но ни разу не стала свидетельницей этого. Она на какое-то время перестала читать газеты по утрам, а десятки писем, что слали ей репортеры в желании получить комментарий из первых уст, сразу же выбрасывала. Девушка быстро оправилась от приступов мигрени, хотя они до сих пор порой давали о себе знать, и почти забыла о болезненных ощущениях от Сектумсемпры — скорее, оттого, что ей и некогда было думать об этом. Вскоре перешептывания за ее спиной и в самом деле стихли, потому что все были заняты подготовкой к экзаменам. Не обошлось и без истерик, а также срывов на нервной почве: то и дело кто-то отправлялся в больничное крыло в слезах, а когда в школу прибыли Члены волшебной Экзаменационной комиссии, всеобщее напряжение в разы возросло. Несмотря на это, Гермиона, которая в прежние годы буквально тряслась над каждой своей оценкой, теперь практически не переживала насчет ЖАБА. Разумеется, она трудилась и готовилась к зачетам, не покладая рук, но все же не волновалась и не боялась провала так сильно, как когда-то. Почти все свободное время она проводила в библиотеке, но иногда, в особо погожие дни, — на улице, у Черного Озера, в компании с Гарри или Невиллом, а порой и Луной. — Я очень переживаю насчет экзамена по Уходу за магическими существами. Надеюсь, мне попадутся единороги или фестралы, — поделилась с ними своими переживаниями Лавгуд в один из таких дней. — Ты справишься, — на автомате заверил ее Гарри, с озадаченным видом листая учебник по ЗОТИ. Гермиона уже заметила, что большая часть материала, которому обучала их Уилкс, вообще не упоминалась в официальной учебной программе седьмого курса. — Что ж, по крайней мере, мне не придется разбираться с Зельеварением, в отличие от вас. А вот насчет Защиты от темных искусств… О, вот, кстати, и профессор Уилкс. Чудное платье у нее сегодня, а? Гермиона едва оторвала взгляд от тетради с конспектами, чтобы убедиться, что Луна права — она уже не удивлялась тому, что Уилкс ходит в Запретный Лес практически ежедневно. Уроки Защиты от темных искусств в конце учебного года стали вдруг совершенно невыносимы. Из-за отсутствия Малфоя ей пришлось заниматься то с одной парой однокурсников, то с другой — они вернулись к повторению всего изученного в течение года, так что дуэли тоже практиковали. Иногда Уилкс лично вставала напротив Гермионы, требуя, чтобы та обезоружила ее, не используя палочку. Она каждый раз поджимала губы, стоило Грейнджер сделать хоть одну промашку: хвала Годрику, по крайней мере, не штрафовала за это. Впервые в жизни Гермиона обрадовалась, когда уроки, наконец, закончились, и у них теперь были свободные от занятий дни для подготовки к экзаменам. Они уже сдали экзамен по Заклинаниям и Истории магии и готовились к Зельеварению и ЗОТИ. Трансфигурация значилась в списке предметов последней. — Поверить не могу, что она дала рекомендацию Паркинсон, — сказала Гермиона, которую одно только воспоминание об этом до сих пор выводило из себя. — У нее что, какие-то предубеждения насчет Гриффиндора? — Очевидно, что так, — отозвался Гарри. — А Блейз сказал мне, что она советовалась с деканами факультетов. Видимо, отбирала тех, кто собирается в аврорат, — сказала Луна. — Ладно, думаю, я могу позволить себе перерыв. Она отложила в сторону пергамент с перечнем волшебных свойств единорога, поднялась с пледа, который они расстелили под буком, и, отряхнув юбку, пошла к воде, мурлыкая под нос какую-то мелодию. — Паркинсон собирается в аврорат? — недоуменно переспросила Гермиона, глядя, как Луна кружится у берега, и подумывая присоединиться к ней. — Да брось, не так уж она плоха, — Гарри, наконец, поднял голову. — Она первая из слизеринцев вызвала телесного Патронуса. — Гарри? — Да? — А какой Патронус у Малфоя? Она помнила, что он рассказал ей о том, как именно Драко позвал на помощь в ту злополучную ночь; но почему-то пропустила сказанное мимо ушей, не придав этому никакого значения. Гермиона удивилась, конечно, что ему, как бывшему Пожирателю Смерти, в принципе удалось создать такую сильную светлую магию. Насколько она помнила, на уроках Защиты от темных искусств у него не получилось создать Патронуса. Он даже накричал на нее за то, что она не смогла научить его. А тут вдруг сразу телесный… Гарри помолчал немного, словно раздумывая над ее вопросом, а потом ответил: — Феникс. — Феникс? Что, интересно, это значит? Фениксы — символ возрождения, восстановления, очень редкая форма этой магии. Она даже не могла припомнить, у кого еще… — Да, я, если честно, подумал на какое-то мгновение, что это Патронус Дамблдора. У него тоже был Феникс. Может, поэтому я не прикончил Малфоя на месте… Я ведь тогда еще не знал… Он запнулся и прочистил горло. — Ты не знала? — Не знала. Гарри, казалось, хотел что-то добавить, но промолчал. Больше они о Малфое не говорили. За завтраком в Большом Зале царила непривычная тишина: пятикурсники и семикурсники были погружены в изучение конспектов, судорожно пытаясь прочесть перед экзаменом как можно больше, а остальные ученики старались не мешать им, то ли из чувства солидарности, то ли из опасения вызвать недовольство ребят. До последнего экзамена по ЖАБА, Трансфигурации, который им предстояло сдать, оставались считанные часы. Поэтому, когда в зал, шелестя крыльями, влетели несколько сов с письмами и свежими газетами, старшекурсники даже не подняли голов, боясь отвлечься от записей и потратить на это драгоценные секунды своего времени. — Ну, лети, лети, — Симус положил в мешочек, привязанный к лапе совы, один кнат, и принялся нетерпеливо сгонять ее с разложенных на столе тетрадей принесенным ею же свежим номером «Ежедневного Пророка». Недовольно щелкнув клювом, птица взмыла под потолок, сердито ухая, явно возмущенная до глубины своей совиной души таким отношением. Сам Финниган, поглощенный изучением учебника, даже не развернул газету. — Ох, Мерлин, дай мне пережить это, — в сердцах воскликнула Парвати, и до гриффиндорцев донесся аромат успокоительной настойки, которую мадам Помфри щедро раздавала всем нуждающимся в течение последних двух недель. Залпом выпив содержимое стеклянного флакона, Парвати откинулась на спинке стула, блаженно прикрыв глаза. Гермиона как раз дочитывала последнюю главу учебника «Трансфигурация. Высший уровень», и, удовлетворенно заметив про себя, что основные принципы анимагического превращения волшебника она все-таки помнит, отложила фолиант в сторону, приступая к повторению собственных записей, сделанных на шестом курсе. На секунду подняв глаза, чтобы сделать глоток кофе, Гермиона встретилась взглядом с Гарри. К ее удивлению, он уже с аппетитом поедал овсянку, оставив попытки запрыгнуть в последний вагон и повторить разом все темы, которые они изучали в течение нескольких лет. Судя по всему, этот ее взгляд показался ему укоризненным, потому что Гарри поспешил оправдаться: — А что? Чему быть, того не миновать. А программу за седьмой курс я уже всю повторил. Гермиона качнула головой и снова погрузилась в изучение конспекта. Она успела пробежаться глазами лишь по двум абзацам, когда ее отвлек шум, вызванный запоздавшей с доставкой почты совой-сипухой. Птица неуклюже приземлилась прямо в кувшин с тыквенным соком, который перевернулся, заливая тарелки с сэндвичами, скатерть и чьи-то пергаменты. Кто-то взвизгнул, кто-то взорвался проклятиями: нервы у всех были на пределе. — Простите, ребята, — Невилл подхватил несчастную сову, отвязывая от ее лапки конверт, а затем хватаясь за салфетки. — Сейчас я уберу… — Экскуро, — произнес Гарри, взмахивая палочкой. Гермиона бросила недовольный взгляд на Невилла, уже жалея, что не пожертвовала завтраком в пользу лишнего часа в библиотеке. Она надеялась, что в этот раз он не станет читать и разрывать письмо на клочки прямо за столом, но заранее приготовилась отчитать его за это. Опустив глаза на последнюю диаграмму, на которой остановилась, Гермиона мысленно повторила все необходимые для сотворения исчезающих чар заклинания и перевернула страницу. Чья-то нога под столом задела ее, и она слегка отодвинулась. Кто-то мазнул ее ботинком по ступне еще сильнее, и тогда она поджала ноги. Когда, наконец, удар чуть не сбил с ее ноги туфлю, Грейнджер вскинула глаза на Гарри. — Ну что? Гермиона уже хотела было высказать ему все свое недовольство, но, увидев встревоженный взгляд Гарри, замерла на полуслове. Он ничего не сказал — просто слегка наклонил голову вправо, указывая, очевидно, на Невилла. А Невилл держал в дрожащей руке два листа бумаги, и взгляд его бегал, судя по всему, раз за разом по одним и тем же строкам. Второй рукой он прикрыл рот, словно сдерживая крик. Его лицо, шея и даже кончики ушей покраснели, и под опущенными ресницами Гермиона ясно разглядела готовые пролиться слезы. Сердце ее замерло. Она понятия не имела, что сказать, и стоит ли вообще окликнуть его, или лучше сделать вид, что никто ничего не заметил. Гарри, видимо, находился в том же смятении чувств, потому что в его лице явно читался вопрос: «Что делать?». Гермиона подалась чуть вперед, чтобы рассмотреть лежащий на столе перед Невиллом конверт, и увидела на нем тиснение в виде герба больницы Св. Мунго: перекрещенные волшебную палочку и кость. Невилл поменял листы местами, и, уставившись на второй, не сдержался и всхлипнул. Он закрыл глаза, отвернулся, стараясь незаметно утереть слезу, что уже бежала по его щеке, потому что сидящие за столом гриффиндорцы оставили свои конспекты и недоуменно смотрели на него. — Невилл, — тихо позвал его Гарри, и голос его дрогнул. — Все в порядке? Тот не ответил. Гермиона почувствовала, как всю ее затапливает сочувствие и скорбь, хотя она пока еще даже не знала наверняка, что произошло. Наполнив стакан водой, она протянула его Невиллу, но тот лишь качнул головой. — Вы… — произнес он срывающимся голосом. — Вы можете прочесть. И он сунул Гермионе в руки эти два листа, а сам встал и вышел из-за стола. — Читай, — кивнул Гарри, заметив ее замешательство. Все вокруг смотрели на Гермиону, и она, глубоко вздохнув, начала быстро и сбивчиво читать. Уважаемый мистер Лонгботтом, Прошу простить мне спутанность мыслей и неразборчивость почерка, так как руки мои дрожат, а мысли скачут в желании побыстрее оказаться на бумаге. Рад сообщить, что последняя проба прошла успешно: как мы и предполагали, все дело в дозировке и накопительном действии зелья. Очевидно, экстракт из листьев гибрида флосентуса обладает поистине чудотворными свойствами, хотя, должен заметить, вероятнее всего принимать его для поддержания результата будет необходимо на постоянной основе до конца жизни. Но этот вопрос еще требует дополнительного изучения (в чем, я не сомневаюсь, вам помогут члены сообщества зельеваров им. Арсениуса Джиггера). Эффект ошеломительный: миссис Лонгботтом вчера утром спросила у дежурной целительницы, не могли бы мы подать на завтрак какао, а также интересовалась, где же ее сын. Алиса также выразила намерение написать вам лично (см. вложение). Мистер Лонгботтом, пока, к сожалению, отказывается говорить, но взгляд у него приобрел гораздо более осмысленное направление, чем обычно, что лично я отмечаю как положительную динамику к выздоровлению. Разумеется, процесс реабилитации после стольких лет, проведенных в плену ментальной болезни, будет сложным и долгим, но это величайший прогресс, огромный шаг вперед! Признаюсь, мы уже давно потеряли всякую надежду на исцеление мистера и миссис Лонгботтом, ровно как и других пациентов, пострадавших от воздействия Непростительных заклинаний. Я счастлив признать, что глубоко заблуждался насчет эффективности вашего изобретения и возможности развития в цветах флосентуса новейших свойств, не характерных для этого вида. Что ж, академическая и практическая польза вашего открытия неоспорима, и я бы даже взял на себя смелость прочить ему мировое признание. Уверяю, назначенный курс лечения мы продолжим, ровно как и будем сообщать обо всех изменениях в здоровье, поведении и самочувствии ваших матушки и отца. P.S. Письмо мадам Августе я также отправил заказной совой, она заверила меня, что явится в Св. Мунго незамедлительно. С великим уважением, Янус Тики, старший целитель больницы Св. Мунго, отделение недугов от заклятий. За столом воцарилась такая тишина, словно присутствующие даже забыли, как дышать. Гермиона перевернула страницу, и на втором листе, не считая пары клякс и дырочки от слишком сильного нажима пером, было лишь одно слово, выведенное корявым, неуверенным, словно детским почерком:НеВииЛ
Гермиона даже не уловила тот миг, когда вдруг к ее глазам подкатили слезы, от большой радости и гордости за друга: глаза Гарри, Симуса, Падмы и Парвати, и Джинни тоже были на мокром месте. Никто из них даже не улыбнулся, настолько сильным был шок от услышанного. Она поймала взгляд Гарри, который смотрел куда-то через ее плечо, и обернулась. Невилл стоял у стола Слизерина, изо всех сил стискивая в объятиях Тео, который улыбался, похлопывая его по плечу и что-то шепча на ухо. Блейз, который сидел рядом, выглядел ошеломленным; судя по виду Пэнси, она едва сдерживалась, чтобы не прослезиться и, как могла, пыталась сохранять серьезное выражение лица с легким оттенком безразличия к происходящему. Казалось, в этот самый миг огромная, нерушимая стена взаимной неприязни и вражды между факультетами Гриффиндора и Слизерина рассыпалась прямо на их глазах. Значит, те совместные дополнительные занятия по Зельеварению с Теодором и Ханной были попытками приготовить исцеляющее зелье, а письма, которые рвал с такой педантичностью Невилл — записками целителя об отсутствии результатов. И то, что Гермиона приняла было за слезы горя, оказалось проявлением счастья, масштаб которого она не могла представить. — Интересно, что бы сказал на это профессор Снейп, — задумчиво произнес Симус, выводя этими словами из оцепенения всех присутствующих. — Впервые в истории наградил бы Гриффиндор пятью очками, — с легким оттенком печали в голосе сказал Гарри. Мерлин знает, как удалось Невиллу высидеть целый экзамен по Трансфигурации, сначала письменную его часть, а затем практическую. Даже Гермионе было сложно усидеть на месте, настолько ее переполняла радость. Когда экзамен закончился, глава Волшебной экзаменационной комиссии и по совместительству давняя подруга бабушки Невилла Гризельда Марчбэнкс, услышав новости, едва не раздавила парня в своих объятиях, и на ее сухом, строгом, испещренном множеством морщин лице Гермиона впервые за всю эту неделю заметила проблески каких-то чувств. С трудом отбившись от множества поздравлений и расспросов, Невилл с энтузиазмом побежал к Макгонагалл и принялся отпрашиваться у нее, чтобы навестить родителей в больнице. Та, разумеется, незамедлительно проводила его в свой кабинет, чтобы предоставить доступ к каминной сети. — Ну, теперь у вас остался только выпускной вечер и все, прощай школа? — радостно заключила Джинни, когда они вернулись, вымотанные, но счастливые, в башню Гриффиндора. И только сейчас Гермиона вспомнила о том, что у нее снова нет партнера, с которым она могла бы отправиться вместе на выпускной бал.