Ты так и не научился рисовать

      Ты так и не научился рисовать, Бэн. Странный ты, номер Шесть. Удивительный. Касаться тебя всегда приятно. Я не знаю, чем помочь тебе. Ты закрытый, ты болен. Я не понимаю. Твои краски тусклые, как и глаза. Кажется, что они прозрачно-серые, что они пронизывают меня насквозь. Это мой предел — пустой взгляд, сухой привет, незаметное касание до твоей руки. Я эгоистичен, ты же согласен? Правда ведь, Бэн?       Не понимаю, зачем ты такой существуешь, такой несуразный, тихий и странный, со своими мыслями в голове. А я Пятый. Я жестокий ко всем, даже к себе. А ты нет. Совсем нет. Ты любишь рисовать, хоть и не умеешь совсем, ты принимаешь таблетки, чтобы усмирить монстров внутри себя. Ты — живой, ты — человек. Хочется спать, но я не позволяю себе. Я окутываю себя сетью из тонкого желания убивать, и иду выполнять очередную миссию. Но я бы с удовольствием убил бы тебя, такого чистого и правильного. Такого… стеклянного. — Это моя жизнь, и не вам всем указывать, что мне делать, и кого не надо убивать! — моя семья никогда не поймёт меня, но я даже не стараюсь. Мне плевать. Всегда было плевать. Глаза неприятно щиплет от набежавших откуда-то слёз. Больно, непривычно больно. Я — больной. Не Бэн, я. Это меня надо презирать, это я мерзкий, я, я, я!       Я бегу по лестнице, не оглядываясь, не смотря по сторонам, в его комнату. Сколько неприятных слов было порой брошено в его сторону, сколько боли я сделал этому странному и далёкому человеку, делая его жизнь тусклой и полностью лишённой каких либо красок. Я тихо утыкаюсь в его куртку, ожидая, что Бэнни оттолкнёт меня. Но он только проводит рукой по моим волосам, мягко зарываясь в них рукой. Я плачу, показывая свою слабость. Первый раз в жизни. — Ты такой яркий, Пятый. Ты, как палитра, которую я так и не купил. Ты… — Бэн умолкает, позволяя мне невесомо коснуться его губ. И мне кажется, что мы сейчас умрём, как все наши мечты, как тот последний сожжённый Бэном рисунок с красными красками. За каждым словом скрывается ложь. А я весь пропитан ложью. Я знаю это. Поэтому молчу. Поэтому позволяю ему целовать свои руки. Поэтому я перестаю плакать.