***
Олег двигался почти на ощупь, но умудрился заметить, что Марина еле передвигает ногами и каждые два-три шага останавливается. — Че ты? — не затруднился в построении вопроса он, придержав женщину за талию. У Нарочинской не было сил скрывать правду. Но и сил говорить тоже не было: — Поясница. Брагин, не открывая глаз, кивнул и, подхватив Марину за бочка еще более уверенно, быстро потащил в сторону ординаторской. — Брааагин, — больше чем на судорожный шепот ее не хватило. — Спокойно, мать. — Он силой уложил женщину на кушетку — даже в таком состоянии Нарочинская еще сопротивлялась, — и, не включая свет, начал разминать погибшую в неравном бою часть тела. От боли Марина стиснула зубы и явственно зашипела. — Терпи давай. Она не ответила и, будучи в полуотключке, смирилась с ситуацией. Были, конечно, мысли о том, что дверь в ординаторскую не заперта, но сейчас пальцы Брагина оказались в приоритете.***
Сколько времени прошло, Марина не знала, потому что провалилась куда-то в небытие. Поэтому, когда резко включился свет и послышались голоса Лены и Кости, непроизвольно вздрогнула. Голоса коллег тут же оборвались, уставившись на «картину маслом»: Брагина, сидящего в ногах у лежащей Нарочинской и лапающего ее за спину. Хорошо еще, что оба были полностью одеты. Лазарев не понимал, как реагировать на такое. Тем более, что рядом стояла Михалева и рыбой хватала воздух. Брагин выразительно сморщился — то ли от света, бьющего по уставшим глазам, то ли от предвкушения скандала, который утром обещала Нарочинская, а обеспечит, скорее всего, ее бывшая подруга. — Олег, — отмерла Лена, — ты что делаешь? — Как «что»? — невозмутимостью Брагина можно было гвозди заколачивать. — Не видишь, что ли? Домогаюсь Марины Владимировны. Нарочинская, не открывая глаз, фыркнула. Она не видела и не хотела видеть Лену, но ситуация была крайне забавной. Да что уж там — Марина, честно говоря, откровенно злорадствовала. Но лицо держала легко. Михалева надулась как мышь на крупу: — Это не смешно! Вам вообще нормально? — не могла подобрать она слов. Брагин пожал плечами, а Нарочинская проигнорировала вопрос, хотя с губ так и норовило сорваться, что ей-то как раз зашибись. Массаж сделал свое дело, и поясница, хоть и чувствовала себя уставшей, но больше не болела. — Че происходит? — все же решил поинтересоваться Костик. Олег, как обычно, за языком не следил: — «Камасутру» изучаем, че, не видно? Лазареву было очень жалко Михалеву. Но и у него язык чесался сильнее: — А, я понял, вы грехи замаливаете. — Какие грехи? — перешла на ультразвук Лена. Костя, решив больше не рисковать, быстренько выдвинулся в коридор, закрыв за собой дверь. Марина, демонстративно прикрыв музыкальные уши не менее музыкальными руками, села, сбросив с себя Брагинские пальцы: — Лена, уймись. Я же не виновата, что твой мужик ведет себя как… — Как кто? — неожиданно заинтересовался Олег, который до этого мастерски делал вид, что все происходящее ему до лампады. Нарочинская смерила его непроницаемым взглядом: — Как герой-спаситель женских душ. — Туш. — И их тоже. — Могла бы и «спасибо» сказать, — демонстративно обиделся он, усиленно изображая, что не замечает, к а к смотрит на него Лена. — За что? Она меня сейчас на британский флаг порвет, а я еще пожить хочу. Михалева чуть не подскочила на месте, и Олегу, впервые за весь разговор, стало ее жаль: — Да у Марины чуть спина не отвалилась, мы на операции восемь часов были, — примирительно, как ему показалось, объяснил он. — А кроме тебя ее спасти некому, да? — явно выделяя какой-то яд неопознанного происхождения, уточнила Лена и посмотрела на нейрохирурга. — А ты-то сама! — Ле-на, — по слогам произнесла ее имя Нарочинская. — Силы были неравны. И не надо меня воспитывать, лучше Брагиным займись. Виноватой она себя не чувствовала. Вообще. А вот то, что Олег повел себя по отношению к Михалевой как чудак на букву «м», несколько напрягало. Нет, Марине не было жалко бывшую подругу, но она вдруг отчетливо представила, что было бы с ней в подобной ситуации. И даже обрадовалась, что их отношения с Брагиным закончились.