***
После обеда Марина вышла в приемное, где увидела Дубровскую, цвет лица которой мог посоревноваться с весенней травой. — Нин, что с тобой? — Не знаю, — регистратор изо всех сил цеплялась пальцами за стойку. — Че-то прихватило, — сдавленно произнесла она, понимая, что еще чуть-чуть, и грохнется в обморок. Именно сейчас боль, преследовавшая Дубровскую со вчерашнего утра, стала совсем невыносимой. Нет, сначала все было не так плохо, поэтому Нина старалась не обращать внимания. Потом начала грешить на придатки и даже записалась к гинекологу. Только дойти не успела… Страшно уже не было, но хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. И уже неважно чем. Закончиться ей не дали. — Нина! — тормошила ее Нарочинская. — Что болит? — она приложила ладонь ко лбу коллеги и ахнула. — Да у тебя температура! — Жи-вот, — рвано выдохнула Дубровская, прежде чем в глазах окончательно потемнело. Кажется, она еще успела услышать, как Марина требует санитаров и каталку…***
Через три с лишним часа Нарочинская выползла из операционной и сразу угодила в лапы крайне взволнованного Брагина: — Что с Ниной? — психованно поинтересовался он. Да уж. Сложно не стать психованным, когда после двух тяжелых операций вместо заслуженного отдыха получаешь известие о том, что твоей верной подруге резко стало хреново. Да так хреново, что ее прямиком положили на стол, минуя стадию взятия анализов. Олега еще и в операционную не пустили. Сначала удерживали силой (три человека на плечах повисли), потом уговаривали, а потом заявили, что операция скоро подойдет к концу, поэтому Брагину там делать нечего. Только Марине Владимировне мешаться. А мешаться Марине Владимировне он не хотел. Особенно сейчас, когда от нейрохирурга буквально зависели здоровье и жизнь Дубровской. Нарочинская подняла на мужчину уставшие глаза и ужаснулась — Олег был похож на умертвие. Мрачный, испуганный, непривычно-бледный, с резко проявившимися кругами под почерневшими сейчас до состояния угля глазами. Не понимая, что творит, женщина прикоснулась к его щеке: — Все хорошо, — Брагин, кажется, не понял, что она сказала, и Марина повторила уже громче. — Олег, все хорошо. Опасности для жизни нет. Мужчина вздрогнул всем телом, ужался в размерах и выдохнул Нарочинской куда-то в плечо: — Что случилось? — Перитонит из-за аппендицита. Олег резко вскинул голову: — Я ее прибью. — Да подожди ты, — нервно усмехнулась Марина. — Пусть сначала выздоровеет, а потом делай что хочешь. Он тоже усмехнулся: — Договорились, — еще крепче сжал Нарочинскую в объятиях и посерьезнел. — Мариш, спасибо, — от его собачьего взгляда у нее что-то перевернулось внутри. Марина выдавила слабую улыбку: — Это моя работа. Рядом послышались недружные, но быстрые шаги. — Как она? — это приближались донельзя взволнованные Куликов и Хромов. Оба только освободились и узнали о произошедшем. Нарочинская кивнула: — Самое страшное позади. — Аппендицит. Перитонит, — пояснил Брагин. — Марина вовремя поймала. — Слава Богу, — выдохнул Сергей и, заметив не самую обычную для отделения картину — Нарочинскую в объятиях Брагина, вскинул брови в немом вопросе. Олег это мастерски проигнорировал, а Марина просто не заметила, потому что переключила внимание на Ивана Николаевича, который в любой ситуации мыслил поразительно трезво: — Вы одна оперировали, Марин? — объятия коллег Хромова интересовали мало. Она пожала плечами, аккуратно выпутываясь из таких комфортных рук: — Медсестры и анестезиолог были свободны. — Но это же сложно, — удивился Куликов, только сейчас сообразив, как стремительно и многогранно пришлось действовать его коллеге. — Не было времени ждать.