***
В больницах всегда пахнет одинаково. Лекарствами и стерильностью. Саске лежит в одноместной палате, потому что так угодно его матери. Так удобнее вести переговоры. Без лишних глаз и ушей. Микото придвинула стул ближе к постели сына. Саске смотрел в единственное окно палаты и не видел мать. Только слышал, как она притягивает к себе стул и садится, закинув ногу на ногу — это угадывается по шороху одежды. Микото вздохнула. — Саске, сколько это ещё будет продолжаться? — начала она, сразу нападая. Строго, с нажимом. — Тебе так нравится доставлять своей семье неприятности? — Микото выпрямилась на стуле, и тот тихо скрипнул. — Может, ты всё же будешь смотреть на меня, когда я говорю с тобой? Саске устало прикрыл глаза, потратил секунду на вдох-выдох и медленно повернул голову от окна в сторону матери, видеть которую сейчас совсем не хотелось. — Ну вот, я смотрю на тебя. Говори, что хотела, и уходи, — так же нападал Саске, глядя в равнодушные глаза напротив. Уголки губ Микото дернулись в улыбке, хотя скорее это была насмешка. — Приходя в себя, я меньше всего хочу видеть твое лицо. — Тогда прекрати приводить нас к этой ситуации снова и снова. — Договорились, в следующий раз обещаю сделать всё правильно. — Я не это имела в виду, — отмахнулась Микото, Саске лишь ухмыльнулся и снова уставился в окно. Микото позади него вздохнула. Саске слышал, как она поднимается со стула, топает каблуками, обходя кровать, чтобы Саске снова смотрел на неё. Она чуть отодвигает стойку с капельницей и встает вплотную к кровати Саске, нависая над его лицом. — Я пришла предложить тебе сделку. Саске фыркает. Ну, конечно, его мать здесь в первую очередь за тем, чтобы уладить дела, а не потому, что её сын буквально несколько часов назад пытался покончить с собой. — Давай договоримся, Саске, ты перестаешь быть проблемой, а я не стану запирать тебя в психиатрической клинике. Саске снова усмехается. Грязный ход. Гребаный шантаж. Но это не трогает Саске, не пугает его даже чуть-чуть. — Не имеешь права, я уже совершеннолетний, — сделал ответный выпад Саске. — Да и как ты потом будешь объяснять, что один из твоих сыновей оказался психом? — Может и совершеннолетний, — совершенно спокойно отвечает Микото, и Саске это совсем не нравится. — Однако ты представляешь непосредственную угрозу для себя, а этого уже достаточно, чтобы отправить тебя на принудительное лечение. А что касается репутации Учиха, неужели ты действительно считаешь, что я не смогу об этом позаботиться? — глаза Микото победно сверкнули. Она была довольна собой, и Саске это ясно видел по уголкам её губ, дрогнувшим в улыбке. — Итак, мы договорились или ты предпочтешь оказаться в клинике? По выражению лица Микото легко было понять, что она наслаждается триумфом. Она уже знала, что победила в этой битве, и продолжала смотреть на Саске насмешливым взглядом. Саске понимал, что значит клиника. Даже если его выпишут довольно скоро, по бумагам он всё равно будет нуждаться в постоянной опеке со стороны семьи, а он крайне не хотел иметь с ними долгих отношений. Саске ничего не ответил, не потешил самолюбие матери, вместо этого он стойко выдержал её взгляд. — Что ж, — выдохнула Микото, отстраняясь. — Рада, что мы поняли друг друга, и я надеюсь, что впредь мы не вернемся к этому разговору. Всего хорошего. Саске хмыкает, как только за матерью закрывается дверь. «Всего хорошего». Она всегда любила заканчивать переговоры подобным образом, когда получала то, чего хотела. И неважно кто перед ней — деловой партнёр или собственный сын.***
Саске выписывают на следующий день. Ну как выписывают. На него даже не оформлялись никакие документы. По просьбе Микото. Наверняка, ей пришлось немало заплатить, чтобы в базе данных больницы не упоминалось имя Саске. Это в духе Микото. Она костьми ляжет за безупречную репутацию фамилии Учиха. — Ты готов? — Итачи появляется в палате, когда Саске застегивает молнию на куртке. — Необязательно было приезжать, — сухо произносит Саске, даже не глядя на брата. Итачи сжимает кулаки и стискивает зубы, но ничего не говорит, лишь забирает рюкзак Саске и выходит из палаты. Саске закатывает глаза, потому что Итачи снова это сделал: схватил его вещи и ушел, чтобы младший брат точно пошел за ним. Саске нащупывает в кармане пачку сигарет, которую каким-то чудесным образом не забрали, и выходит вслед за Итачи. Они идут по длинному коридору молча и так же молча едут в лифте на парковку. Саске сразу падает на переднее сиденье автомобиля, пока Итачи возится с какими-то вещами на заднем. Зажигалка Саске щелкает синхронно с ремнем безопасности Итачи, и через секунду Саске выдыхает первую порцию дыма в открытое окно. — С каких пор ты куришь? — с упреком произносит Итачи, морщась от табачного дыма. — С каких пор ты превратился в мамочку? — язвит Саске, отворачиваясь к окну. Итачи игнорирует слова Саске, молча заводит машину и выезжает с территории больницы, исподтишка поглядывая в сторону брата, силясь понять что происходит с Саске последние годы. Итачи всё ещё помнит того прежнего Саске, который с трепетным волнением взирал на мир, делился мечтами и планами на будущее, широко улыбался и искренне радовался жизни. У того Саске были цели в жизни, мотивация и желание жить. А сейчас Саске походил на тень себя прежнего с бледной кожей, потухшими глазами, сжатыми в тонкую линию губами вместо улыбки и шрамами под тканью кофты. Почти как призрак. Итачи задыхается от невозможности достучаться до сознания Саске через ту бетонную стену, которую он воздвиг вокруг себя, не подпуская к себе никого. Итачи хочет крушить, ломать эту стену, но та стоит и насмехается над каждой его попыткой. Порой Итачи хочется выть от собственной бесполезности. Потому что он видит, что Саске умирает день за днём, кусочек за кусочком его душа погибает под слоем равнодушия. Саске тонет в собственной боли и задыхается в ней, но не позволяет спасти. Не оставляет ни единого шанса помочь себе. Иногда Итачи хочет схватить Саске за плечи и вытрясти из него ответы на все вопросы. — Ты в порядке? — спрашивает Итачи, когда они останавливаются на светофоре. Вопрос звучит так глупо и по-идиотски, потому что очевидно же, что Саске не в порядке, но Итачи всё равно спрашивает. Саске сжимает губы в тонкую полоску и, затянувшись последний раз, тушит сигарету о пачку и пихает окурок туда же. И не отвечает. Ничего. Как всегда. — Что с тобой происходит? — снова пытается Итачи, но Саске молчит, даже не реагирует на него. — Расскажи мне, может, я смогу помочь. — Зеленый, — перебивает Саске. Итачи сжимает челюсти едва ли не до скрипа зубов. Его бесит, что он никак не может подступиться к брату и понять, что с ним происходит. Огромный дом встречает их оглушительной тишиной и привычным равнодушием, которым в этом доме пропитаны все стены. Саске сбегает от Итачи в свою комнату, падает на кровать и бездумно пялится в потолок. Он хотел бы раствориться в этом моменте, ненадолго абстрагироваться от реальности, но вежливый стук в дверь рушит хрупкий момент на стекла. Дверь открывается, в комнату заходит Итачи, и под его медленными шагами хрустят осколки разрушенного уединения. — Я хочу побыть один, — произносит Саске, закрыв глаза. Сейчас полдень. У Итачи должны быть дела, и Саске надеется, что он скоро уедет. — Ты еще не устал быть один? — выдыхает Итачи и останавливается у самого края кровати. Он смотрит на распластавшегося на ней Саске. Анализирует. Последние пять лет Итачи только и делает, что анализирует Саске. Сканирует его, пытается прочитать в лице брата хоть что-нибудь, уловить подсказку в его движениях и словах, но не находит ничего. Бесит. — Не надо. — Не надо что? — уточняет Итачи и заранее знает ответ. — Делать вид, будто тебе есть до меня дело. И это тоже бесит. Итачи сжимает ладони в кулак. Он действительно не понимает, почему Саске постоянно отталкивает его. В чем его вина? Почему Саске осознанно стал отдаляться? Итачи задает себе эти вопросы все пять лет, но до сих пор не может найти ответ. Раздражает. — Саске, перестань вести себя как ребенок, — не подумав, произнес Итачи. Саске резко открыл глаза и посмотрел на брата странным взглядом. Итачи захотел ударить себя по лбу. — Говоришь как мама, — Саске выдавливает из себя короткий смешок. — Гордись собой, ты превращаешься в идеальную копию родителей. — И что это должно значить? — Ничего, — бросает Саске и снова закрывает глаза. — Просто уйди из моей комнаты и оставь меня в покое. Итачи безмолвно поднимает белый флаг — в который раз — и аккуратно прикрывает за собой дверь, оставляя Саске наедине с его демонами. Комната — единственное место в доме, где Саске может побыть в одиночестве. Хотя бы до тех пор, пока о нём не вспомнят и не выдернут куда-нибудь, но такое, к счастью, случалось не так часто. Обычно в обязанности Саске входит посещение этого осточертевшего университета, поддержание публичного имиджа на тех редких мероприятиях, чтобы никто не судачил, что младший Учиха не соответствует семье, и в остальное время Саске должен был просто не доставлять лишних забот и без того занятой матери. И если Саске справлялся с возложенными на него обязанностями, то Микото переводила ему на карту карманные деньги на месяц. Но учитывая последние события, Саске скорее всего не получит и йены в ближайшее время. В воспитательных целях. Надо снова попробовать устроиться на подработку. Подальше от дома и от тех мест, где обычно ужинает с партнерами Микото или проводит свои деловые встречи Итачи, чтобы не получилось как в прошлый раз, когда мать застала Саске в форме официанта в ресторане. Скандал был похуже, чем когда Саске наглотался таблеток и попал в больницу в первый раз. Саске делает пометку о поиске места работы. Телефон вибрирует в кармане джинс, и Саске не хочет отвечать на входящий звонок от матери. В следующий раз телефон вибрирует, уведомляя об смс от Микото. «К ужину у нас будут гости. Ты должен выглядеть и вести себя соответствующе. Твои вещи в чехле в шкафу. Будь готов к семи». Саске отбрасывает телефон. Почему он каждый раз надеется, что мама хотя бы в одном сообщении спросит как у него дела? Таких вопросов между ними уже давно нет. Только «Саске, сколько можно быть проблемой?», «Саске, может, хватит вести себя как ребенок?» и указания вроде этих.***
Белая рубашка и черные брюки — его костюм на вечерний спектакль. Сегодня Учиха играют в идеальную семью. Саске последний раз смотрит на себя в зеркало и выходит из комнаты, пытаясь угадать, много ли на сегодняшнее представление приглашено зрителей. Саске спускается в столовую и считает расставленные на столе приборы. Всего пять человек вместе с действующими лицами. Микото нынче поскупилась на пригласительные для гостей. В прошлые годы зрительный зал насчитывал не менее десяти посадочных мест. Впрочем, Саске это только на руку. Двоих легче убедить во лжи. Микото спустилась вместе с Итачи. Они что-то обсуждали. Говорила в основном Микото, Итачи лишь согласно кивал. Завидев Саске, Микото скользнула по нему оценивающим взглядом и улыбнулась Итачи: — Ты оказался прав насчет размера. Саске закатил глаза. Одежду покупал Итачи, потому что, похоже, он оказался единственным, кто знал размер Саске. — Лицо попроще, Саске, — одернула его Микото, проходя мимо него в гостиную. — Теперь тебе мое лицо не нравится? — огрызнулся Саске. Общение с матерью — каждый раз битва. — Если сделала замечание, значит, не нравится. Едва Саске успел открыть рот, как Итачи поймал его за локоть и коротко мотнул головой — «Ничего не говори». Саске закатил глаза и выдернул руку. Вечер будет долгим. Раздался звонок в дверь, и Микото, бросив предупредительный взгляд на Саске, отправилась встречать гостей, нацепив на лицо улыбку. — Почему ты так любишь спорить с ней? — вздыхает Итачи и, похлопав Саске по плечу, манит его за собой в сторону прихожей, откуда доносились вежливые голоса и слова приветствия. — Пойдем, мы тоже должны быть там. Итачи вежливо кланяется гостям. Микото обменивается короткими поцелуями в щечку с Йоко, женой Мадары, которому дворецкий помогает снять пальто. — Мы ведь не сильно опоздали? — виновато улыбается женщина. — О, не беспокойся, — улыбается Микото в ответ, откровенно подхалимничает. Кажется, все они действительно рады видеть друг друга, и только Саске жмется в дверях между коридором и столовой, едва выглядывая из открытых настежь дверей, ведущих в столовую. Тем временем, Микото приглашает гостей пройти к столу, и Саске мышью юркнул обратно в столовую и встал у окна, где и был настигнут гостями. — Саске, неужели это ты? — восклицает женщина, озаряясь вежливой улыбкой. Саске вздыхает, выпрямляется и вежливо кланяется. Представление начинается. — Ты вырос настоящим красавцем, — замечает Йоко с улыбкой на губах. — Теперь ты еще больше походишь на маму, нежели в детстве. — Но характером он полностью пошел в отца, такой же упрямый, — щебечет Микото, улыбаясь, и Саске ещё никогда не видел её настолько фальшивой. По комнате разливается мягкий женский смех, Итачи улыбается только уголками губ, и Саске теряется среди всей этой фальши и неправды. Кажется, будто его Микото с Итачи переписали привычный сценарий и забыли дать его Саске для ознакомления. Вслед за всеми в комнату заходит Мадара. Он как всегда безупречно одет, подтянут и излучает доминирование, настолько высокомерное, что оно граничит с неприкрытой насмешкой. — Здравствуй, Саске, — грозой гремит голос Мадары среди женского лепета. — Давно не виделись. Саске замирает, когда ловит на себе взгляд мужчины. Холодный, всепоглощающий, с мерцающими искрами опасности где-то на самом дне. Взгляд Мадары похож на разрушительный торнадо, в нём слишком много всего, и всё это кружится в неконтролируемом вихре, так что разгадать истинные чувства и мысли Мадары по его глазам невозможно. И это пугает. Одно только присутствие Мадары рядом отбрасывает Саске прямиком в самый дальний и самый темный уголок его души, где живут его страхи и изголодавшиеся демоны, готовые напасть в любой момент, стоит Саске потерять бдительность. Саске задыхается от близости с этим человеком, который подобно катализатору запускает в нём губительные реакции. — Саске, — предупреждающий голос матери кажется отрезвляющей пощечиной, и Саске выныривает из разрушительного омута глаз Мадары и фокусирует рассеянный взгляд на Микото, которая смотрит на него из-под нахмуренных бровей, напоминая о приличиях. — Саске, не ставь маму в неловкое положение, подойди и поздоровайся с нами, всё-таки пять лет прошло. И если голос Микото был сродни пощечине, то голос Мадары — удар под дых, выбивающий из легких весь кислород и заполняющий внутренности пенящейся противной жижей, которую хочется как можно скорее выблевать. Саске с усилием отлепляет ступни от пола и на деревянных ногах шагает к гостям. К Мадаре. И кажется, будто он шагает в огонь. Воздух с каждым шагом становится горячее, а ощущение всепоглощающей опасности — более выраженным. Вот он уже совсем близко к ним. Можно коснуться рукой. И это неминуемое приближение опасности заставляет Саске сжаться, напрячься. Он хочет защититься. Он хочет сбежать. — Прошу меня простить, — произносит Саске, когда расстояние между ними сокращается до ничтожных сантиметров, и на всех скоростях вылетает в распахнутые двери. Он хватает первое попавшееся на вешалке пальто и выскакивает на улицу под строгий зов матери. Когда он выбегает на улицу, холодный зимний ветер ударяет в лицо, легкие резко наполняются свежим морозным воздухом, из-за избытка которого Саске начинает рефлекторно задыхаться, но всё равно не останавливается. Он бежит в агонии, унося ноги от живого воплощения его личного кошмара. Бежит изо всех сил и со всех ног. Ему кажется, что если он сейчас остановится, то этот кошмар догонит его и сомкнет на его шее клешни. Нужно бежать. Как можно дальше. Как можно дольше. Саске останавливается на площади перед торговым центром. Вокруг всё украшено к новому году, горят бесчисленные гирлянды, создавая атмосферу волшебства и праздничного настроения. Сегодня Рождество. Праздник, в который никто не хочет оставаться один и все без исключения верят в эту особенную ночь. Саске стоит прямо посреди тротуара, крупные хлопья снега падают ему на голову и пальто. Холодный ветер облизывает открытую шею и легко проникает под тонкую ткань рубашки. Вокруг него снуют люди, задевают его то плечом, то бесконечными подарочными пакетами, и Саске чувствует себя одиноким камнем в бешеном течении реки. Он хотел бы, чтобы его смыло беснующимися волнами, но вместо этого поток людей равнодушно проносится мимо, ловко огибая его. Но даже среди этого суетливого потока Саске не может отделаться от пристального взгляда Мадары. Блядь. Хочется закурить, чтобы никотином выжечь из тела это противное ощущение, но его сигареты остались дома вместе с деньгами. Саске шлепает по мокрому снегу, который из-за соли и снующих прохожих превратился в противную слякоть, к скамейкам, припорошенным снегом, и падает на них, не заботясь о том, чтобы смахнуть снег с сиденья. Тело медленно остывает после резкой пробежки, и Саске чувствует холод. Тонкое демисезонное пальто совсем не греет. Его ноги мёрзнут в дорогих дерби от Gucci, которые Микото покупала специально для торжественных случаев и которые совсем не подходят для снежной зимы. Саске ёжится от холода, прикрывает глаза и поднимает ворот пальто и зарывается в него носом, поджав плечи. Саске представляет, что будет, если он вдруг умрет в разгар семейного праздника, замерзнув на улице. Микото, наверное, хватит удар, ведь репутация идеальной семьи будет разрушена — младший сын умер на улице, пока остальные члены семьи наслаждались рождественским ужином. Саске усмехается про себя, представив лицо матери, окажись она в такой ситуации. Ей пришлось бы бросить все силы на сочинение правдоподобного объяснения, чтобы отстоять имидж Учиха. А ведь если подумать, то смерть от холода безболезненна в отличие от лезвий и таблеток. Ты просто засыпаешь и больше не просыпаешься. Подобные мысли отвлекают Саске. Любопытно, как мысли о смерти могут помогать в жизни. Внезапно в кармане брюк вибрирует телефон. Саске достает его лишь за тем, чтобы выключить. Сегодня он точно не вернется домой. А может, лучше вообще больше не возвращаться? Может быть. Саске поднимает глаза к небу, теперь снежинки летят прямо ему в лицо, мягко опускаются на щеки, целуют его холодом и погибают на его коже и губах. Саске продолжает смотреть в небо, и из-за кружащих снежинок ему вдруг начинает казаться, будто это не снежинки летят вниз, а он сам парит к небу, оставляя позади гудящий город, равнодушную толпу и такую же равнодушную семью, страхи, переживания, необходимость существовать. Но его бесцеремонно возвращает в реальность незнакомый голос. — Эй, пацан, шёл бы ты домой, — обращался к нему мужчина в форме с надписью «Security». Мужчина оценивающе смотрел на Саске. Наверное, прикидывал в голове, степень его ненормальности, раз он сидел на улице зимой в тонком пальто, туфлях, гребаной рубашке, без шапки или хотя бы шарфа. — Здесь запрещено сидеть? — почти безразлично произнес Саске, внезапно почувствовав дикую усталость во всем теле. — Я не гоню тебя, — заметно смягчился мужчина. — Переживаю, что ты замерзнешь тут. Уголки губ Саске дергаются в ухмылке. Забавно, что от постороннего человека Саске буквально за полминуты получил куда больше участия в его жизни, чем от родной матери. Саске мотает головой. О матери думать не хочется. Совсем. — Простите, — Саске поднимается со скамейки. Его пальто уже почти полностью белое из-за снега. — Я уже ухожу. — Может, у тебя какие-то неприятности? — обеспокоенно спрашивает мужчина, глядя на Саске из-под нахмуренных бровей. — Может, тебе помощь нужна? Саске мотает головой и, буркнув дежурное «Простите», уходит с площади торгового центра. Бредет по украшенным гирляндами улицам под рождественские мелодии из колонок магазинов и время от времени скользит по снегу в своих нелепых для такой погоды туфлях. Саске понятия не имеет, куда идет. Просто огибает прохожих, кутается в пальто и не знает ничего. В какой-то момент в него буквально на всех скоростях впечатывается маленькое тело. Это девочка лет пяти. Она неуклюже обняла Саске за ногу двумя руками, чтобы не упасть, и смотрела на него широко распахнутыми глазами и со счастливой улыбкой на лице. Через несколько секунд её одернула подоспевшая женщина, по-видимому, ее мама. Женщина рассыпалась в извинениях перед Саске и уволокла девочку за собой, причитая, чтобы та перестала от неё убегать. Едва женщина с девочкой успели уйти, как на Саске высыпалась веселая компания молодых ребят из кофейни, откуда доносился приятный запах кофе и, главное, тепло. Саске дернул на себя дверь кафе, и дверной колокольчик звякнул над его головой. Кафе небольшое, но уютное. Народу немного, и Саске решает ненадолго остаться, чтобы хоть немного согреться. Он занимает неприметный столик в углу. Его пальто, брюки и волосы моментально становятся мокрыми из-за растаявших в теплом помещении снежинок. Саске откидывается на спинку стула и чувствует, как замерзшее тело постепенно расслабляется, отогреваясь. Нет, смерть от холода все-таки не его вариант. Саске бездумно наблюдает за посетителями кафе — все они весёлые, дарят друг другу подарки, увлеченно беседуют и много смеются, и из-за таких людей, счастливых и беззаботных, кафе становится еще уютнее. Саске редко приходилось бывать в подобной атмосфере тепла, любви и заботы. Может быть, в детстве, когда родители уезжали в командировку, и они с Итачи оставались дома одни. Но потом, после внезапной смерти Фугаку, Итачи резко стал взрослым, таким же серьезным и занятым, как их родители, а затем и самого Саске начали загружать всевозможными подготовительными занятиями, так что у них больше не оставалось времени для беззаботности и детства. Саске вздохнул и прикрыл глаза — усталость будто бы тоже растаяла в теплом помещении и накатила на него с новой силой. — Добрый вечер, — внезапно раздалось рядом с Саске, отчего он дернулся и резко открыл глаза. — Если Вы хотите сделать заказ, то для этого нужно подойти к стойке. Прямо перед Саске стоял сотрудник в черном фартуке поверх белой рубашки, на голове — нелепая шапочка Санты, на бейджике — имя. Наруто. Он улыбается вежливо, но как-то по-особенному, его голубые глаза сияют в приглушенном свете кафе, да и весь он излучает солнечный свет и вообще кажется каким-то нереальным в этот донельзя паршивый день. Саске не может понять, злит его это или нет. — Всё в порядке? — спрашивает Наруто, так и не получив ответа. — А разве не похоже? — холодно отвечает Саске. Видимо, всё-таки этот бариста его злит своим светящимся видом. — Если честно, то совсем нет. Сидишь весь такой мрачный. Что ты тут делаешь в Рождество? Да еще и один. — Пропускаю семейный ужин. Наруто теряется от такого ответа, удивленно моргает. — Почему? Саске пожимает плечами. — Привычка. — Странные у тебя привычки. — А тебя это касается потому, что… верно, тебя это не касается. Наруто морщится от ядовитого тона, но всё равно улыбается. — Понял, у тебя свои причины. Окей. — Он поднимает руки в знак капитуляции. — Но разреши тогда принести тебе кофе или чай. Саске был бы не против, конечно. Желудок сводило спазмами от голода. Он не ел ничего с тех пор, как Итачи забрал его из больницы, и вместо завтрака была та сигарета, которую он выкурил в машине брата. Но у Саске с собой нет ни денег, ни карт, он даже электронный кошелек в телефоне так и не завел, что сейчас было бы очень кстати. — У меня нет денег, — честно признается Учиха и понимает, что в таком случае ему, наверное, нужно покинуть кафе. — Посижу недолго и уйду. Наруто улыбается еще раз и возвращается к своему рабочему месту за стойкой. Саске думает, что тот улыбается от облегчения, что странный посетитель, который ничего не заказывает и не приносит прибыли, а только занимает чье-то место, скоро уйдет. Но Наруто возвращается через несколько минут к столику с сэндвичем и кофе в руках. Это что-то авторское, со сливками и жутко вкусное, как обещает Наруто, и подходит для таких вот вечеров. В компании самого себя, когда никого не хочется видеть. Он не говорит «одиноких». — Мы закрываемся в десять, — сообщает Наруто. — Так что можешь не торопиться. Он уносится назад к стойке так быстро, что Саске не успевает даже крикнуть ему вслед и в итоге просто смотрит, как Наруто улыбается новым посетителям, принимает у них заказы, готовит их кофе и достает румяную выпечку с витрины. Саске еще некоторое время не притрагивается ни к кофе, ни к бутерброду перед ним, потому что сначала воспринимает это так, как будто Наруто сжалился над бездомным котенком и решил его подкормить, но потом Саске встречается взглядом с голубыми глазами и понимает, что всё не так. Кофе действительно вкусный. Стрелка на часах стремительно приближается к десяти, работа кафе — к закрытию. Скоро придется снова уходить. Вот только идти Саске некуда. Друзей у него нет. Даже знакомых, к которым можно было бы попроситься на ночлег, тоже нет. Телефон бесполезным грузом лежит в кармане и по-прежнему выключен. Можно дойти до вокзала, скоротать ночь, а утром двинуться домой за вещами, чтобы больше туда не возвращаться. Да. Хоть какой-то план. Колокольчик звякает последний раз, провожая посетителя кафе, и в зале остаётся только Саске. Наруто возится за барной стойкой, приводя рабочее место в порядок после смены, и кажется, совсем забыл о посетителе за столиком в углу. Но Саске понимает, что это не так, когда из дверей с табличкой «Staff only» выходит девушка с пульверизатором и тряпкой в руках и без всяких церемоний сообщает Саске, что кафе закрывается. — Всё в порядке, Аяме-сан, — спокойно произносит Наруто, не отвлекаясь от своей работы. — Это мой друг, он ждет меня. Девушка сначала недоверчиво косится в сторону Саске, но потом выдыхает «Вот как? Тогда ладно» и забирает со стола пустую чашку из-под кофе и, обильно брызнув на стол из пульверизатора, проходится по столешнице тряпкой и переходит к остальным столикам. Она быстро обрызгивает и протирает оставшиеся столики и исчезает в комнате для персонала. Саске чувствует себя странно. Как будто он должен что-то сказать или сделать, но он не знает, что говорить или что делать, поэтому он решает уйти. — Можешь помочь мне кое с чем? — окликает его Наруто, когда он поднимается из-за стола и идет к выходу. Саске моментально останавливается, заранее согласный на любую услугу. Действительно, ведь можно было предложить помощь в качестве благодарности. Саске с готовностью шагает к стойке. — Что нужно делать? — Пройдешься веником по залу? — говорит Наруто с таким выражением лица, как будто просит Саске о чем-то вопиюще возмутительном и тут же принимается оправдываться: — Я еще должен закрыть кассу, а посетителей сегодня было много, так что придется повозиться и... Хоть Саске на самом деле и опешил от подобной просьбы, но всё равно согласно кивнул. В конце концов, лучше вернуть долг хотя бы таким способом, чем остаться неблагодарным ублюдком. Наруто просиял и снова заулыбался своей солнечной улыбкой, и Саске подумал, как мало нужно, чтобы заставить этого человека вот так светиться. Наруто исчезает в комнате для персонала и возвращается с веником, совком и резиновыми перчатками в руках. Саске вопросительно смотрит на перчатки, и Наруто жевано объясняет: — Ну, я подумал, вдруг ты побрезгуешь и всё такое. Саске закатывает глаза и забирает из рук Наруто веник — щетка с длинной пластмассовой ручкой — и совок с такой же ручкой и принимается за дело. Аяме-сан удивленно косится в сторону Саске, но никак не комментирует и, попрощавшись с Наруто, уходит из кафе. Саске неуклюже обводит столики и кресла, совсем не обращает внимания на углы и плинтуса, подметая исключительно вокруг столиков. В конце концов, он ни разу в жизни не подметал полы. Для этого у них была целая орава слуг. Но Саске надеется, что действительно смог помочь. На максимуме своих способностей. Он как раз огибает последний столик, за которым устроился Наруто с чеками, какими-то бумагами. Он клацал по калькулятору и постоянно вздыхал, трепал волосы и психовал себе под нос, зачеркивая цифры на бумагах. — Ненавижу эту хрень, — эмоционально выдохнул Наруто, когда Саске наклонился, чтобы подмести под его столиком. — Что это? — спросил Саске, просто чтобы поддержать разговор. — Гребаные цифры, которые вечно не сходятся. Саске выпрямился и, взглянув на бумаги, понял, что Наруто занимается подсчетами прибыли и оформлением заявок для заказа кофе, воды, сиропов и выпечки на завтра. — Ты не можешь посчитать? — спросил Саске, стараясь звучать максимально безэмоционально, но получилось почему-то насмешливо. Наруто тяжело вздохнул и неловко засмеялся, потирая затылок. Понятно. — Дай сюда, — решительно прогремел Саске и, отставив веник с совком в сторону, сел на стул напротив Наруто. Это оказалось проще, чем подметать полы. В конце концов, Саске изучал всю эту финансовую муть сначала в лицее, а потом в долбанном университете, потому что родители готовили достойную замену себе для управления компанией. Саске справился за рекордное для Наруто время, и тот был искренне благодарен Учихе за непосильный вклад. Саске позабавила реакция Наруто, настолько эмоционально тот воспевал его способности, что стало даже как-то неловко. Зато теперь он точно смог помочь. Насчет веника и полов, Саске был не уверен, но тут на все сто. — Подождешь меня еще немного? Я закрою программу, оденусь и всё. Саске кивнул, хотя совершенно не понимал, зачем всё это, ведь им всё равно дальше идти не вместе. Странный этот Наруто. Они вышли из кафе примерно в одиннадцать. Плюс-минус десять минут. Но улица все равно оставалась оживленной. В основном по тротуарам сновала молодежь, кучкуясь в небольшие компании, или влюбленные парочки, охотящиеся за романтикой рождественской ночи. Саске сделал глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом. Холодно. Промокшие туфли не грели, пальто продувало. Блядь, не мог он сорвать теплую куртку что ли? — Тебе есть, куда идти? — неожиданно серьезно спрашивает Наруто. Саске отводит взгляд в сторону, не собираясь отвечать ни на один его вопрос. Какое его дело, правильно? — Знаю, это не моё дело, — продолжает Узумаки. — Но по твоему виду несложно догадаться, что у тебя определенные проблемы. Возможно, ты поссорился с семьей и сбежал из дома, а теперь не хочешь туда возвращаться. Возможно, — акцентирует Наруто. — Я ничего не утверждаю. Это всего лишь предположение, поэтому я спрошу еще раз. Тебе есть, куда идти? Саске хмыкает. — Потрясающая проницательность, — с сарказмом произносит он. — Так есть или нет? — стоит на своём Узумаки. Но Саске все равно не отвечает. — Потому что если нет, то я могу предложить тебе вариант перекантоваться у меня. Саске резко разворачивается и смотрит на Наруто со скепсисом. — Да, знаю, звучит странно и даже, наверное, стремно. Но всё равно. — А тебе в детстве не говорили, что приглашать домой незнакомцев опасно? — Мне в детстве говорили, что нельзя проходить мимо, если кому-то нужна помощь, — серьезно ответил Наруто, а Саске неожиданно поймал себя на мысли, что этому парню улыбка идет больше. — Мне не нужна помощь, — огрызнулся Саске, сжимаясь всем телом из-за порыва ветра. — Да брось, — выдохнул Наруто. — Всем иногда нужна помощь. Что в этом такого? — Что в этом такого? — Саске снова хмыкает, отбросив любые попытки понять человека перед ним. — Мы ведь даже не знакомы друг с другом. — Наруто, — тут же выпалил блондин и уставился на Саске. Тот покачал головой. — Пиздец, ты странный. — Необычное имя. — И шутить не умеешь. — Идешь или нет? — Нет. — Тогда возьми это, — Саске вопросительно уставился на протянутый ему бумажный пакет. — Оставшиеся булочки. Завтра уже будут несвежими, и мы их забираем, чтобы не пропадали зря. — Я тебе щенок бездомный что ли, раз ты меня подкармливаешь? Наруто закатил глаза и вздохнул. — Короче, ты достал, — выпалил Узмаки и, схватив Саске за предплечье, потащил за собой. — Нам туда. — Какого хрена? — парировал Саске, пытаясь вырваться, но вместо этого неуклюже скользил туфлями по гололеду. — Нам туда, — с нажимом повторил Наруто, и голос его звучал непримиримо. — Как зовут-то, скажешь? — Саске, — сдался Учиха. — Обычное имя. — Иди к черту. Наруто в ответ мягко смеется, и Саске ощущает, как в груди разливается какое-то смутно знакомое чувство. Как будто из далекого прошлого. Такое теплое и приятное.