Blackbird

What is so worth saving? I see nothing but pain here. I see inside you. I see your guilt, your anger, confusion. In paradise, all is forgiven. You'll be at peace. Even with Sam.*

Дин стоял на кухне с кружкой свежесваренного кофе. Он не был мастером в этом деле, но то, что он варил, всегда бодрило его. На часах виднелось время. Три утра. Что ж, ещё пара часов, и Сэм начнёт названивать почти каждые пять минут. Старший Винчестер пытался уверить брата в том, что всё хорошо и он отлично справляется. Но малыш Сэмми упорно говорил Дину о том, что тому нужна помощь. На это мужчина лишь фыркал. Всё он справляется. Со всем. Ну не спит, конечно, но, эй, с ним всё хорошо. В руках неожиданно появился телефон. Время ночь, Винчестер, убери средство связи назад в карман. Все, кому он мог позвонить, сейчас глубоко спали. А если и не спали, то, скорее всего, убивали очередного монстра. Боже, как он соскучился по охоте. Да и в принципе по этой всей обычной рутине. Вставать спозаранку после четырехчасового сна. Надевать одежду, которая пахнет лучше всех. Проверять арсенал. Рыться во всевозможных ресурсах в поисках дела. Проводить в дороге множество часов. Ночевать в самых задрипанных мотелях, чтобы в конце концов замочить какую-то тварь. Ммм, красота. А главное, это всё напоминало ему о беззаботном прошлом, где всё было относительно нормально. Папа был жив, Сэмми подрастал и медленно обрастал лосячей шевелюрой, Бобби всегда был на прямой линии, прям как президент, и куча монстров. Просто монстров. Никаких тебе Богов с сёстрами, никаких пророков, никаких меток, никаких левиафанов, никаких дьяволов, никаких ангелов… Послышались странные звуки. Чёрт, Дин же проверял всё по пять раз, что могло пойти не так. Выдохнув, мужчина поставил кружку на кухонную тумбу, прекрасно зная, что он вернётся за ней не скоро и прекрасная бодрящая жидкость падёт смертью храбрых (остынет). Будь воля Винчестера, он бы не открывал эту дверь, не заходил внутрь, не оставался там на несколько часов, безумно стараясь сделать всё хорошо. Но он уже зашёл. Все было хорошо, никакого погрома не было, никто неожиданно здесь не появлялся, и Дин расслабленно выдохнул, подходя к голубой люльке, которая стояла около его кровати. Конечно же, странные звуки исходили от малыша, который всеми силами пытался достать бежевую ткань, которая лежала у его па — опекуна на кровати. — Джек, мы с тобой уже говорили об этом, — устало произнёс Дин, наблюдая, как Джек старается дотянуться своей маленькой ручкой до желанного предмета. — Иди сюда, чудо, — взял Винчестер ребёнка на руки. Он повернулся, чтобы начать ходить и качать Джека, как вдруг заметил два больших карих глаза, которые на него уставились. — Не ты, Чудо, а он, — кивнул мужчина на малыша в своих руках. Пёс понял, что гулять ещё рано и вернулся к блаженному сну. Счастливчик. Хотел бы Дин поспать, только вот кошмары, которые он видит каждую ночь, заставили его жить на кофеине и пятиминутных дремах. Винчестер качал Джека, напевая бессмысленные мелодии, в надежде, что ребёнок поймёт, что ему нужно спать. Но, как только они отдалились от кровати, малыш начал капризничать, явно намекая на то, что своего желания он не забыл. — Джек, — вздохнул Дин. — Я говорил, что это последний, который ещё хранит его запах, пожалуйста, малыш, не отнимай и его у меня, — слегка дрожащим голосом произнёс охотник. Не отнимай и его у меня. Хорошо сказано, Винчестер, долго ты ещё будешь упрекать во всех мирских, — особенно твоих собственных, — проблемах малыша? Джек в этом не виноват. Сэм в этом не виноват. Ты в этом не виноват. Никто не виноват. Эффект бабочки, помнишь? Конечно, Дин помнил. Но признавать он этого не собирался. Ребёнок успокоился, но вместо того, чтобы попытаться уснуть, он надул свои губки и начал издавать протестующие звуки. Вроде, ему всего ничего, а уже такой умный и упёртый, прямо как… — У меня есть идея, как тебя успокоить и чтобы все остались в плюсе, — посмотрел мужчина ребёнку в его голубые маленькие глазки. Охотник давно использовал свой шифоньер в качестве хранилища различных важных для него вещей. Ему с самого начала было непонятно, зачем Сэм одним воскресным утром перетащил с Ка… В общем, зачем он притащил его в комнату брата, ведь старший Винчестер всегда пользовался комодами и стульями. Но отвоевать свою без шифоньерную комнату он не смог, поэтому он захламил его всякой всячиной. Дин открыл его и достал знакомый предмет, стараясь не бросить жалобный взгляд на полку с кассетой и ковбойской шляпой. Джек увидел альтернативу желанного плаща и радостно воскликнул. — Да, ты это хотел, — усмехнулся Винчестер, укладывая малыша на его пеленальный столик, предварительно расправив там один из тех самых бежевых плащей. В этом деле Дин достиг совершенства. С тех пор, как Винчестеры поняли, что Джек переродился, став мини Богом, у них возникало много проблем с маленьким проказником, но пеленание никогда в этот список не входило. Старший Винчестер оказался очень в этом хорош, в отличие от всего другого. Буквально через минуту ребёнок был укутан в свою импровизированную пелёнку, чему был безгранично рад. — Тебе нравится? — Спросил охотник, нежно проводя рукой сначала по голове Джека, а потом по плащу. Малыш, конечно же, не ответил нормальными словами, а всего лишь радостно угукнул. — Мне тоже нравится. Ты так на него похож. Глаза ребёнка сверкнули сожалением. Будто он понял, что Дин говорил. Мужчина лишь усмехнулся, взяв Джека на руки, слегка покачивая. Обычно Джек сразу засыпал, когда Винчестер начинал петь не просто какие-то звуки, а целые песни. Но в выборе сегодняшней песни он явно ошибся. Это была одна из кантри песен Сэма, очень успокаивающая, и Дину самому хотелось спать, когда он её слышал, но на ребёнка она не подействовала и тогда Винчестер начал копаться в своей памяти, чтобы вспомнить какую-нибудь песню. — Дрозд поёт в глухой ночи*, — начал охотник, — возьми эти слом—…крылья и научись заново летать. Всю свою жизнь, — вдруг он осознал, какой плохой это был выбор, но было слишком поздно, — ты ждал именно этого мгновения, чтобы возродиться. Голос слегка подрагивал, глаза медленно начинали слезиться, но ему надо было усыпить Джека. Надо было дать ребёнку поспать. Он продолжил петь, стараясь не обращать внимания на слова. Это была песня, которую ему пела мама, когда он не мог уснуть. Она пела об этом, даже не догадываясь, как в будущем её сын будет ходить по своей комнате в непонятном бункере, с ребёнком, который был так похож на первого и единственного настолько любимого существа Дина, на руках и с щемящим сердцем в груди. — Кас, — это было так легко произнести, но так тяжело смириться. Винчестер настолько был погружён в свои мысли, что не заметил, как Джек начал плакать. — Прости, малыш, прости, прости, прости. Он не знал, за что он извинялся перед ребёнком. И перед ребёнком ли вообще. Дин продолжил покачивать Джека и напевать ту песню. Сейчас он на большее не был способен. — Дрозд поёт в глухой ночи, возьми эти сло—… крошечные крылья и научись летать, — его глаза наполнились слезами. — В-сю свою жизнь т-ты ждал именно этого мгновения, чтобы в-возродиться, — Дин не стал скрывать слёз. Джек стал плакать ещё сильнее, будто понимая, почему его папа начал плакать. — Я знаю, знаю. Я-я тоже по нему скучаю. Винчестер судорожно прижал ребёнка к своей груди и медленно опустился вниз, по стенке, на пол. Он не хотел это вспоминать. Не хотел думать о том, что последними словами Кастиэля, — его ангела, — были признанием в любви, на которое тот не получил ответа. Дин просто не успел. Охотник думал, что ангелы не проявляют таких глубоких чувств, поэтому свои он прятал глубоко, глубоко внутри… Вследствие чего просто остолбенел, когда услышал три заветных слова, которые по сей день проигрывались в его голове снова и снова. Прошло три месяца, и Дину всё ещё невыносимо больно. Он всё упустил. У него остался только малыш Джек и Чудо, который сразу же стал жить с ними в бункере. Сэм уехал и начал строить совместную жизнь с Эйлин. А Дин так и остался один. Полюбит ли он кого-нибудь ещё раз? Нет. Его сердце перестало чувствовать в ту самую секунду, когда Пустота начала обволакивать Каса. Он навсегда останется один, до того момента пока не умрёт на охоте. А пока — он сжимал плачущего малыша Джека, тихо-претихо напевая Send Me an Angel*, пока они оба не успокоились и не задремали прямо на полу комнаты, прижимаясь друг к другу и к бежевому плащу самого дорогого для них ангела.