***
— Привет. Хочешь выпить? — Нет, не хочу, спасибо. Я демонстрирую ему свой бокал с глотком огневиски, который катаю в руке уже, наверное, час. На самом деле в моей голове ответ ему звучит иначе: «Я хотел с тобой дружить, жить в одной комнате, делиться сладостями, которые присылала мне мама. Вместе летать на метлах, купаться в озере, писать бесконечные эссе, влипать в неприятности, делиться секретами и молчать. А выпить? Нет, не хочу, спасибо.» Но говорю я только последние четыре слова. Вечеринка по поводу помолвки Теодора Нотта и Дафны Гринграсс в самом разгаре. Забини притащил Грейнджер, та — в очередном порыве справедливости для всех — прихватила с собой Поттера и Уизли. Мне хочется напиться, ведь я следующий: отец уже назначил дату помолвки с Асторией. Я выторговал себе министерский брак и заслужил этим вечную благодарность Асти: через несколько лет после рождения наследника для Малфоев мы разведемся, и она будет свободна от меня, от родителей, от обязательств, будет свободна в своих действиях и пристрастиях, и иметь неплохие отступные. У нас деловые отношения — и это хорошо, мы не враги друг другу. Но пить мне нельзя, иначе натворю глупостей. На Поттере повисают рыжий с какой-то девицей и утаскивают его от меня. Я повязан по рукам и ногам обязательствами.***
— Привет. Хочешь поговорить? — Нет, не хочу, спасибо. — Я качаю головой, глядя на ровные ряды белых надгробий. В моей голове ответ звучит иначе: «Я хотел, чтобы они все были живы — профессор Снейп, Люпин, неуклюжая кузина, весёлый близнец Уизли, маленький надоедливый колдограф. Чтобы глупенькая Лаванда Браун не жила в резервации оборотней. Чтобы дети росли с родителями, а не в приютах. Чтобы твои родители были живы, и ты знал, что такое родительская любовь и забота. Чтобы не было этого безумного противостояния двух старых ублюдков. А поговорить? Нет, не хочу, спасибо», — но опять говорю только последние четыре слова. Первая годовщина Битвы за Хогвартс. Фарс и праздник тех, кто не ударил палец о палец для защиты детей; боль и слезы тех, кому до сих пор снятся разрушенные башни и Адское пламя. Мы оправданы, Снейп — герой, великодушный Поттер защитил всех учеников-слизеринцев. Ну, и Грейнджер постаралась. Никогда бы не подумал, что буду так благодарен грязнокровке, но без их защиты и пламенных речей на судах нас бы лишили гражданских прав и согнали в гетто похуже, чем резервации оборотней. Поттер плохо выглядит. Хуже, чем обычно, я имею в виду: у него плохо выбрита левая щека, синяки под глазами и трясутся пальцы. Он тяжело вздыхает, снимает очки, вытирает лицо рукавом мятой мантии и уходит с балкона, еле волоча ноги. Ему хуже всех — он потерял многих друзей и считает себя виноватым во всех смертях. Почему это вижу только я?***
— Привет! Хочешь сбежать? — Нет, не хочу. Но спасибо! — мне даже смешно от его неожиданного предложения. Через полчаса начнется моя свадьба, я вышел подышать свежим воздухом, нервничаю, обдирая лепестки роз. Я хочу сказать ему: «Да, я хочу сбежать. Но только с тобой. На край света, где нас никто не найдет. Показать тебе мир, теплые моря, красивые лагуны, невероятные цветы. Хочу видеть, как искрятся от счастья твои глаза на загорелом лице. Хочу, чтобы ты перестал хмуриться, чтобы разгладились эти складки между бровей и вокруг губ. Хочу целовать эти губы, сладкие от фруктового сока и терпкие от виноградного вина. А просто сбежать со свадьбы — нет, не хочу, спасибо.» К нам подходит Джинни Уизли, вульгарная настолько, насколько это вообще возможно, в коротком красном блестящем платье, которое совершенно не идёт ее рыжей гриве и розовому блеску на губах. Она хозяйским жестом поправляет на Поттере мантию, чмокает его в губы, оставляя на них жирные следы, и тянет: — Поздравляю, Малфой! Чудесная свадьба! — и капризно добавляет: — Гарри, я тоже хочу такие украшения из цветов на нашей! Поттер обречённо соглашается, он не похож на счастливого жениха, но кто я такой, чтобы говорит о счастье. Я ухожу: церемония вот-вот начнется — и Астория, нежная, красивая Астория пойдет ко мне по проходу в белом вихре снегов и лепестков эдельвейсов. Платье от французского кутюрье обошлось в астрономическую сумму, но Асти должна быть довольна. Иначе моя жизнь превратится в ад. Уговариваю себя, что это ненадолго — лет пять, максимум.***
— Привет! Присядешь? — Нет, не хочу, спасибо. Это уже не смешно. Он опять слегка пьян и плохо выбрит, а я опять говорю эти проклятые четыре слова. Я опять не скажу ему: «Я хочу быть рядом с тобой до конца своих дней. Хочу просыпаться рядом с тобой по утрам следующие лет сто пятьдесят, и видеть растрепанного, сонного, но такого домашнего. Хочу носить твои растянутые футболки, потому что они пахнут тобой, и, может быть, даже эти кошмарные джинсы. Варить по утрам кофе и самостоятельно готовить ужин, растить совместных детей, похожих на тебя, сидеть вечерами у камина, любить каждую ночь, каждый день. Сварить тебе наконец-то зелье, восстанавливающее зрение. А сидеть рядом с пьяным Национальным Героем на ступенях Гринготтса — нет, не хочу, спасибо.» Скорпиус дёргает меня за руку: — Папочка, дяде пьехо? — со звуками у него некоторые трудности. — Нет, милый, дяде хорошо, дяде очень хорошо! Дядя свободен! — мягко улыбаясь, отвечает моему сыну Поттер, прежде чем я успеваю открыть рот. — Поттер!!! — рычу я, а он сверкает на меня своими зеленющими глазами и улыбается ещё шире, и я забываю, что хотел ему сказать. — Папочка, — страшным шепотом говорит Скорпи. — Это же Гайи Поттел! — Твой папочка знает, мы с ним учились в школе, — весело смеется Поттер. И протягивает ему руку для рукопожатия: — Меня зовут Гарри Поттер. А тебя? Скорпи оглядывается на меня: он знает, что нельзя называть свое имя кому попало, но это ведь Гарри Поттер. Мой сын — его тайный фанат, и я киваю — можно. Малыш важно пожимает руку Поттеру: — Скойпиус Гипиион Малфой! Очень пиатно! — И мне, Скорпиус Гиперион, и мне. — А вы пийидете к нам в гости? У меня скойо день йождения! — Ого! И сколько тебе лет? — Пять! — Для верности Скорп показывает ладошку. — О, конечно, приду. Если твой папа разрешит, — подмигивает Поттер. — Папа разрешит. Я пришлю сову, — сухо говорю я. Это будет трудный день рождения. Если, конечно, Герой не забудет про обещание. Лучше бы ему не забыть, иначе Скорпи расстроится, а я этого не люблю. — Извини, Поттер, нам пора. Скорпиус, скажи Гарри Поттеру до свидания! — Пока-пока, Гайи Поттел! — машет ручкой малыш, и мы уходим к Дырявому котлу.***
Я так и не понял, в какой момент афтерпати вышла из-под контроля. Скорпиус был счастлив присутствию Гарри: Поттер, оказывается, умеет неплохо ладить с детьми. Но к вечеру дети устали веселиться, и давно отправились спать, а взрослые остались тихо разговаривать и выпивать. Ну, тихо это было в начале. Потом Панс пробило на воспоминания о Слизеринских вечеринках, о которых она сейчас с жаром рассказывает Грейнджер, Блейз наколдовал шест, вокруг которого танцует Дафна, Астория целуется со своим новым любовником, и мне на это наплевать — мы очень хорошо развелись, и я готов терпеть хоть соплохвоста рядом с ней. Остальные гости разбрелись кто куда, а я решил выйти освежиться. Я стоял на небольшом балконе и смотрел в сад, на мамины розы, вспоминал, как мы восстанавливали клумбы и альпийские горки после проживания в маноре Волдеморта и стаи Сивого. Поттер вышел следом за мной. Молча закурил. Молча докурил. Я не хотел разговаривать: я боялся, что алкоголь заставит меня сказать ему то, о чем я столько времени молчал. Он развернулся уходить, и я понял какое нечеловеческое напряжение сковывало меня все это время — я почти не дышал. Видимо, я слишком шумно наполнил горящие легкие воздухом. Потому что в следующий момент за моей спиной оказался Поттер. Он обхватил меня за талию, прижался губами к моему затылку и возбужденно зашептал: — Хоть заавадь меня потом… Драко… жить без тебя не могу… всю душу вымотал… ледяной, равнодушный! Люблю тебя, такой красивый… Люблю! — Поттер, ты с ума сошел? Небо обрушилось на меня, но поверить я не мог, не мог: это какая-то дурная шутка? Он проиграл желание? — Давно. На шестом курсе. Думал пройдет, отпустит. Не могу больше. Без тебя не могу. Я поворачиваюсь в кольце его обжигающих даже сквозь одежду рук, смотрю в его глаза, по-прежнему за стеклами круглых очков, на яркие пухлые губы, пахнущие сигаретами и джином, шепчущие, как он меня любит — и не верю. Не могу поверить в реальность. Он мягко, будто боясь, что оттолкну, касается моих губ своими губами. Он целует так нежно, так осторожно. — Драко… Драко… любимый… нежный мой… Мы целуемся долго, так долго, что я даже успеваю подумать, почему нас еще не хватились. Но Поттер делает это все неважным. — Гарри… Гарри… — только и могу шептать между поцелуями и когда он ласкает губами мою шею. Он заглядывает в мои глаза и спрашивает: — Драко, ты будешь со мной? — Да, — улыбаюсь я, — Да, Гарри, я буду!***