Они знали, что он знал, что они согласятся на сделку, и тянули время, пытаясь выторговать для совести немного оправданий. Но какие могут быть оправдания, когда на кону стоит чужая жизнь?

Если бы мог, он забрался бы под камень, поближе к останкам родителей, отчаянно сожалея, что его агония продлилась целых шестнадцать лет. Он смирился с тем, что ему не было предназначено остаться в живых: «И один из них должен погибнуть от руки другого…»

Расколотый на части предательствами тех, кого считал близкими людьми, он не растерял веру в дружбу. Преданный толпой, он не сгибал спину и не прятал лицо. Он тянулся к чужому теплу и ластился к доброй ладони, как бродячий щенок. Его надлом притягивал взгляды, как привлекает внимание изящная хрупкая ваза династии Асикага, чьи трещины и сколы сияют золотыми швами. Чьи изъяны не отталкивали — они становились завораживающей иллюстрацией неудач и успехов, несовершенства и жизненной стойкости.

Думаю, если бы я захотел, действительно захотел, то мог бы сбежать. Сбежать из МагМира, сбежать из Англии, от этой чужой гражданской войны. Но в то же время понимал, что вляпало меня сюда не просто так, а для причинения пользы, и отсутствие инструкций не отменяет это самое причинение, и что десять лет спокойной жизни мне выданы были авансом. Не могу сказать, что я этого не понимал раньше, но думать про это не хотелось, пока была возможность не думать.

В таком состоянии Поттер трахнул бы даже Амбридж, не то что Риту Скитер, которая вообще неплохо сохранилась в свои-то годы. Поэтому с Малфоем он не торопился, чтобы вдруг не опозориться.