***
Что же делал Лео в это время? Изучал медленно и вдумчиво. Изучал жизнь собственной семьи, понимая, как мало знал о ней, что многие его воспоминания неверны или искажены. Это всё – о том, что двигало братьями, что привело к определённым решениям. Это было похоже на путешествие. Снова – путешествие, но не выходя даже из собственной комнаты. По памяти, по чужим мыслям и надеждам. Леонардо начал задаваться вопросом, мог ли Сплинтер решить вопрос с его обучением как-то иначе… Потому что вначале Лео не сомневался, что оно того стоило, но углубляясь всё дальше в книгу, был уже не так уверен. Как бы не святотатственно это ни звучало. Мгновения жизни, прикреплённые к плотным страницам... На первой странице его встретило фото (удерживаемое аккуратными бумажными уголками) знакомой до щемления в груди сцены. Очередной вечер кино, ещё до его отъезда. Задолго до. Если так припомнить, они нечасто собирались вместе не на тренировке или патрулировании. Вернее, Лео не присоединялся к братьям, да и не очень-то одобрял излишнюю (по его мнению) расслабленность. Развлечения, как он считал, могли и подождать. Но тот раз был особенным. Майки очень просил его, пустив в ход всё своё обаяние – и Лео поддался. Они смотрели какой-то глупый фильм, Донни даже отложил очередную книгу и подтянул к себе на кресло младшенького, чтобы не валялся на полу почти что носом в телевизор. Леонардо всегда немного завидовал им – у этих двоих с детства была какая-то особая связь. Младшие братья, лучшие друзья… Сам Лео не был с кем-то из братьев особенно близок, не так, чтобы назвать лучшим другом. Лидер должен знать всех членов своей команды, сильные и слабые стороны, но не выделять никого. И ревности в душе лидера не место. И то, что Майки, переживая некий важный момент на экране, снова переместился ближе – ближе к телевизору, но и ближе к нему, Лео – не должно было вызывать такое странное удовлетворение. Но вот вызвало. А потом они в полусонном состоянии разложили старенький потёртый красный диван (немного поуговаривав заедающий механизм) и свалились на него черепашьей кучей. Ну, Лео попытался уйти, чтобы принести плед для братьев и улечься в свою кровать, но Майки ухватил его за руку и посмотрел умоляюще и… Да, он просто не смог сопротивляться. И в ту ночь тепло и уютно было без пледа. Кто же снял их в таком положении? Сэнсэй? У Лео мороз по коже прошёл от такого предположения. Могло ли это быть одной из причин его отправки на тренировку? То, что он излишне размяк, позволил себе расслабиться? Предположения его не радовали. Но вот сама фотография… Он поймал себя на том, что готов смотреть на неё вечно. Это даже пугало, насколько ему хотелось оказаться в том времени… и остаться. Не сразу Лео заметил торчащий из-под фото кусок бумаги – тонкой полоски с подписью: «Драгоценное воспоминание». Что же, всё верно. «Зачем было подсовывать эту записку под фотографию?» – удивился Леонардо. Но это был не единственный подобный секрет в этой книге. Правда, в основном всё же страницы несли вполне открытый посыл. На второй, например, было две фотографии: Дон и Раф играли на кухне в шашки, Майки, нацепив цветочную гирлянду на шею, азартно болел; вторая запечатлела на стене тень с мечом. Подпись, идущая декоративно-причудливыми буквами змейкой по странице, гласила: «Больно, когда ты так часто отказывался побыть с нами». Внизу шла цепочка из четырёх наклеенных сердечек, одно из которых находилось чуть в стороне от остальных. «Символично и слишком драматично», – поморщившись, думал Лео. Следующая его мысль была: «Глупо». Целых две страницы занимали наклеенные записки. Простые записки, которые черепахи оставляли на холодильнике или на кухонном столе, вроде: «Тренировка перенесена на 6.30. Опоздавшему – наказание! Леонардо». «Лео – бяка, «шутливая рожица»». «Майки, дополнительная тренировка в шесть, не опаздывай». На одной бумажке разными почерками: «Гвозди, молоток, перфоратор, машинное масло, словарь японского». «Донни, мне страшно! Что ты собираешься делать с Эйприл?» «Побеспокойся о себе, если он узнает, что ты сделал в его мастерской!» «Раф – предательская бя..!» «Узнал, «коварно улыбающийся смайлик»». На другой бумажке, слегка помятой: «Бокс, пятница, семь вечера». «Дополнительная тренировка, пятница, семь часов. Раф, бокс не поможет, если твои навыки скрытности подведут в решающий момент». «Жестокий Лео обломал Рафи(:» «Киновечер в субботу. Лео, явка обязательна!» «Для Его Бесстрашества, видимо, не обязательна. Куда уж ему сидеть с простыми черепахами вроде нас». «Раф, +1, +1». «Игры на желания! Раф, не увиливай. Я знаю, Кейси в четверг занят». «Вы двое вечно мухлюете! А Лео, который легко продувает, снова в отлучке, так не интересно!» «Интересно:) Надеюсь, учителю и Лео понравится новый имидж нашего проигравшего:)» «Майки, прибью». «Но ты в виде официантки того точно стоишь:)» «Принеси тряпку, какую не жалко». «Вот, пожалуйста. Как самочувствие?» «Фургон будет как новенький к завтрашнему дню. Посмотри, есть ли ещё машинное масло. В спортзале, полка справа». «Есть! И я спрашивал о тебе, а не о фургоне». «Я тоже уже лучше себя чувствую, спасибо за беспокойство. И было вполне достаточно одной бутылки, а не целого ящика». «Я – щедрая душа! Через полчаса приходи на кухню, я молока подогрею». Лео нахмурился, пытаясь сообразить, что это за переписка такая между Майки и Донни. В голову упорно ничего не приходило, пока случайно не осенило: да, как-то Дон себя неважно чувствовал, но продолжал возиться с машиной, потому что… ах да, Леонардо со Сплинтером задумали для ребят марш-бросок, до места за городом планировалось добраться в фургоне, а там уж бег с препятствиями, ориентировка на местности, духовные практики… Увы, это важное дело сорвалось из-за Рафа, так что зря умник трудился. Да, было обидно. Из-за того, что один ворчун не захотел поднять свой зад пораньше… И если бы не ездил никуда накануне. Доказательств не было, но странное ведь совпадение – с машиной всё было нормально, а после Рафа за рулём что-то там сломалось. Хотя Дон и говорил, что поломка от водителя не зависела. «Хм, он ведь просто хотел побесить меня. Не ради Дона же это сделал, да? Не то, чтобы лёгкая простуда могла помешать...» Так что Дон чинил машину, общаясь с Майки записками, потому что голос сел. Младший это воспринял почти как какую-то шпионскую игру. «Зелёный чай для Лео, консервированная фасоль, кетчуп, яйца, острый соус и солёные огурцы для Рафа, салат, шоколад (Доннины кексы), мука». Недоумевая, зачем здесь список покупок, причём давнишний, Лео бездумно провёл пальцем по приклеенной бумажке и случайно обнаружил, что держится она только вверху, и приподняв её, нашёл подпись: «А что ты знаешь о предпочтениях родных?». «Это не так важно, – с некоторой долей вины (предварительно попытавшись вспомнить и не преуспев в этом) оправдывал себя Лео. – Знания кулинарных предпочтений совершенно не важны на поле боя. Да и дома – не особо. И что это, попытка надавить на совесть?» Мелькнула и пропала какая-то важная мысль, но он только открыл следующую страницу – и ему уже было не до неё. Он помнил этот рисунок. Майки некоторое время, тренируясь, одаривал родных плодами своего художественного увлечения. В основном это было… ну, кривовато, но от рисунка к рисунку становилось лучше. Но дело даже не в этом, просто сами попытки младшего ценились в семье, некоторые подарки занимали своё место на холодильнике, или на стене, или даже в рамке на полке. Леонардо – не исключение, ему тоже нравились самодельные подарки Майки, ведь сделаны были с душой. Ну и была ещё одна причина, о которой сейчас Лео не хотел думать. Но этот рисунок был особенным, потому что… его не могло быть здесь, в этой книге. Лео немного (ладно, если честно – сильно) раздражён и опечален. Ему только что пришлось выслушать совсем не приятную для самолюбия речь Сплинтера на тему недочётов в сегодняшней командной работе черепах. Сэнсэй только недавно доверил ему проводить тренировки братьев, когда им не нужно изучать какие-то новые приёмы, само собой, Леонардо очень хотел оправдать его доверие… И то, что из-за невнимательности кое-кого в оранжевой повязке Лео, как лидер и старший, получил нагоняй – крайне неприятно. «Он снова не спал большую часть ночи, конечно, наутро он невыспавшийся и оттого невнимательный! Что мне с ними делать? Один в мастерской пропадает, другой выбирается к Кейси или никак не может пропустить свой дурацкий бокс, а третий… Что Майки вообще делал, комиксы свои перечитывал в тысячный раз? Ну что ж, с меня хватит! Он должен понять, насколько важна дисциплина!» Несмотря на «грозовое» состояние духа, Лео вежливо стучится, прежде чем приоткрыть дверь младшего брата. Только вежливость не имеет значения: Майки в комнате нет. И это тоже старшего раздражает, как и беспорядок, разбросанные по письменному столу карандаши и ручки, неаккуратная стопка чистых листов и несколько скомканных бумажек на полу. «Безобразие!» Так что Леонардо ещё более разгневан, отправляясь на дальнейшие поиски. И да, то, что Майки на кухне – его третье любимое место в логове – тоже его не радует. И радостная улыбка, когда голубоглазый поднимается к нему навстречу – тоже. Лео просто не замечает этого. Не хочет замечать. Сейчас он – лидер, который решил заставить к себе прислушаться. Что он и делает. На протянутый ему рисунок Лео едва смотрит и, не прерывая довольно жёсткую лекцию, просто сминает его и выкидывает в мусор. Вот только в конце речи у него никакого удовлетворения или радости, что его выслушали (и может, примут, наконец, во внимание) нет. Просто пустота – в душе Лео, в глазах Майки… Пугающая пустота и боль, хоть слова спокойны и уважительны: «Да, Лео, я постараюсь исправиться». И тем более – ему становится только хуже, когда он, идя в спортзал, видит, как младший, всхлипывая, уносится из кухни к себе. «Ничего, тяжело в учении, потом будет легче», – оправдывает себя Леонардо, давя порыв немедленно побежать за ним и утешить. Только совесть так и не дала ему достаточно сосредоточиться: знакомые, как три пальца, упражнения выходят как-то криво. И… Мысли постоянно возвращаются к тому, что Лео даже не увидел толком, да ещё и сильно обидел Майки. Его проступок не равнозначен тому, что сделал Леонардо, так небрежно выкинув труд младшего. И эти мысли не отпускают даже при подготовке ко сну. «Я должен забрать рисунок», – решительно думает Лео, поняв, что иначе не заснёт. Ему хочется, чтобы у него было то, что нарисовал Майки специально для него. Ему это нужно. Но мусорная корзина пуста, за исключением маленького осколка яичной скорлупы. «Ах, да, Раф ведь делал яичницу и, видимо, вынес мусор… Вот всегда так, когда не надо!» Он понимает, что глупо и безнадёжно искать, но всё равно идёт к Дону и спрашивает, стараясь казаться незаинтересованным, выносил ли кто-нибудь мусор. Умник сдержанно (он снова что-то делает с кучей неопознанных деталей) отвечает, что да, Раф заходил, чтобы забрать у него то, что нужно выбросить. Когда? Да после ужина. Лео благодарит Дона за ответ (тот едва ли его слышит, увлечённый) и идёт к себе. Ему больно и горько: он сегодня в очередной раз подвёл учителя, обидел Майки и… его коллекцию не пополнил очередной драгоценный рисунок младшего брата. А ему ведь так важно, что Майки делал это именно для него!.. Он не думал, что снова увидит этот рисунок, но вот он, перед ним, явно был некогда смят, но расправлен, с пятном на углу. Поразительно, но это было похоже на взгляд в будущее (в смысле, для того времени). Леонардо легко узнал себя, стоявшего на скале и смотрящего на зелёное лесное море внизу. Черепаха на портрете держал в руке простой самодельный лук, на поясе крепились ножны с верными мечами, а за панцирем слегка развевался серо-синий плащ. Пусть не точно, но... Откуда младший мог знать, что через два с лишним года Лео окажется в джунглях? Совпадение, это могло быть только оно. Майки представлял его, Лео, в образе героя-путешественника. И это ударило старшего больнее, чем он думал. Правда в том, что он не был героем, притом отчаянно желая, чтобы его видел в таком качестве именно Микеланджело. Это было важно для Лео – заслужить уважение младшего. Наверное, отчасти из-за того, что боялся Майкиного разочарования, он и задержался. Конечно, он боялся разочаровать сэнсэя, который ожидал от выбранного лидера команды очень многого, и сам себе не мог простить неудачу. Но Майки… Он имел для Лео особое значение, природу которого ему было не объяснить даже для самого себя довольно долго. И видеть этот рисунок, как подтверждение уважения и даже восхищения – незаслуженного! – было как ножом по сердцу. После этого Лео не прикасался к книге два дня, пытаясь всё это осмыслить, уложить в голове и набраться смелости, чтобы продолжить. Он несколько побаивался того, какие ещё маленькие или не очень тайны могут ждать его впереди. И какие бездны в нём могут открыться. Но… Он понимал также и то, что тайное для него должно стать явным, а ему нужно найти ответы на некоторые вопросы. Если не в этой книге, то где ещё их искать?..***
– Пойдём в душ, – неохотно приподнимаясь, позвал Донни и легко коснулся Рафовой щеки, чтобы не дать задремать. – Пойдём, а то и так уже ковёр испачкали да смяли. – М-м-м, эта тряпка и раньше не отличалась особой эстетикой, – проворчал Рафаэль, но всё-таки встал, приняв руку любимого… чтобы тут же поцеловать в шею. Донни хихикнул и покачал головой. – Ладно-ладно, – вздохнул Раф и позволил себя увлечь в сторону ванной, на прощание пнув-таки ковёр в бордово-горчичную клетку. – У меня эта штука вызывает неприятные ассоциации. Хотя, может, нам удастся это исправить. Донни взял свою мочалку и намылил под внезапно любопытным взглядом Рафа. – Что? – спросил он, касаясь пенной вещицей пластрона любовника. – У тебя мочалка в виде красной звезды, – констатировал Рафаэль, ухмыляясь. – А у меня – фиолетовое облако. Как думаешь, это что-то значит? – Ч-что нам нравятся цвета друг друга? – От того взгляда, каким его сейчас жёг Рафаэль, у Дона подкашивались ноги. – Да-а, и это ужасно возбуждает, – с этими словами любитель фиолетового (как выяснилось) отобрал звезду и небрежно откинул в сторону. – И ты – в пене... – Тебя всё возбуждает… – и Донни не жаловался, с радостью откликнувшись на поцелуй. Сегодня они уже вряд ли будут заниматься сексом, но вот ласки… да, ласки для чудесного завершения насыщенного дня – то, что доктор прописал. И можно ещё некоторое время не думать о чём-то тревожном. После долгого и обстоятельного взаимного мытья они лежали на разложенном и застеленном бежевом диване, с которого не так давно скатились на тот самый ковёр. Чуть подумав, Дон припомнил, что именно на нём (головой на подушке) лежал Раф в ту самую насыщенную событиями ночь, когда пострадал от транквилизатора и метательной штуки Каменных генералов. И именно Дону тогда пришлось проверять состояние брата. Конечно, ему было не до расцветки какого-то ковра... «Всё обошлось, – отдёрнул себя Донни, ощутив прилив холода от всплывшего воспоминания. – Всё с Рафом в порядке, и с Лео, и со всем городом. И даже миром. Всё хорошо». Рафаэль, уткнувшийся в его ключицу носом и сладко посапывающий – отличный пример, что всё просто замечательно. Так и чего ещё Донателло нужно-то? Может, он слишком жаден, желая, чтобы и братья с отцом их поддерживали? Чтобы и Лео с Майки были так же счастливы…***
Позднее ленивое утро, запах кофе и кексов, которые они напекли на второй день пребывания в квартире О'Нил-Джонс. Странно, но чуточку подгорелые местами на дне, эти кексы на вкус оказались даже вкуснее, чем свежеиспечённые. А ещё было болезненное ощущение под хвостом, и бёдра тоже побаливали – у Дона, конечно. Но он не был против даже синяка от нескольких ударов о водопроводную трубу в ванной. Оно того стоило. Так начался их третий день. И, доедая, они оба хорошо понимали, что пора бы поговорить. – Хорошо, что сегодня не нужно на тренировку, да? – неловко начал Раф, заметив, как Донни ёрзает, пытаясь устроить свой пострадавший хвост на стуле. Донателло вздрогнул, представив, каково бы это было, да ещё с окриками Леонардо, что нужно больше стараться... – Да уж. Порезвились мы за два дня… Знаешь, наш марафон сошёл бы за многочасовую тренировку. – Ха, попробовал бы ты объяснить это Бесстрашному! Представляешь, подходишь к нему и говоришь, мол, исследования показали, что хороший секс приравнивается к тренировке. Давай переходить на него. А Лео: «Ой, блин, а мне не с кем!». Донни отвёл взгляд, слегка покраснев, и Раф это заметил. – Так-так, колись, мой умный орешек. Ты что-то знаешь? – Возможно. Это не моя тайна, – уклончиво произнёс Дон. – Ну, как знаешь, – пожал плечами Раф. – Но я всё равно догадываюсь, что это за тайна. Ладно, не будем об этом. Так… что ты думаешь о Лео? Донни поперхнулся. – Кх-кхе… о Лео? В каком смысле? – В смысле, у него крышу сорвало или это какие-то, не знаю, комплексы вылезли? То есть, я мог ожидать от Сплинтера, что он на нас наорёт, ну, в основном на меня, конечно, и выставит. Но у Лео вообще будто бы случился приступ бешенства. – Я думаю, – медленно и вдумчиво произнёс Дон, – у него случился личный кризис. – О, так мы нанесли нашему Светлейшему непоправимую психологическую травму? – фыркнул Раф. – И Сплинтер выставил нас под философским предлогом ради нежной психики его любимого сыночка? Не, меня это не то, чтобы сильно удивляет. Он его всегда выделял. И я не жалуюсь на то, что мы остались только вдвоём, но… – Обидно, – кивнул Донни, поняв, о чём хотел сказать Раф. – Вроде как нас выставили, а точка зрения Лео победила. И он теперь уверен, что прав. – Будто он не был уверен! – Нет, в том-то и дело. Лео всегда ждал одобрения учителя. И с выражением чувств у него дела не очень. Я думаю – и, заметь, это только моё мнение! – Сплинтер послал его в паломничество, как раз чтобы он разобрался в себе. Не только чтобы отточил свои ниндзя-навыки и расширил кругозор, а понял, что чувствует в личном плане, понимаешь? – О. Хм, я как-то не думал об этом в таком смысле. Но выводы он сделал какие-то… – Ага, думаю, наедине с собой у него не вышло разобраться. Может, он вообще не понял, что ради этого он и уезжал. – Ну да. У него же только ниндзюцу на уме… – Вот-вот. И теперь сэнсэй пытается направить его мысли в нужное русло. – Спровадив нас? – Да. Как раздражающий фактор, – кивнул Дон. – Останься мы дома, Лео в том состоянии бы просто было не до копания в себе. – Мудрый план, – Рафаэль аккуратно стёр крошку у рта Дона и задержал ладонь значительно дольше, чем нужно было. Он был готов мириться с тем, что отец делал всё ради душевного спокойствия Леонардо, пока рядом с ним, Рафом – Донни.***
Лео продолжил изучение книги, преодолев искушение забрать тот рисунок к себе в коллекцию. Может, потом, а может – нет… Он не был уверен. Возможно, в данной книге этому осколку памяти самое место. На следующей странице снова оказались несколько записных листков. В основном там были заметки для будущего (уже прошлого) совместного бизнеса Майки и Донни. Дон выписывал, что понадобится для костюма, чтобы сделать его мультяшным, достаточно закрытым, но в то же время чтобы младший мог если что быстро от него избавиться. Лео помнил, что братья начали обсуждать эту идею ещё до его отъезда, они только беспокоились, как рассказать об этом Сплинтеру и, тем более, получить разрешение. Что ж, Леонардо был рад видеть, что они подошли к планированию вдумчиво. Не то, чтобы ему нравилась мысль о том, что один из его братьев выступает шутом перед человеческими детьми… что вообще кто-то из них подставляется таким вот образом… Но хоть Донни присматривал за Майки, хотя бы на начальных этапах. Он поморщился, припомнив, что Дон не только страховал «Кавабанга Карла», но и работал в другой сфере. А судя по заметкам, изначально планировалось, что Дон будет прямо в фургоне, чтобы, чуть что, прийти на помощь. «Очевидно, нашёл более важное дело», – с раздражением подумал Лео. Пока ему не встретилось и намёка о том, как Донни с Рафом начали свои отношения, и Леонардо немного нервничал из-за этого. Как и когда у них это началось? Он подозревал, что как раз во время его отсутствия. В пользу этого говорило непонятно откуда взявшееся снаряжение и мотоцикл. Если не от Дона, то откуда? Лео сильно подозревал, что у умника было аж три работы, не считая техно-придумок и починки домашней техники. «Ну конечно, с такими режимом он отпускал Майки без поддержки!» – медленно, но верно закипал от негодования Лео. Но встретившая его дальше фотография не была ответом на его вопросы. Микеланджело с большой улыбающейся головой, с прилепленной на пластрон крупной «молнией» и с поролоновыми нунчаками в руках. Лео невольно потянулся погладить пальцем изображение, будто мог убрать эту дурацкую голову, стереть её – и оставить лишь Майки, таким, какой он есть. Понадобилось усилие воли, чтобы перевести взгляд ниже, на подпись рукой Донни: «На память для семейного архива. Микеланджело в роли Кавабанга-Карла». Дата – недели на три позже отъезда Лео. «Они не теряли времени даром, – с горечью подумалось ему. – И убедили же сэнсэя!» Он не спрашивал Сплинтера, на каких условиях тот допустил Майкину работу, но по обмолвкам Дона и самого младшенького понял достаточно. С одной стороны, может, и хорошо, что Микеланджело нашёл себе занятие и при этом выполнял какие-никакие упражнения, но Лео видел и минусы: во-первых, риск быть раскрытым (маска могла упасть, родители могли что-то заметить, водители на улице, да полно возможностей!), во-вторых, постоянное напряжение, а для снятия стресса – и это в-третьих – участились приёмы вредной пищи вроде тортиков и видео-игры. Да ещё Майки упоминал ночные кошмары, хоть вроде бы и в шутку. Следующие страницы занимают вперемешку фотографии: Майки в разных вариантах костюма, Эйприл под цветущей сакурой (с подписью «Привет из Японии!»), Дон в этих его увеличивающих очках (рукой Майки подписано «Наша усталая большеглазка»), снова Микеланджело, весь в краске, но очень счастливый, стоявший сбоку от свежераскрашенного фургона. Потом, видимо, уже после начала работы Кавабанга Карла – счастливое лицо Сплинтера, глядящего на разложенные по тарелкам кусочки от разных тортов, Майки и Донни (у последнего недовольное сонное лицо) в ярких бумажных колпачках, стоят в обнимку. Лео вздрогнул: так резко и болезненно сжалось сердце. Он хотел быть там, в этом моменте, на месте Донни. Чтобы его щека касалась щеки Майки и… «Панцирь!» Он отложил книгу в сторону, глубоко и медленно дыша. Это чувство… это помешательство, которое одолевало его ещё до паломничества, казалось, сейчас ударило ещё сильнее, вдвойне, а то и втройне против прошлого. И контролировать его практически невозможно. Ещё одна причина считать себя проигравшим. Неудачником. Просто… недостойным надежд, возложенных отцом. Эта одержимость, она ведь неправильна, слишком… ...сладкая. ...невероятно сильная. ...восхитительно притягательная. ...дарящая ощущение крыльев за спиной. Бездна, в которую Лео со свистом летел уже… так долго, не в силах прекратить, остановить это грешное падение. Хотя ему казалось, что он спасся в этом путешествии, будучи наедине со своими мыслями, занимаясь лишь своим маршрутом, медитациями в древних местах, добычей пропитания, наслаждением природными красотами, тренировками и… ну да, ещё бывали редкие столкновения с людьми, то, что он хотел бы забыть. И уж точно не думать об этом сейчас. Немного остыв, Лео продолжил изучение книги. Далее шли несколько рабочих записок Донни, с перечнем деталей, плат, инструментов. Кое-где значились адреса магазинов и пометки вроде галочек или крестиков и кратких приписок: «Трицератонские блоки памяти можно совместить с...», «Возможно, получится подключить, не перегрузив сеть, если...», «Межвидовой локатор...», «Программа фильтрации...». Леонардо не особо понимал, что именно задумал построить умный брат и зачем нужно было всё это включать в книгу-альбом. Чтобы не забыть, как он морочил голову в процессе? Или чтобы сам Лео (видимо, это всё собиралось и создавалось в основном для его глаз) проникся сложностью Доновой работы? Он в этом не нуждался, правда. «Мне казалось, я чётко давал Донни понять, насколько ценю то, что он делает для команды. Может, он всё равно сомневался? Что ж, учитывая отношение Рафа (я ведь слышал, что он распоясался без меня вконец!), это не удивительно. Удивительно другое… Так, об этом лучше пока не думать. – Он спешно откинул мысли о том, как же всё-таки миролюбивый тихий Дон ухитрился сойтись со взрывным, не любящим никому подчиняться Рафом. – А я всё равно не понимаю, что это за устройство и для чего, но наверное, в этом есть какой-то смысл». После нескольких незаконченных эскизов-набросков Майки шли газетные заметки. Очень краткие, просто кусочки, упоминания. «Кто-то предотвратил ограбление магазина в Гарлеме?», «Мотоциклист в чёрном запугал подростка-карманника», «Мужчина, промышляющий грабежом поздних прохожих, был задержан в отделении травматологии, куда он обратился в связи с побоями. Он утверждает, что его побил рыцарь в чёрной броне», «Студентка заявляет: «Мою честь и жизнь спас настоящий герой в бронированном костюме!»». Лео перевернул страницу и увидел очередную газетную вырезку, где на размытой фотографии, на крыше здания виднелся очень нечёткий силуэт. Черепаха развернул сложенный кусок под фото и прочёл статью, более многословную, чем все предыдущие заметки: «Городская легенда, линчеватель или пришелец – кто скрывается в ночи? Наш корреспондент провёл расследование и выяснил, что деятельность таинственного народного мстителя началась с Гарлема. Более трёх месяцев назад были жестоко избиты трое мужчин, которым предъявлялись обвинения в воровстве и хранении наркотиков, но были сняты за неимением улик. Теперь же их обвиняют в ограблении и убийстве старика в его же квартире. Имела ли место месть? Улик, доказывающих это, нет. Родственники жертвы выражают надежду, что виновные ответят перед законом за свершённые злодеяния. С другой же стороны, обвиняемые утверждают, что на них напал пришелец. Эксперты будут проводить оценку их вменяемости. Этот первый случай с другими появлениями таинственного борца с преступностью объединяют некоторые детали. В частности, почерк: мститель избивает и связывает своих жертв цепями. Некоторые свидетели называют его пришельцем с ослепляюще-светящимися глазами. Так кто же он, герой или злодей? Может, просто человек, не верящий в способность полиции навести порядок?» Следующая статья как раз-таки содержала комментарий полиции: «Некто, названный Ночным Всевидящим, вооружён и очень опасен. Просьба не контактировать с ним и сообщать любую информацию, способную помочь в его поимке». «Он сорвиголова, безответственный адреналиновый наркоман», – фыркнул Леонардо. Даты нигде не было, но он догадывался, что деятельность своевольного братца началась довольно быстро после отъезда Лео. Откровенно говоря, он надеялся, что у бунтаря хватит совести не бросаться во все тяжкие вот прямо-таки сразу же. Зря, как видно. На следующую страницу был приклеен сложенный сдвоенный тетрадный лист в клеточку, заполненный специально увеличенным (обычно умник сильно мельчил) почерком Донни. «Я заинтересовался этим типом из-за разговоров о пришельцах. Хотелось перестраховаться. Мне пришлось копать довольно глубоко, чтобы найти вот что: около сорока-пятидесяти лет назад в Гарлеме уже действовал некто, похожий по почерку. Тоже использовал чёрный костюм, манрики-гусари и разъезжал на байке. На некоторое время он пропал, потом появился снова, разгромил несколько банд и исчез уже до недавнего времени. Была заметка, где говорилось, что его последнее дело обернулось взрывом на каком-то складе, где, предположительно, он и погиб. Я предположил, что это просто подражатель. Возможно, родственник того человека. Ничто не указывало на то, что он пришелец. Я интересовался у Кейси, знает ли он новенького-старенького борца с преступностью, но наш Мститель-в-маске отмалчивался, за исключением замечания, мол, кто-то делает ту работу, которую раньше делали мы и он. И даже успешнее. Думаю, это он так пытался сказать, что мы могли бы добиться большего, если бы направили свои усилия на борьбу с уличной преступностью на постоянной основе, а не от случая к случаю. Ты знаешь, он не мастер тонких намёков. Что касается самого Кейси, он работал на подхвате у Эйприл, предлагал съездить с ней в рабочую поездку, но она отказалась. Он оставался в городе всё время, помог с парочкой крупных вечеринок Кавабанга Карла. В остальном же, насколько я понял, перешёл на ночной образ жизни. Разумеется, я подозревал, что он должен столкнуться со Всевидящим, но они как-то не раз разминулись. Теперь-то я понимаю, что Раф специально старался избегать встречи, но это – его часть истории. P.S. Все эти вырезки (задвоившиеся) я попросил у Майки – он их собирал, так что ты знаешь, к кому обращаться, если захочешь увидеть более полную картину подвигов Ночного Всевидящего». Леонардо не то чтобы хотел обвинить Дона во лжи, но… Ладно, у него были серьёзные сомнения, что тот совсем не подозревал Рафаэля. Сам-то Лео заподозрил что-то неладное ещё со слов Эйприл там, в Коста-Рике. Но тогда он ещё надеялся на здравомыслие… какие-то его остатки в Рафе. Ну и на то, что братья и Сплинтер удержали бы этого поборника справедливости от опрометчивых поступков. Но что он увидел, вернувшись? Трёх черепах, забывших о тренировках (серьёзно, то, что они делали, едва ли было похоже на настоящие тренировки – за исключением Рафа, тот явно вырос над собой как воин, хотел это признавать Лео или нет) и дисциплине. Отец… едва их контролировал. Да и не мог он так присматривать за ними, как делал это сам Леонардо. Старший брат знал их уловки, его они бы не провели… А отец привык полагаться на него. «А я в это время считал, что работаю над собой, познаю мудрость в этом паломничестве, становлюсь лучше как воин, лидер, старший сын, ученик… Мне казалось, что я понял этот урок, ответил на загадку, но…» Но вернувшись, он не ощутил изменений к лучшему. Его команда его не слушала (хуже, чем до поездки), да и казалось, он их разочаровал – своим возвращением или же тем, каким он вернулся. И учителя разочаровал. Все его обещания… «Я убеждён, что скоро всё придёт в норму, Мастер». Красивые слова, ложь, в которую он сам поверил. Норма… Отношения двух средних братьев – норма? То, что чувствует Лео – норма? А ведь на некоторое время, после инцидента с Винтерсом, Леонардо казалось, что вот оно, то, к чему он так долго стремился. Идеальная команда. Семья. «И Раф всё испортил. Но когда же? Когда всё пошло под откос? И как я мог не заметить раньше?» Ему хотелось поговорить со Сплинтером, но было страшно, что выдаст свои стыдные секреты отцу – или тот сам догадается. Лео не хотел уходить снова, пусть здесь иногда будто бы не хватало воздуха. Пусть ему приходилось сталкиваться с чувствами, которых он боялся… Но ему было необходимо разобраться раз и навсегда. В паломничестве его преследовало ощущение, будто он убегает. Что ж, вот она, его остановка.