НЕУЯЗВИМЫЙ

      Всю ночь просидев за докторской, к семи часам утра поставил жирную точку — работа закончена. Еще раз пройдусь на свежую голову и можно будет отправлять по инстанциям.       Вышел накормить пса — ни собаки, ни ужа. Ну, и где эту парочку носит?!       Через минуту из-за угла беседки показалась виноватая морда Свирепого — в зубах зажат мышиный хвост, его придушенная полевая хозяйка висела вниз головой — или прикинулась дохлой, или без чувств.       Вот и он, голубчик, уж Герка собственной персоной — выполз из-под крыльца и поспешил к кормильцу. Пес разжал зубы и деликатно отвернулся, я закрыл глаза — не дело портить аппетит, сверля взглядом затылок завтракающей рептилии.       Усердно виляя хвостом, Свирепый приблизился ко мне — кормите меня. — Привет, дружище! Проголодался, пока Геркин завтрак гонял? Пес сел и протянул лапу, я пожал и вставил миску с едой в подставку: — Давай, насыщайся!       Пока собака была занята, приполз уж и свернулся кольцами на нижней ступеньке крыльца. Через несколько минут к нему присоединился Свирепый, лег и положил мне на ноги голову, умиротворенно вздохнул и закрыл глаза. — По закону Архимеда после вкусного завтрака полагается поспать, — резюмировал я и погладил его между ушами. — Оставляю вас на хозяйстве — всех впускать, никого не выпускать! А мне пора в лес.       Сойдя с крыльца, оглянулся — псина колотил хвостом по крыльцу, уж вторил другу — елозил кончиком хвоста по ступеньке.       Картина маслом! Что крестьяне то и обезьяне. Через минуту я уже взлетел над собственным двором — сделал круг — моя охрана в четыре глаза следила за парящим хищником. Качнув крылом, набрал высоту и направился к самой высокой сосне — с её вершины прекрасно сканировалось все пространство до самого горизонта. Но долететь я не успел — с западной стороны слышался горький детский плач.       Ребенок! Мальчик!       Энергетика ребенка по мере моего приближения становилась все слабее — я добавил скорость, сердце колотилось тревожно. Неужели ребенок потерялся?! Но его никто не искал — ни криков, ни всплесков энергий.       Мне это очень не понравилось!       На бреющем полете приблизился к рыдающему скорчившемуся между стволами трех деревьев мальчику. Белочка со страху нырнула в дупло, когда я уселся на крепкую ветку. Даже отсюда я слышал, как урчит от голода в животике у малыша.       Шишек на деревьях видно не было, до ближайшего жилья далеко, ведь на спине орла мальчик не удержится, и напугается, не говоря уже о том, что одет ребенок легко — штанишки с ботиночками, легкая курточка с капюшоном, из-под которой видна рубашонка.        Я уставился в дупло, призывая белочку. Она мгновенно среагировала — высунула симпатичную мордочку. Молча передал ей просьбу — найти две шишки и почистить ядрышки. На её глазах обернулся белочкой и поспешил вниз к малышу.       Увидев спускающуюся белку, мальчик перестал рыдать и улыбнулся сквозь слезы. Я осторожно спустился к нему ближе и позволил погладить по спинке. Ручки у малыша были просто ледяные. Ко мне уже спешила белочка с шишкой в зубах.       Малыш протягивал чумазую ладошку, я клал ядрышко-два, он с благодарным взглядом совал в ротик. Общими усилиями, мы скормили ребенку ядрышки от двух шишек — больше было нельзя из-за высокого содержания кедрового масла.       Насытившись, мальчик протянул обе ручки, и белочка осторожно приникла к ребенку. Он счастливыми глазенками смотрел на меня, прижимая сокровище с мохнатым хвостиком. Малыш уселся в расщелине между стволами и, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. На его бледном грязном личике с полосками от высохших слез стал постепенно наливаться румянец — ребенок согревался. Неожиданно для нас он уснул.       Я попросил белочку еще начистить ядрышек. Она выскользнула из ослабевших пальчиков ребенка и запрыгала вверх по стволу.       Спустившись на землю, обернулся небольшим медведем, с величайшей осторожностью поднял малыша из расщелины и нежно прижал к себе, прикрыв личико капюшоном, чтобы медвежья шерсть не колола нежную кожицу ребенка, и чтобы не напугался, увидев медвежью морду, если вдруг проснется.       Чувствительный нос мишки уловил запах человеческого жилья и направил в его направлении свои косолапые ноги. На двух ногах медведю идти непривычно, но на руках ребенок. Белочка сидела у меня на плече, прижав к животу шишки.       Малыш согрелся быстро и мерно посапывал, уютно устроившись в медвежьих объятиях, длинные ресницы лежали на его розовых от крепкого сна щечках, дышал он ровно и глубоко.       Мы шли довольно долго, солнце уже поднялось над головой. За это время моя помощница начистила ядрышек и насовала их в карман курточки ребенка.       Вдруг белочка вздрогнула, потянула носиком, занервничала и прижалась своим боком к моей голове.       Запах газа от отработанного топлива ударил в нос, затем мы услышали гул двигателя, и я даже узнал, чей автомобиль и кто за рулем — Волхов Петр Николаевич. Его «Лада» показалась из-за поворота и стала медленно снижать скорость.       Белочка заволновалась пуще прежнего, но я попросил её успокоиться. Она приникла всем дрожащим тельцем к плечу медведя.       Я шел прямо, гордо выпрямившись, на моих лапах спал-почивал человеческий детеныш, навстречу двигался человек, мужчина, у которого от предков в крови бродит азарт охотника. У него с собой смертоносное оружие — пистолет.       Как он поступит?       Передал команду белочке - при появлении людей спрятаться за моей спиной — шерсть длинная, удержится. Она фыркнула, значит, поняла.       Автомобиль остановился в десятке метров до нас. Я ждал, белочка тряслась от животного страха, вцепившись в шерсть на шее медведя.       Очень медленно Волхов открыл дверцу и покинул салон автомобиля. На его лице никаких эмоций, кроме удивления не было. Рядом с водительским сиденьем виднелось женское лицо, но это не его супруга.       Вторая дверца открылась от резкого толчка и выскочила молодая женщина в форме полицейского — следачка, понял я, и иронично ухмыльнулся про себя — не успела приехать, как уже хвостом виляет. Что ей понадобилось в лесу?! Она смело встала перед дверцей, расставила широко ноги в сапогах и прицелилась.       Биология была явно не её предметом, а то бы она знала, что показывать оружие медведю нельзя.       Картина маслом! Большая охота на дикого зверя!       Тут вспомнилась шутливая песня в исполнении Юрия Гальцева — «но девушка сурово достала пистолет, пальнула снова, снова, и хулиганов нет!»       Но я не хулиган городской, я НЕУЯЗВИМЫЙ!       Как бы мне хотелось посмотреть не реакцию полицейской дамы, когда пули из пистолета с близкого расстояния уйдут в небо, как в копеечку.       Но не будем искушать судьбу — здесь ребенок. Лишь бы он не проснулся! — было моё единственное желание в эту минуту.       Я вытянул лапы перед собой навстречу Петру Николаевичу, мол, вот дитя, забирай. Белочка вытянулась во весь свой малый рост, одной лапкой держалась за ухо медведя, другой предлагала шишку. Волхов поднял руку и тихо, но внятно и грозно приказал: — Не стрелять! Убрать оружие! Я возьму ребенка!       Я смотрел прямо в глаза майору.       Мои глаза смеялись.       Майор был бледен, как выбеленное полотно, грудь его тяжело вздымалась, на лбу показалась испарина.       Он приближался медленно с вытянутыми руками ладонями вверх, словно демонстрируя свою безоружность. Когда между нами остался один единственный шаг, он остановился и вздрогнул от щелчка — сработал предохранитель на пистолете у следачки. Она на сто процентов уверена, что все можно решить, угрожая оружием?!       Вот язва, а не баба, ведь был приказ — убрать пистолет!       На его щеках заиграли желваки, лицо пошло красными пятнами — ой, влетит ей по первое число за самодеятельность, куре бестолковой!       Я очень медленно опустил ребенка майору на руки, белочка положила шишку и спрыгнула в кусты. Миссию она свою выполнила.       Полицейский осторожно прижал ребенка к себе и смело повернулся ко мне широкой спиной, своей грудью, словно щитом, прикрыл от выстрела.       Воспользовавшись замешательством следачки — я был ей не виден — обернулся белочкой, шмыгнул в кусты, потом в несколько прыжков достиг осины и спрятался между веток.       Мне впору было хохотать, видя, как она вертела головой чуть ли не как сова, стараясь выследить сбежавшего медведя.       Майор сердито на неё зыркнул: — Садитесь на заднее сиденье, товарищ капитан, и ни слова мне! Не разбудите ребенка! Она хотела что-то сказать, но его грозный взгляд приковал виновницу к месту, она так резко захлопнула рот, что зубы стукнулись о зубы: — Молчать! Я сказал!       Лицо следачки пошло красными пятнами, она развернулась и села, где было приказано. Он осторожно опустил ей на колени ребенка, тихо закрыл дверцу.       Майор мастерски развернул на узком промежутке между кустами свою «Ладу» и укатил.       Я взмахнул крыльями и полетел вслед за ними. Опустился на закрепленный на крыше багажник.       В салоне автомобиля стояла полная тишина, слышно было, как под капотом работал двигатель. Неожиданно открылось окно со стороны следачки и высунулась рука с пистолетом. Одно стремительное движение лапы и пистолет оказался у меня в когтях. Оцарапанная рука в мгновении ока исчезла.       Майор остановил машину и покинул салон. Я протянул к нему лапу с оружием. С величайшей осторожностью Петр Николаевич вытянул из моих когтей пистолет.       Оттолкнувшись от багажника, взмахнул крыльями и взлетел.       Домой!       Ждать или не ждать майора — вот в чем был вопрос?       Появился он к вечеру. Злющий презлющий.       Мы только пожали друг другу руки. Резкий запах духов так и не выветрился от одежды майора.       Я его без слов повел в беседку к самовару, в котором, кстати, поддерживал огонь несколько часов. Вечер был прохладный, но беседка к осени была обита поликарбонатом и сохраняла тепло.       Пока майор не выпил пару чашек чая и не вспотел, мы не проронили ни слова. Оттаяв душой и телом, он поставил локти на стол, положил подбородок на сцепленные в замок пальцы, долго смотрел мне в глаза. Серьезно, задумчиво. Потом тяжело вздохнул: — Елисей Юрьевич, если бы я верил, что сказка может стать явью, то поверил, что вы — медведь, что вы — орел, что вы — перевертыш… Я откинулся на спинку скамьи, сложил руки на груди: — И что же вам мешает в это поверить, а, Петр Николаевич? — Я — реалист.       Мои глаза смеялись.       Лицо майора побледнело: — Черт возьми! Ваши глаза зеленые, но будь они темно карими… вот сейчас ваш смеющийся взгляд — точная копия вчерашнего медвежьего.       Он обхватил голову руками и глухо простонал: — Я точно сошел с ума! Смотрю на вас и вижу медведя, смотрю на медведя и вижу вас, — он поднял на меня измученный взгляд. — Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша… — Дайте ваше запястье, Петр Николаевич, пожалуйста… — он протянул руку. — Закройте глаза и представьте себя сидящим на поляне. Ярко светит солнце, поют птицы, в реке ласково плещется вода, трава мягкая и зеленая, воздух напоен ароматами лета — влажной землей, рекой, полевыми цветами. Дышите этим воздухом, окунитесь в него, как в речную заводь.       Лицо мужчины разгладилось от морщин, порозовели щеки, под веками двигаются глазные яблоки. Резкий запах духов стал таять, я продолжил сеанс релаксации до полного его исчезновения.       Убрал руку с запястья майора, тот медленно открыл глаза: — Я был в Раю, — он принюхался, потом недоверчиво уткнулся носом в рукав легкой куртки, поднял на меня удивленный взгляд. — Запаха этих отвратительных духов не чувствую, а вот пахнет летом. — Улыбка растянулась на его от уха до уха. — А я-то думал, как буду с супругой объясняться? — И подозрительно на меня воззрился: — Почему вы не спрашиваете про этот резкий запах духов на моей одежде? — Мне это не интересно, Петр Николаевич, это раз, во-вторых, у вашей супруги изысканный вкус — от вас часто пахнет именно её духами. В-третьих, ваши сотрудницы с хорошим вкусом на парфюм и не льют на себя его флаконами. В-четвертых, дама, с которой вы общались долгое время — следователь, о приезде которой вы мне недавно толковали. — Как защитите докторскую, приходите работать в мой отдел, Елисей Юрьевич. Мне такие спецы, как вы, очень нужны, кроме шуток! Я засмеялся: — Так куда мне — в священники или к вам?       Совершенно неожиданно майор поведал историю о потерянном мальчике, недовольным тоном отзывался о следователе и в конце сказал: — Ребенка пока оставили в детском доме. Собираем информацию о всех потерянных детях. Что любопытно, мальчик ни словом не обмолвился о медведе, только о двух белочках твердил. Странно всё это. И потом, этот орёл… пистолет… голова кругом идёт от всего. — А следователю, что понадобилось в лесу, Петр Николаевич? — Она не поверила тому, что медведи устроили в лесничестве Лукьянченко и потребовала отвезти её в лес, чтобы она собственными глазами убедилась — медведи в нашем лесу водятся. — Убедилась? — Яркие неизгладимые впечатления у следователя по особо важным делам останутся до конца её жизни. Я, наверное, совершил самую грубую ошибку в жизни, Елисей Юрьевич, — майор вздохнул, но сожаления в его карих глазах не было совершенно. — Когда мы вернулись, я приказал ей написать рапорт о проделанной работе и, чтобы скорее убиралась с глаз моих туда, откуда приехала. — У меня, очевидно, было удивленное лицо, и он поддакнул. — Да, так и сказал, без свидетелей, кстати, — изыди с глаз моих строптивая баба! 300-летнее иго по сравнению с вами — манна небесная!       Мы от души похохотали. — Петр Николаевич, с её стороны не будет на вас рапорта. В противном случае капитану нужно будет рассказать всю историю с медведем, с орлом. Кто ей поверит? По вашим глазам вижу — никто! А урок ей преподали. Вы же в детском доме сказали, что ребенка нашли в лесополосе? — Разумеется! В белочек ответственные лица больше поверят, чем в медведя. Да и ребенок спал всю дорогу.       Майор уехал домой вполне счастливым.