100 лет одиночества

       — Ты опять за своё? — Седьмой вздохнул, держа окровавленную руку своего сына. — Может будешь привлекать моё внимание другими способами?        В ванной комнате стоял стойкий запах плесени, вперемешку с сигаретным дымом. Устеленный белый кафель на полу, покрытый толстым слоем грязи, из-за чего он выглядел скорее серым, был испачкан кровью, плачущего, шестнадцатилетнего мальчика. На запотевшем зеркале виднелась трещина, будто бы кто-то нарочно пытался достать из него осколок и запачкать белоснежную раковину кровавыми пятнами.       Пожалуйста, обними меня        — Слушай, у меня были в жизни огромные трудности, — Хокаге взглянул мальчику в глаза. — я жив. У тебя все есть. Семья, друзья, дом… Чего тебе не хватает?       Боруто молчал. Его обессиленное, бледное тело, похожее более на хрупкую, мраморную статую, до изнеможения, противно тряслось. На руках мальчика не было живого места, они были устланы глубокими шрамами и белёсыми рубцами, словно метками бесконечных поражений. Его в прошлом голубые, будто лазурные, сверкающие как два драгоценных аквамарина глаза, погасли. В них больше не горело то детское любопытство, та страсть к жизни и познанию нового.        — Пап, — Боруто аккуратно взял его руку и поднеся её к губам, поцеловал, словно своему королю. — Прости, я не знаю что происходит.        — Просто, не вреди себе. Я тут, живой и здоровый. Мы не так уж и редко видимся. Ни у кого, с кем я дружу, дети не страдают такой фигней. — он вздохнул.       Я всё порчу. Я ошибка. Я приношу ему неприятности. Я не нужен ему. Зачем я родился, если из-за меня он так позорится перед друзьями.        — Ладно. — говорит мальчик, с надеждой смотря на отца, пытаясь найти в его глазах хоть немного заинтересованности. Но поиски к сожалению, успехом так и не увенчались. — Можешь меня обнять?       Былая гордость Боруто пропала, ему приходилось просить родного человека о поддержке напрямую. Телесный контакт успокаивал и приводил его в себя, особенно когда это был Седьмой. Он временно не чувствовал себя бесполезным.        — Хорошо, иди сюда. — Хокаге погладил его по голове, при этом выглядев очень напряженно.       Он сделает это, лишь бы я отстал. Я раздражаю его Мальчик уткнулся носом отцу в плечо, дрожащими руками обхватил его шею и крепко прижался, марая воротник его плаща кровавыми пятнами. Наруто обнял его в ответ, располагая руки чуть выше талии.       Тепло        — Обнимал бы меня чаще, возможно, я бы никогда себе не вредил. — прошептал Боруто.        — А вдруг, ты возьмешь и влюбишься в меня? Ты же у нас такой… — с легким отвращением сказал Хокаге. — Что люди подумают?       Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Внутри что-то вспыхнуло, поразив грудную клетку. Сосуды расширились — по ним бежала кипящая кровь прямо к голове. Взбешенная, внутренняя сущность уже поднимала свою голову, открывала свои полные ненависти глаза, готовясь испепелить всё, что находится вокруг. Она скалилась и ревела от яда внутри себя, который уже готов был выплеснуться наружу, вытекая из мерзкой пасти. Она была готова отравить кого угодно, лишь бы снова заснуть, лишь бы не отравиться самой, не захлебнуться своим же ядом.        — Заткнись, мразь двуличная. — необъяснимый гнев, вдруг охватил больную голову Боруто. — Это всё из-за тебя! Что люди подумают?! Ты ёбаный тиран! Мне от каждого твоего слова повеситься хочется! Если бы ты принял меня… Этого бы никогда не было! — он истошно вопил и бил руками всё, что попадалось под руку. — Тварь! Вали на свою гнилую работу! Пожалуйся фотке своего папаши на меня! Ты ведь этим любишь заниматься?! Сука…       Мальчик бился в дикой истерике, попутно раскидывая вещи вокруг. Седьмой пытался что-то сказать, однако прекрасно понимая, что сделать этого не получится, замолчал. Такие приступы гнева у его сына периодически случались, всё что мог сделать Хокаге — молча наблюдать. Больше методов успокоить подростка, он не применял.       Боруто упал на пол и затрясся, словно эпилептик. Он начал задыхаться и натужно хрипеть, пытаясь захватить ртом побольше кислорода. Однако, чем сильнее он старался нормально вздохнуть, тем хуже ему становилось. В голове была лишь мысль о мучительной смерти на грязном кафеле в ванной, ещё пять секунд и мальчик погибнет от удушья. Зрачки значительно сузились, а на белках появились красноватые разводы от лопнутых капилляров, похожие на веточки деревьев.       Наруто стоял в растерянности, не понимая что происходит. Подобного припадка раньше не случалось.        — Боруто… Успокойся… — он нагнулся и осторожно положил руку на его плечо. — Ты что… притворяешься?       Притворяешься       Сущность взревела так, что оглушила саму себя. Она уже грызла собственное тело, отравляя его через кровавые раны. Она царапала своё лицо, однако ярость не отступала, а лишь смешиваясь с болью, росла. Она не могла успокоиться и вновь уснуть, даже увечья не могли потушить её злобу.        Мальчик пронзительно закричал. Перед глазами, мир поглощала темнота и безысходность. Он уже ничего не слышал, ощущая только привычную боль в грудной клетке. Руки ослабли, перестав двигаться, неестественно побелели настолько, что казалось, будто кто-то покрыл их белой, токсичной краской. Сознание медленно погрузилось не то в сон, не то в помраченный транс.        — Черт, что же я… — Хокаге почувствовал неприятную, отягощающую вину, держа в руках бесчувственное тело своего сына. — Он так остро реагирует на мои слова… Может и впрямь какая-то болезнь. POV Боруто       Даже не помню когда это началось. Наверное, когда мой отец вспомнил свои прошлые жизни. Эти воспоминания стали его частью, его собственными. Он вспоминал и тонул в этом, по уши залезая в грязное, вонючее болото. Мерзкое и противное. Тогда он и поменялся. Отец не был уверен, его ли это воспоминания, однако решил им верить, упиться своими прошлыми жизнями и обрести покой, веря в какую-то там, судьбу. Это не похоже на Седьмого. Никогда не будет похоже.       Помню, как с огнём в глазах он рассказывал мне о девушке, которую встречал в прошлых жизнях. Её блондинистые волосы падали на плечи, а глаза были похоже на чистое небо, откуда за ней присматривают ангелы. Её озорной голос и широкая улыбка, не давали отцу уснуть по ночам. Думаю, очевидно полагать, что этой девушкой стал я, только в настоящем. Папа назвал это судьбой. Будто ты и впрямь в это веришь, старик.       Лицемерие. Все люди в какой-то степени подвержены этому, но лицемерие отца меня поражало. Словно произведение искусства, сладкий яд. Он заходил ко мне в комнату, садился около кровати, брал мою руку, и целуя её, говорил как любит меня. Я помню, как он целовал мою шею, как переключался на ключицы и губы. Он не хотел мне вредить и дело никогда не доходило до попыток изнасилования. Отец не вкладывал пошлого контекста в свои действия. Я полностью не понимаю его, а он меня.       Его лицемерие было прекрасно. Я никогда не сталкивался с таким прежде. Раз в неделю, он ведет себя как страстный любовник, который даже спустя несколько сотен лет, несколько прошлых жизней, находит свою возлюбленную. Я поначалу радовался, я был счастлив, когда Седьмой заходил в мою темную комнату и обожествлял меня. Когда смотрел в мои глаза и восхищался ими. Однако со временем, поняв что его чувства направлены вовсе не на меня, а на образ его бредового сознания, мне стало больно. Ему плевать на меня. Ему нужен лишь похожий образ, что бы уйти в свой мир, чтобы лгать самому себе и упиваться этим до конца жизни. По крайней мере, я так думаю.       Когда в течении недели я пытался быть с ним нежным, он отпрыгивал от меня как от прокаженного. Отец говорил, что я веду себя мерзко и так нельзя. Он был холоден и безразличен.       Однако спустя считанные дни, Хокаге заходил ко мне, держа в руках свое мерзкое лицемерие, предлагая мне отведать его и заткнуться. Я покорно поглощал его, как дворовая, голодная псина, которой принесли кость. Какой же прекрасный яд растекался по моему телу, отравляя моё сознание. Я лгал самому себе, но со временем правда оглушила меня. Я полностью глух перед ним. Я всё такой же послушный образец, полотно, на котором он рисует свою возлюбленную. Я не чувствую его движений, его дыхания. Наши отношения больше похожи на качели. Как же мне сейчас не хватает мамы рядом. Пока она была жива, все было отлично и папа любил меня как сына, и заботился как о сыне. Я хочу лишь любить его, как отца. Сколько ран мне нужно нанести на свое тело, сколько таблеток выпить для своей больной головы, чтобы все закончилось? Отец тяжело болен как и я.                   Он никогда этого не признает.