Все меняется - ничто не исчезает.

      — Я ее доломала.       Ему кажется, что мир в одночасье лопнул, как мыльный пузырь. Он существует, дышит, но словно больше не живет. И ничего не чувствует, пока мозг пытается осознать происходящее. Ледяные глаза смотрят пристально, как хищник смотрит на жертву, и он видит в них лишь издевку. Доломала.       Осознание бьет под дых, снося фееричной волной боли. Настолько яркой и мощной, что ноги подкосились, а по щекам потекли слезы. Он глотал соленые капли, чувствуя как внутри с устрашающей силой растет пустота. Страшная, заполняющая до краев. Настолько большая, что кажется, ей не хватает его тела, как вместилища, и она рвется наружу, ломая кости и разрывая сухожилия.       А затем он закричал. Надрывно, в этот крик вложив всю боль, что плескалась внутри, рвала душу и сердце. Он рвал цепи, которыми был прикован к стене, пытаясь дотянуться до той, кто уничтожила его жизнь. Она ее доломала. Но не только Фару, но еще и его.       Розалинда сделала шаг назад, глядя в перекошенное от боли и гнева лицо специалиста. Она знала, что одна смерть способна сломать сразу обоих, и теперь наслаждалась этим. Она даже представить не могла, как эти двое связаны и сейчас, наблюдая за неподдельной болью и яростью Сильвы думала лишь о том, что все сделала правильно.       Когда она ушла, Сол рухнул на колени и завыл. Так, как воют волки, мечтая лишь об одном: чтобы эта боль закончилась. Чтоб можно было закрыть глаза, умереть и оказаться с ней. С той, с кем бок о бок провел больше 20 лет, с которой вместе прошел ад и вместе вернулся обратно.       Он вспомнил, как ее тонкие пальцы касались его щеки, как она дрожала в его руках, дыша в шею и обжигая дыханием обнаженную кожу. Всего день назад он касался ее теплой ладони, целовал узкие губы и обнимал за талию, наслаждаясь легким запахом шампуня, исходящим от распущенных волос. Он любил ее. Как никого и никогда он любил эту женщину, был с ней рядом, как верный пес, всегда на ее стороне.       Ему хотелось, чтоб она оказалась рядом. Присела на корточки, заглянула ему в глаза, взяла за руку. И он был бы готов умереть ради этого, отдать все. Лишь всю жизнь смотреть в карие глаза и знать, что она в порядке.       Он не знал, сколько дней пролежал вот так. Кто-то приходил, что-то говорил, но Сильва даже не пытался понять. Ему было все равно. Он просто молча смотрел в стену, будто мог там разглядеть ее.       — Мистер Сильва, — знакомый голос ворвался через пелену, и он попробовал сфокусироваться. Не удалось. И тогда чьи-то руки буквально посадили его насильно. — Мистер Сильва! Очнитесь! Боже, что они с вами сделали?       — Ты кто? — он знал, что лицо напротив ему знакомо, но никак не мог вспомнить, откуда. В глазах напротив мелькнула боль, но и в этом до конца уверен не был.       — Это я, Стелла. Боже, как же я вас вытащу, если вы вообще не адекватны! — в ее голосе сквозило такое неподдельное отчаяние, что это неожиданно отрезвило.       — Стелла? Что ты здесь делаешь?       — Мистер Сильва! Слава богам, вы пришли в себя, — она начала его поднимать. — Я вас тут спасаю, вообще-то. Слушайте, если я вас отсюда не вытащу, мне от мисс Даулинг так прилетит, мало не покажется.       — Фара жива? — он был ослаблен остутсвием еды и наличием горя, но услышав родное имя почувствовал, как возвращаются силы. — Розалинда ее не убила?       — Пыталась, но мисс Даулинг выжила. И она открутит мне голову, если мы с вами попадемся.       Как они вышли он не помнил. Просто передвигал ногами, вцепившись мертвой хваткой в фею света и думал лишь о том, что Фара жива. Его фея жива. И только жгучее желание увидеть ее, коснуться, убедиться, что она жива, дышит с ним одним воздухом, существует.       Она стояла у самого края обрыва, глаза мерцали голубым и уже через секунду с ее губ сорвался едва слышный стон, а Сильва, наоборот, ощутил прилив сил. Ее волосы были собраны в низкий хвост, рука крепко сжимала руку Блум, стоящей рядом, а глаза, залитые магией, смотрели прямо на него.       И Сол побежал. К ней, чтоб ощутить мягкость кожи, понять, что действительно жива. Убедиться. И Фара поняла его, как понимала всегда: отпустила руку Блум и поспешила навстречу, чтобы поймать в свои объятия, прижимая обессиленного к груди.       — Ты жива, — ее теплые губы касаются виска, а такой родной голос шепчет в ответ.       — Да, я жива. Все позади, милый, я здесь.       И только после этого он позволяет себе потерять сознание.