И жили они долго, пока не умерли

      Если Рафаэль просто наконец-то его достал, уязвив через единственное слабое место – безопасность и покой его жены, то все последующие события целиком и полностью выбили Каллена из колеи. Он ощущал безысходность и тоску. Нерию обвинили во лжи, Рафаэль снова ухмылялся, несмотря на старательно подрихтованное Калленом лицо, уверенный, что избежит наказания. И всем насрать, они хотят речь. Ладно, будет им речь.       Ополовиненная бутылка в руках Пасиенсии привлекла его внимание, Каллен забрал её, и направился к сцене, периодически прикладываясь к бутылке. К моменту, когда он дошёл до трибуны, бутылка почти опустела. Каллен достал из кармана лист, расстелил его на деревянной поверхности, поставил бутылку и облокотился на трибуну. В зале воцарилась тишина, все гости напряжённо смотрели на него, предчувствуя, что от пьяного Каллена Резерфорда ничего хорошего ждать не приходится. – Здравствуйте, – произнёс Каллен, глядя куда-то поверх голов, – меня зовут Каллен Стэнтон Резерфорд. Я новый начальник стражи.       Он облокотился на другую руку и сделал очередной глоток. – Вообще, я написал речь, но моя жена… вон она, кстати, – Каллен ткнул пальцем в сторону Нерии, вылезшей в первый ряд, – она сказала, что это плохая речь, а хорошая речь должна идти от сердца. Моя жена очень умная, даже мудрая, хоть это и не сразу замечаешь. Короче, я понял, что она права, поэтому всё, что я сейчас скажу, будет совершенно искренне и от души. В Антиве очень много хороших людей. Эльфов. Дворфов. Кунари, наверное, хорошие есть, или как их там правильно называют? – Косситы, – подсказала Нерия. – Да. Я же сказал, она у меня очень мудрая. Но большинства из этих хороших… давайте я их всех буду называть людьми, чтобы не путаться, ладно? Большинства из этих хороших людей здесь сегодня нет. Вот, например, Рафаэля тут нет. Не этого Рафаэля, который лезет под юбку моей жене…       По толпе прокатился заинтересованный рокот. – … а того, который встречается с моей племянницей! – Повысил голос Каллен, – он хороший парень, который никогда бы не выкинул обручальное кольцо в канализацию. Или вот, например, Пасиенсия, она, кстати, сегодня здесь. Если кто ещё не знает, Пасиенсия – хозяйка “Гиацинта”, прекрасной уютной таверны, в которой подают лучшие морепродукты в городе. Это не реклама, если что.       Пасиенсия свистнула и восторженно зааплодировала. – Айрис, – продолжил Каллен, – как она сама говорит: “если бы не я, вы бы уже сдохли давно”. И это правда, если бы не Айрис, я бы давно сдох. Она спасла жизнь мне и спасёт ещё огромное множество жизней. А вот Гленн. Вы знаете Гленна? Нихера вы не знаете, вы ведь не были в Адаманте. А он был. Рисковал жизнью, чтобы спасти жалкие трусливые задницы по всему Тедасу, стал одержи… – Милый, это говорить не обязательно! – Перебила его Нерия. – Да, это лишнее, наверное, – согласился Каллен, поболтав бутылкой, чтобы размешать осадок на дне, – в общем, сегодня здесь в основном собрались другие люди. Сливки общества, которые только и делают, что сливают мою работу в сортир. Вы бесполезные куски фекалий, мешающие мне делать мою работу. Жена не даст соврать – я выдрессировал целую кучу магов, даже её, а она как кошка – очень плохо поддаётся дрессировке. Я сражался с порождениями в Денериме, я служил в Киркволле и защищал город, когда там произошла трагедия, я Корифея видел, в конце концов. Я командовал армией из крестьян с вилами и орлейских шевалье с нажьим дерьмом в черепной коробке. Но всё это вместе было гораздо проще, чем пытаться навести порядок в этом городе. И мне очень жаль, что хорошим людям, таким, как мои друзья и близкие, приходится жить бок о бок с вами, и всё, что я могу – посвятить своё время и силы тем, кто мне дорог, вместо того, чтобы бесконечно биться головой в стену из лжи и двуличия. Поэтому я увольняюсь. Спасибо за внимание, я всё сказал.       В гнетущей тишине, прерываемой лишь взволнованными шепотками, Каллен начал спускаться со сцены, но вспомнил, что хотел сказать ещё кое-что. И забыл бутылку. Он поднялся обратно. – Простите, вылетело из головы. Рафаэль, я не знаю, с кем ты там трахаешься – с мэром, который прикрывает твою жопу, с этим виноделом, или со всем городом, но с моей женой ты трахаться больше не будешь. И если я снова увижу тебя рядом с Нерией, я навсегда лишу тебя возможности трахаться с кем бы то ни было. Вот теперь точно всё.       В зале раздались жидкие хлопки немногих зрителей, впечатлённых представлением. Каллен прихватил бутылку и спустился в зал, на ходу допивая вино. Нерия бросилась к нему, но Каллен отодвинул её в сторону. – Я не готов с тобой говорить. Не сейчас.       Он прошёл сквозь расступающуюся толпу, сунул бутылку в руку пытавшемуся его остановить мэру и вышел на улицу. На Королевскую площадь потихоньку спускались сумерки, воздух остывал, но Каллену было очень жарко. Строгий мундир давил на горло, сковывал движения, напоминая Каллену о том, кем он был ещё пять минут назад. Ни дня своей жизни он не переставал быть военным. Следовал правилам, соблюдал дисциплину, выполнял приказы и отдавал их. И никогда не поступал так безответственно, как на этом нелепом приёме в собственную честь. Он расстегнул медные пуговицы, кинул мундир на ступеньки мэрии, оставшись в рубашке, вдохнул полной грудью и подумал, что был бы рад сейчас оказаться с Нерией в казематах Скайхолда. Тогда он думал, что у них всё сложно, но теперь всё плохое стёрлось из памяти и остались только воспоминания о том, как они занимались любовью, и о том, как много их объединяло в их совместном прошлом. Здесь же, в Антиве, он узнал, что у Нерии есть своё собственное прошлое, к которому он не имеет никакого отношения, и в которое она не стала бы его посвящать, если бы оно не началось стучаться к ней во все двери.       Каллен пересёк площадь и опустился на скамейку, надеясь, что прохладный свежий воздух поможет ему протрезветь. Люди выходили из мэрии, оживлённо что-то обсуждая. Его они обсуждали, что ещё-то. Теперь ещё месяц во всех кулуарах будут сплетничать о том, как торжественно капитан стражи обставил своё увольнение. С пьянкой, угрозами и оскорблениями. Его друзья остановились на ступеньках, а Каллен помотал головой, чтобы они его не ждали. Нерии с ними не было. Опять где-нибудь прячется и выдумывает множество причин, почему она во всём виновата. Рафаэль тоже вышел на улицу, какая-то дама стирала с его губы кровь платком. Каллен опустил лицо в ладони, чтобы удержаться от желания пойти добавить ей работы. – Вы потеряли, капитан.       Палома стояла над ним, протягивая мундир. – Оставьте себе, – буркнул Каллен, надеясь, что её расстроит его грубость, и она уйдёт. Но Палома села рядом. – Нерия не виновата в том, что произошло. – Я её и не обвинял, – удивился Каллен. – Но вы ушли. – Потому что я слишком зол, чтобы сейчас выяснять отношения. Я лучше посижу здесь и успокоюсь, чем мы наорём друг на друга. В пылу ссоры можно наговорить такого, о чём потом пожалеешь. – Рафаэль всегда срывал злость на ней. Неважно, кто был виноват, доставалось всегда лапуле. – Лапуле? – Вам никогда не казалось, что ваша жена похожа на лапулю?       Каллен почесал затылок. Ему всегда казалось, что его жена похожа на стервозину с неуёмным сексуальным аппетитом, лапуль он себе представлял по-другому. – Вы, наверное, теперь думаете, что ваша лапуля вышла замуж за полного придурка, – сменил он тему, – я не всегда такой. Вообще-то, я не пью. – Я догадалась, – утешила Палома, – только непьющий человек мог так улететь с двух бокалов вина. На самом деле, речь меня впечатлила. Нерия как-то забралась на стол на нашей кухне и обозвала нас всех трусливыми медузами, или что-то вроде того. Сказала, что мы так сильно боимся за свои задницы, что не способны сделать ничего, чтобы жизнь в этом городе стала лучше и безопасней. Правда она была трезвой, но в целом впечатление от этих двух выступлений одинаковое. – Ваши истории мне нравятся больше, чем Рафаэля. – Он просто ревнует, капитан. Неприятно, когда единственная женщина, которая верила, что в тебе есть что-то хорошее, ушла и унесла свою любовь тому, кто её действительно заслуживает. Но я тут не для того, чтобы объяснять то, что вы и так понимаете, – Палома с усилием сняла с безымянного пальца одно из многочисленных колец, украшающих её руки, – передайте Нерии, пожалуйста. Оно не очень похоже на ваше, но может быть остановит её от попыток прошерстить городскую канализацию. – Почему сами не отдадите? – Потому что я не собираюсь вставать между вами, как бы сильно мне этого ни хотелось.       Серебряное кольцо из двух тонких переплетёных обручей, украшенных россыпью маленьких прозрачных камешков, легло Каллену в ладонь, и прежде чем Каллен успел спросить у Паломы, что значит последняя фраза, она удалилась, оставив после себя запах цитрусового парфюма.       В кабинете, где произошла драка, на полу лежало стекло. Нерия виновато посмотрела на осколки, торчащие из рамы стеклянной дверцы одного из шкафов, и присела, собирая мусор. К счастью, Каллен и Рафаэль не успели разгромить комнату полностью. То есть, Каллен не успел разгромить, Рафаэль всегда отличался скоростью и ловкостью, но не физической силой достаточной, чтобы швырять людей в стены. Нерия сгребла стекло в кучку и, воровато оглядевшись, замела её под шкаф. Впрочем, можно было не волноваться, что кто-то застукает её за этим детским поведением, все гости сейчас были заняты обсуждением речи, которая, как Нерия сказала Рафаэлю, оказалась умопомрачительной. Только ум помрачился не у слушателей, а у оратора. Каллен публично снял с себя полномочия начальника стражи, а он не из тех, кто отказывается от своих слов, так что рассчитывать, что завтра он будет стоять в кабинете мэра, посыпая голову пеплом и умоляя вернуть ему работу, не стоит. Значит он уже всё для себя решил.       Нерия забралась на подоконник и высунулась в окно, скользнув взглядом по решётке канализации, в которую улетело её кольцо. И вот плывёт оно теперь там, в грязи, нечистотах и пищевых отходах, а ей кажется, что Рафаэль измазал в дерьме самое прекрасное, самое светлое и чистое, что у неё есть. И это чувство теперь будет преследовать её постоянно. На каждой улице, на каждой площади, в каждой таверне, где они были вместе, Нерия будет ощущать себя так, будто извалялась в грязи. Куда ни глянь, везде в этом городе у них есть общие воспоминания. Бесконечное множество историй, от которых не спрятаться, пока она в здесь, в Антиве. Выходит, ей остаётся только сбежать, как она всегда и поступает. Она слезла с подоконника и закрыла окно. – Как думаешь, мэр мне выставит счёт на возмещение ущерба?       Нерия повернулась к стоящему в дверях Каллену. Он где-то посеял свой мундир, но в целом выглядел неплохо, особенно по сравнению с Рафалем. Пара царапин на щеке, да синяк на скуле. – Да. Отправит тебя в бордель отрабатывать. – Почему всегда бордель, Нерия? По-твоему, я больше ни на что не годен? – Этого мы не узнаем, ты же уволился.       Каллен сел и упёрся локтями в стол, сцепив пальцы в замок. Нерия застыла на месте, не зная, стоит ли к нему подходить. – Я не мог поступить по-другому. И то, что произошло до этого… там я тоже не смог. Нерия, зачем ты… зачем ты пошла с ним сюда? – Чтобы забрать кольцо. – Почему ты не сказала мне?       Нерия отвернулась к окну и провела ногтями по стеклу, надеясь, что, раздастся жуткий скрежет, такой, как его описывают в книжках, у Каллена от него разболятся зубы, и он отложит этот разговор на потом. Но книжки и тут соврали. Или для этого ногти должны быть, как у Паломы. – Я не хотела, чтобы так вышло. – Я не об этом спросил. – Я хотела разобраться сама. – Почему?       Потому что она была очень зла и не контролировала свои эмоции. Так Нерия объяснила это себе, когда бежала за Рафаэлем. Но причина была в другом. Она не хотела, чтобы Каллена тоже изваляли в грязи. Той грязи, которая всегда была и остаётся частью её жизни. – Что он тебе обо мне рассказал? Когда вы были здесь вдвоём? – Всякое дерьмо, – не стал скрывать Каллен, – я не слушал. – Так ты избил его, потому что не слушал? – Я избил его, потому что не совладал с собой, когда ублюдок, который ногтя моей жены не стоит, открыл на неё свой поганый рот. Что конкретно он при этом говорил – никакого значения не имеет. А вот Палому я послушал с огромным интересом. Кстати...       Каллен выложил что-то на стол, Нерия подошла ближе, и в сумерках разглядела одно из колец, которое заметила на Паломе в начале вечера. – Она попросила тебе передать, чтобы ты не лазила по канализации. Похоже, эта Палома тебя отлично знает. Кто она? – Женщина, которую я очень сильно люблю, – честно ответила Нерия, – мы с ней были… вместе. – Вместе? – Вместе. – В смысле… то есть… – Да, храмовник, в том самом смысле. – Но ты же… она же… – Я же говорила, что спала с женщинами. – Я думал, ты меня разыгрываешь! Ты же постоянно меня разыгрываешь! – Да как ты смеешь, храмовник, – серьёзным тоном произнесла Нерия, – любовь – это тебе не шутки какие-то.       Она взяла со стола кольцо и надела на палец. Оно село идеально, будто Палома его только ради этого момента и купила. – И вы вот прям с ней… – не успокоился Каллен. – Ты что, хочешь подробностей, извращенец? Хочешь узнать, как мы с Паломой занимались сексом? Рассказать тебе, где я её трогала?       У Каллена покраснели уши, а по его отсутствующему взгляду можно было догадаться, что его богатого воображения хватило, чтобы самому представить, где и как Нерия с Паломой друг друга трогали. – Эй! – Нерия перегнулась через стол и щёлкнула пальцами у Каллена перед носом, – храмовник, прекращай, я ревную! – Ревнуешь меня к своей бывшей? – Да, хотя должно быть наоборот. – Поверь, Нерия, головой я очень ревную, но не… кхм… второй головой. И я всё ещё пьян, какой с меня спрос? – Выкрутился, – Нерия обошла стол и опустилась Каллену на колени, оседлав его бёдра, – от чего ты завёлся больше – от своих фантазий или от моей ревности? – Не могу выбрать. – Ну ты и паршивец, – Нерия сжала пальцами его подбородок, ощутив под ладонью отросшую за день щетину. – Тебе же нравятся паршивцы. – Ты всё ещё пьян, – Нерия наклонилась к лицу Каллена, почти касаясь своими губами его, – поэтому я дам тебе возможность объяснить, что ты имеешь в виду.       Лицо жены было очень близко и расплывалось перед его всё ещё затуманенным взором, но Каллен сразу понял, что Нерия разозлилась. Впрочем, игривый настрой ей это не сбило, а только раззадорило. Ни последняя фраза, ни его неуместные фантазии о Паломе не мешали Нерии продолжать вжиматься в его вставший член, закусив губу, стараясь выправить сбившееся дыхание. Вот об этом он и говорил. – Тебе нравятся паршивцы, – повторил Каллен, – нравится, когда ревность и злость застят глаза, и ты перестаёшь мыслить здраво. Это как алкоголь. Или лириум. Или адреналин. Все ограничения снимаются, тебя ничто не тормозит, чувства обострены, удовольствие ярче. – Ага, – Нерия сильнее сжала его подбородок, и Каллен подумал, что надо завязывать лезть, куда не просили, а то она ему челюсть сломает, – то есть, я закрепощённая и специально ищу ублюдков, чтобы у меня перед сексом планку срывало? – Я не так сказал. – Да нет, в этом есть смысл, – Нерия привстала и протолкнула колено ему между ног, болезненно надавив на пах, – если так подумать, если бы не это, я бы в жизни не стала трахаться с храмовником в казематах. Ты не просто паршивец, милый. Ты самый большой паршивец из всех, с кем я когда-либо спала. – Рад, что я для тебя лучший во всём.       Нерия усмехнулась и выпрямилась, за руку увлекая Каллена за собой к столу. – Знаю, ты не любишь царапины на полировке, но это же не наш стол.       Каллен остановился, глядя, как Нерия разворачивается, чтобы упереться в стол руками, и в его голове вспыхнуло воспоминание о том, как в этой комнате она так же стояла спиной к Рафаэлю. Каллену такие ассоциации были не нужны, поэтому он развернул Нерию обратно и опустился на колени. – Что-то уронил, храмовник? – Свою самооценку. В тот день, когда с тобой связался.       Ничего он не ронял, конечно же. Он хотел прикасаться к своей жене везде. И стереть с неё любые воспоминания о чужих прикосновениях, сделать так, чтобы Нерия не ощущала их на своём теле. Он провёл кончиками пальцев по стройной лодыжке и принялся расстёгивать опутывающие её ремешки сандалий. Нерия издала тихий вздох и замерла, не мешая ему снимать с неё обувь. Оставшись босиком, она попыталась притянуть Каллена к себе, но он подтолкнул её ближе к столу, заставляя упереться в него поясницей. У Нерии вечно не хватало терпения на прелюдии, а Каллен хоть и был в принципе не против кончить по-быстрому, всё же считал, что просто сунуть в жену член всегда успеется. Ведь есть занятия гораздо увлекательней. Проводить ладонью по гладкой, нежной коже, следя за тем, как она покрывается мурашками. Касаться её губами, согревать дыханием, подниматься поцелуями всё выше, забираясь под подол платья. Нерия потянула платье вверх и, стащив через голову, кинула на стол. Каллен подумал, что понятия не имеет, чей это кабинет, но очень надеется, что лично мэра. После того, что произошло на приёме, Каллен испытывал потребность совершить в адрес городского управителя какое-нибудь мелкую гадость в духе своей жены, и потрахаться на его рабочем столе казалось Каллену достойным вариантом. Он провёл ладонью между бёдер Нерии, вынуждая её расставить ноги. Она тихо застонала, едва пальцы Каллена коснулись её промежности, и тут же надавила своей ладонью на его, но Каллен убрал её руку и прижал к краю стола. Вечно она не даёт ему сделать всё самому, сейчас другой рукой полезет.       В этот раз, вопреки его ожиданиям, Нерия всё-таки не стала сомневаться, что он способен найти клитор без экскурсовода, и упёрлась в стол обеими руками, нетерпеливо ёрзая каждый раз, когда пальцы оказывались не там, где бы ей хотелось. Каллен быстро устал пытаться удержать свою жену одной рукой и, стиснув в ладонях её ягодицы, скользнул языком между бёдер, вырвав из Нерии стон погромче. Она подтянулась на руках, закинув одну ногу ему на плечо, чтобы он мог свободно ласкать её ртом, и запустила ладонь ему в волосы. Каллен обожал, когда она трогала его волосы. Да что там, он обожал вообще всё, что она с ним делает, и, наверное, ему надо было благодарить Нерию за то, что она не делает с ним ничего плохого, потому что он обожал бы и это. Мучился бы, но обожал. Не зря она вечно шутила, что храмовники без ума от страданий. Или не шутила.       Нерия прижимала его голову к себе всё крепче, а её бёдра двигались всё лихорадочней, Каллен уже особо и не пытался что-то делать, просто предоставил рот в полное пользование своей жене, понимая, что она всё-таки лучше знает, что ей сейчас нужно и как ей больше нравится. В голове у Каллена совсем опустело, теперь её заполняли только стоны и вздохи Нерии, едва различимый скрип ногтями по деревянной столешнице и почти бессвязные реплики, из которых можно было сложить страстные признания в любви вперемешку с обещаниями вот-вот кончить.       Нерия ещё подрагивала от оргазма, когда Каллен подсадил её на стол и толкнул на спину, подтягивая поближе к себе, задирая повыше ноги, так, что ступни упёрлись ему в ключицу. Вот теперь его интересовало только, как бы побыстрее сунуть в жену член, что он и сделал. Нерия была мокрой, такой мокрой, что ему не составило труда войти в неё одним резким толчком, а внутри всё было таким узким, горячим и пульсирующим от прилившей крови, что у Каллена совсем отрубился мозг, оставив ему только один работающий рефлекс – раз за разом вбиваться туда, в эту тесную, жаркую глубину, пока весь этот жар, трение, звуки, прикосновения не доведут его до оргазма.       Пока Нерия надевала платье и безуспешно пыталась привести в порядок волосы, приглаживая их пятернёй, Каллен сидел на полу, дожидаясь, когда пройдёт упадок сил, который каждый раз накрывал его после секса. Он смотрел на Нерию и вспоминал слова Рафаэля о том, что к ней хочется возвращаться снова и снова. И это единственное, в чём Каллен был с ним согласен. Каждый день, снова и снова он хотел возвращаться к Нерии. Хотел возвращаться к её улыбкам и усмешкам. К её шуткам и розыгрышам. К тому, как она залезает с головой под одеяло, когда рассветные лучи пробиваются сквозь штору. К тому, как она и её друзья до утра торчат в гостинной в их доме, играя в “порочную добродетель”. К тому, как она обнимает его каждый раз, когда он уходит и когда возвращается. И к тому, как она занимается сексом, конечно же. Как смотрит на него, как прикасается к нему, как безумно любит его. – Давай уедем, – вырвала его Нерия из романтического настроения. – Сейчас? – Давай сейчас. – Куда? – Куда скажешь.       Каллен поднялся с пола, застёгивая брюки, и подошёл к Нерии, которая отвернулась к окну, за которым уже было ничего не разглядеть, кроме пятен света под масляными фонарями, которые каждый вечер на Королевской площади зажигал фонарщик. – Я слышал, что у некоторых женщин после секса портится настроение, но ты даже в этом всех переплюнула. Что случилось? – Дело не в том, что что-то случилось, а в том, что я не хочу, чтобы случилось что-то ещё, – Нерия повернулась к нему, – Каллен, я не хочу, чтобы ты снова влез из-за меня в драку. Не буду врать, мне очень приятно, что Рафаэль получил по морде именно от тебя, как будто все мои мечты о благородном рыцаре-защитнике разом сбылись, но я не хочу, чтобы это повторилось. А в этом городе, со всей нашей с ним богатой историей, это неизбежно. А я ведь даже не знаю, сколько нам с тобой осталось вместе. С тех пор, как большинство эльфов покинули эльфинажи, я всё время в ожидании, что что-то грянет. И если у нас с тобой совсем немного времени, я не хочу, чтобы ты провёл его, разбираясь с призраками моего прошлого.       Каллен взял её за руки и поцеловал в макушку. Нерия подняла на него взгляд, в котором как всегда смешалось чувство вины, безграничная любовь и подозрение, что Каллен опять натворил какую-то херню. – Я собирался показать тебе кое-что важное после приёма. Я правда надеялся, что будет ещё светло, но чего уж теперь. Давай мы сначала сходим, а потом ты решишь, хочешь ли уезжать. – Куда сходим? – Это недалеко. Нет, на самом деле довольно далеко, – поправился Каллен, – но нам правда очень нужно туда сходить. – Хорошо. Но если это очень далеко, ты понесёшь меня на руках. – Ну да, я-то совсем не устал, – пробурчал Каллен.       Пока они шли, Нерия молчала. Это немного пугало, но зато у Каллена была возможность подумать. Он освещал дорогу утащенным из мэрии фонарём и думал о том, что сказала Нерия. Что-то грянет. В общем-то, он и так это знал, учитывая события, после которых он покинул Инквизицию. Но всё это время он старался об этом не вспоминать, а теперь, шагая по тракту сквозь непроглядную антиванскую ночь, он понимал, что не имеет вообще никакого значения, где их с Нерией настигнет это загадочное “грянет”. – Вот, – он опустил фонарь и показал рукой вперёд, – мы пришли. – Милый, ты привёл меня сюда, по грязи и лошадиному навозу, чтобы показать мне… поле? – Не поле. Землю. – Землю? – Да, твою землю. – Мою землю? – Ну не прям твою, – смутился Каллен, – нашу. Я её купил. – Купил? – Да хватит переспрашивать уже! Я купил землю. Под виноградник. И дом. – Храмовник, на какие, прости за нескромный вопрос, деньги ты купил землю? – Вороны были крайне любезны и вернули Гленну задаток за мой контракт. И… Ну… – Каллен нервно потёр вспотевшую шею, – я откладывал. С тех пор, как в стражу пошёл. – Откладывал?! – Возмутилась Нерия, – прятал заначку от родной жены? – Ты-то конечно от родного мужа заначку не прятала. – Прятала, – призналась Нерия, – но теперь её видимо придётся распотрошить. – Да, здесь ещё работы лет на десять, – согласился Каллен, – но зато мы сможем вместе построить наш новый дом. – Я думала, ты не хочешь жить в Антиве. – Ты попросила меня подумать, чего я хочу. Я подумал. Я хочу жить с теми, кто мне дорог, беречь их и защищать. Я хочу видеть тебя счастливой и каждый день знать, что ты по прежнему любишь меня, сколько бы нам двоим ни было отмерено. И хоть ты правда взбалмошная и непредсказуемая, мне никогда не казалось, что ты не знаешь, чего ты хочешь. Я думаю, ты хочешь того же, что и я.       Нерия опустилась на колени и зачерпнула горсть влажной земли, пропуская её сквозь пальцы. Затем встала, отряхнула руки, подняла фонарь и повернулась к Каллену, осветив своё лицо, на котором расплывалась такая улыбка, что её и без фонаря было бы видно. – Да, – согласилась она, – давай вместе построим наш новый дом.