В ясную погоду он приносит радость, но как только видит тучу на горизонте, тут же скрывает от всех свои лепестки.
Когда в их семье появилась Юна, Джисону было три годика. Тогда на мальчике и отпечаталось клеймо «старшего брата», о чем Хан в принципе никогда не жалел. Забота о Юне была вовсе не в тягость, хотя и лишала маленького Хани в детстве таких нужных мальчишкам после школы игр в футбол во дворе.
«Заводите детей, когда в состоянии обеспечить им хорошую жизнь, в счастье и достатке» - в более осознанном возрасте рассуждал Джисон, заплетая Юне в школу косички, когда взрослые с утра пораньше уже закатили перепалку.
Да, приходилось отказываться от предложений после уроков сбегать в магазин комиксов или поесть вместе рамен.
У Джисона «вместе» было только с Юной.
Он не хотел отгораживаться от других ребят. Просто так получилось.
Хан каждый день отводил младшую в школу. Забирал ее тоже он, но в отличие от себя, всячески поощрял ее просьбы немного поиграть с подружками на детской площадке.
Ограничения могут быть только у Хана.
Жили они на окраине маленького городка, а потому их путь до школы пролегал через одуванчиковое поле. Весной цветки были особенно прекрасны. Такие маленькие и яркие. Смотря на них, не хотелось думать ни о чем плохом, а просто улыбаться.
Как и смотря на Юну.
Девочка обожала бегать по полю, широко расставляя руки, до которых невесомо касались желтые лепестки.
В начале лета они вообще часами здесь засиживались. Джисон в тени одного из деревьев, вытянув ноги, делал домашнее задание или читал что-то для себя.
Иногда же нужно отвлекаться от школы, как бы важна она ни была. Юну же всегда поражали плоды-семянки одуванчиков. Как из желтых лепесточков появляются такие парашютики? И как они так легко взлетают ввысь, когда девочка дует на очередной цветок, наблюдая, как он буквально исчезает на ее глазах?
Джисон пропустил тот момент, когда исчезать начала Юна.
Младшая сестра стала растворяться так же стремительно, как те крупинки кофе из пакетика, которые мама заваривала себе по утрам.
***
3 года назад.
У Хана внутренний стержень слишком толстый и прочный, чтоб сломать. Сестра – уж очень нежный цветочек, который, как не захочешь спрятать в ненастную погоду, все равно увидит крупные капли дождевые и грозу, прошибающую до мурашек.
- Поведение одного из родителей, - Джисон понимает, о каком именно идет речь, - поспособствовало у девочки развитию пищевой зависимости. Как я понимаю из беседы с юной леди, сначала это были компульсивные переедания, - Хан заторможенно кивает, вспоминая, как в последнее время сестра ела все подряд и в большом количестве.
Как-то раз ночью он даже испугался, когда пришел на кухню, чтобы попить воды, и увидел Юну, бешено поедающую все прямо из холодильника и совершенно не замечающую брата.
"Она не ужинала сегодня из-за отца", - устало вздохнул Хан и ушел тогда спать.
Не увидев слезы отчаяния и безысходности от невозможности контролировать свой голод.
- Понятное дело, она набрала вес, и ей это не понравилось. Юна призналась, что над ней смеялись одноклассники и обзывали. Булимия, - продолжает врач, - и, как следствие, нервная анорексия, Джисон.
Хану плакать хочется. Про буллинг сестра ему никогда не рассказывала. Она всегда улыбалась рядом с ним и говорила, что все в порядке. В школе дела
ужасно отлично, подружки
крысы последние замечательные, даже есть мальчик, который
глумится над ней больше остальных проявляет знаки симпатии.
- Все уже нормально, я просто отравилась, Хани, - вытирает рот рукой младшая, поднимаясь с пола и закрывая крышку унитаза, немного пошатываясь.
- Второй раз за неделю? И на прошлой тоже?
Черт, он так не вовремя стал возвращаться домой. Юна же просчитала все заранее.
- Ю, у нас с мамой все хорошо в этом плане. Отравилась ты - слегли бы и мы, понимаешь? - подозрения у Хана появились не так давно и отрицал он это все до последнего, - Ю, ты это, что, - Джисон не хочет слышать утверждение, - специально?
Видит лишь виновато поднятые на него глаза и тихое "нет", кричащее противоположное.
Юне 15.
У них с Джисоном за плечами целый год психотерапии.
Вместе.
Эти ежедневные истерики, тарелки с едой, летящие со стола, слезы на рубашке брата.
- Юна, тебе необходимо поесть, - Джисон делает упор на "необходимо" и сам старается держать себя в руках.
Нет, он не будет кричать. Он не хочет быть таким, как его родители. Он
умеет контролировать эмоции.
- Я понимаю, что ты не можешь, цветочек. Но это нужно сделать, - Хан терпеливо сидит за столом рядом с сестрой и держит ложку с рисом. Юна смотрит на этот несчастный рис, как на врага народа и своего самого главного соперника.
У Юны борьба постоянная. Как не сдаться еде и как не разочаровать брата.
С первым она кое-как справляется, тогда как второе доставляет ей все больше мучений. Младшая Хан не хочет расстраивать Джисона. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Он делает для нее все. Но Юна продолжает плакать ночами напролет, когда Хани не видит. Она не может сопротивляться болезни, которая как будто бы уже проникла в самые затаенные уголки ее сознания. И не хочет уходить. А Джисон ведь упорно пытается выгнать эту заразу.
Юна тоже упорно пытается. Не думать о таблетках в третьем ящике ее комода, зарытых под гору вещей и ждущих своего часа, когда брат утром уйдет на работу.
Для всех в университете он просто парень, который часто шутит, редко делает домашку и иногда засыпает на парах.
Первый курс для Джисона был самым ужасным. Нелюбимый факультет, постоянные подработки из-за оплаты отцовской палаты в алкодиспансере, вечный недосып, истеричный Хван, желание выпилиться и ускользающая из виду Юна.
Хану категорически нельзя было ослаблять внимание.
- Вставай! - у него терпение на донышке, - Ю, вставай, я сказал, - парень садится перед весами и проверяет, не подкрутила ли их заранее сестра.
Юна упертая.
Прослеживаются гены матери. Юна не хочет показывать свою слабость. За мешковатыми вещами больше не получается скрывать болезненную худобу от брата, который сам еле стоит на ногах из-за дикой усталости после работы. Юне стыдно. За себя. За то, что она опять довела себя до такого состояния. За то, что брату приходится с ней возиться.
А отца, того самого спускового рычага ее расстройства, дома не наблюдается уже давно.
Так и Юне недолго осталось до ее личной палаты.
42 килограмма. при росте 163.
- Ю, месяц назад было ровно 50, - у Хана руки трясутся.
Ну, как она не понимает.
Ты же медленно себя убиваешь, глупая.
Юна, поздравляю, ты опять его расстроила.
Он заслуживает всего мира, но лично ты драгоценного Хани не заслуживаешь.
Она не будет оправдываться. И так все прекрасно видно по ее поблекшим глазам, в которых уже нет того детского азарта, тех желтых солнышек, отражавшихся в расширенных зрачках маленькой Юны на поле, полном одуванчиков.
Трудно дышать. Юне бы в ее возрасте бабочек чувствовать от первой влюбленности или слегка уловимую тревожность перед экзаменом, скручивающуюся в тугой узел. Но нет. Проволока гнет прямо в живот. Тахикардия замучила. Комната сама ходит вокруг нее. Такое ощущение, будто девушка вот-вот грохнется.
Но Хани необязательно это знать сейчас.
Неделей позже Джисон будет дрожащими руками вызывать скорую, смотря на свой одуванчик, лежащий на полу в ванной, немигающим взглядом. Не тот яркий цветок, который в детстве был буквально олицетворением девочки, а улетающий восвояси очень легкий, воздушный парашютик.
39. Такую цифру услышит Хан из уст врача.
***
Юне уже 17. Совсем взрослая.
Она лежит на коленках у брата на заднем сидении машины Минхо. Джисон легонько поглаживает сестру по волосам и вспоминает, как в больнице два года назад ее откачивали у него на глазах, потому что у той, как выяснилось, чуть не отказал желудок. Да и с сердцем были неполадки. Прошло уже достаточно времени, а таблетки, помогающие поддерживать физическое и ментальное состояние Юны все еще есть в их жизни. И Хан, смотря на скулы, виднеющиеся при слабом свете луны, не хочет, чтобы лекарств стало еще больше.
В этот раз он не позволит одуванчику дать плоды.
