Проклятие Падшего

Первое время я не пользуюсь пером, чтобы не вызвать неприязни у Лилит, но ей нет дела до моих письменных принадлежностей, как и до меня. Привычный расклад дней не меняется. Она отдает поручения — я их выполняю. Луциана по-прежнему не рассказывает об увиденном, что воспринимается как добрый знак. В надежде на прощеную обиду я делаю попытку объясниться, но встречаю отпор, полный ненависти. — Лучше держись подальше, иначе я скажу стражам, что ты меня ударила, — цедит она сквозь зубы и отгораживается крылом. Я подчиняюсь, не рискнув напороться на новые проблемы. Вина гложет меня, как адские псы кость, и я умышленно перемещаюсь по замку другими коридорами, чтобы ненароком не наткнуться не только на Луциану, но и на Сатану. Правда, последнего необязательно видеть, чтобы покрываться румянцем — проклятое перо служит ежедневным напоминанием о последней встрече. Устав цепляться взглядом, я намеренно оставляю ларец на видном месте, чтобы у любого, кто позарится, был повод его украсть, но чертов кусок золота словно защищен амулетом сокрытия. Спокойствия не прибавляет и странное поведение Лилит, которая последние несколько дней сама не своя — то отмалчивается в задумчивости, то срывается по пустякам. Я тоже нервничаю, полагая, что она подозревает меня, пока не выясняю настоящую причину — в аду ждут посланников цитадели. — Узнал, кого отправят? — с раздражением спрашивает Лилит у Мамона, столкнувшись возле оружейной, а когда тот качает головой, рявкает: — Так выясни! Иначе меня там не будет. Оскорбившись приказом, Мамон отвечает, не выбирая слов. Чтобы не следить за дальнейшей перепалкой я благоразумно ретируюсь в соседнюю пристройку. Странно, что Лилит так важно, кто будет в составе переговорщиков. Неужели она настолько ненавидит небеса, что готова игнорировать официальные приемы, лишь бы не встречаться с бывшими собратьями? В день визита практически всех стражей с этажей и дальних галерей замка отзывают на охрану большого зала и ведущих к нему коридоров — для устрашения «гостей». Подобная тактика сомнительна и наверняка вызовет вопросы, учитывая, что в цитадели подозревают о сокрытии истиной численности воинов, но моего мнения никто не спрашивал, а я не спешу его высказывать. Если Сатане так хочется подразнить гонцов, мне этому не помешать. Пока высшие заняты подготовкой к встрече, я решаю воспользоваться свободой и наведаться на базар за свежими пергаментами. Потолкавшись в суете у прилавков, я возвращаюсь в приподнятом настроении с целой кипой свитков и чтобы не делать привычный крюк через пристройки, сворачиваю в ближайший проход — через него можно срезать путь к кабинету почти на четверть часа. — Нам точно в эту сторону, брат? — доносит приглушенное эхо. Я замираю, прислушиваясь — в полумраке коридора виднеется несколько крылатых фигур. Взгляд против воли цепляется за белое оперение, и сердце вмиг сжимается в болезненной тоске по утраченному. Когда-то и мои крылья были цвета облаков. Беспечные, прекрасные дни… Глубоко вздохнув, я шагаю навстречу ангелам, убеждая себя, что смогу пройти мимо, не привлекая внимания. Мне это почти удается, но один из посланников все же замечает меня и резко останавливается. Он явно помнит, кто я. Удивление слишком красноречиво. Я тоже узнаю Израэля и спешно отвожу глаза. Михаил сдержал обещание. А я свое — нет. В небе медленно занимается рассвет, окрашивая облака золотом. Первые лучи солнца осторожно пробиваются сквозь стекла витражей, словно не хотят меня тревожить. Я продолжаю читать молитву, но даже многократные повторения «Pater noster» не в силах вытеснить страх — до вынесения приговора остаются считанные минуты. Скрипнув, открывается дверь кельи, и Михаил укладывает ладонь на мое плечо: — Пора, Мирэйль. Темные круги под глазами выдают его усталость — он тоже не спал. С легким чувством вины за бессонную ночь я ответно стискиваю его руку: — Что, если я не смогу прислать письмо быстро? Вдруг мне понадобятся месяцы, чтобы все выяснить? Или… Я не договариваю, но Михаил понимает без слов. Велика вероятность, что меня поймают до того, как я найду доказательства лжи Сатаны. — Не бойся, — голос брата звучит умиротворяюще и вселяет надежду. — Если не будет вестей, я найду способ выяснить, что с тобой. Переборов себя, я осмеливаюсь задать самый главный вопрос: — Я ведь… смогу вернуться? — Конечно, — снисходительно улыбается Михаил. — Как только почувствуешь опасность — используй последнее покаяние. Господь тебя услышит. Я так и не отправила ни единого письма. И пообещала себе, что не пойду против Сатаны… вот только брату об этом не сообщила. В панике, что Израэль озвучит немой вопрос, который так легко прочитать на его изумленном лице, я ускоряю шаг. От быстрой ходьбы свитки расползаются в руках и вот-вот выскользнут из взмокших от страха пальцев. Поравнявшись с застывшими ангелами, я перехватываю свою шуршащую ношу, но от неловкого движения пергаменты разлетаются по затертым плитам пола. — Черт! — шиплю я, бросившись их собирать. Ну почему мне так не везет? Сверни я коридор парой минут раньше или позже — мы бы не столкнулись. Наклонившись вслед за мной, Израэль поднимает один из свитков. — Ты в порядке? — шепчет он, передавая его мне. — Михаил опасался, что ты попала в темницы. Я по-прежнему не могу заставить себя встретиться с ним взглядом. Стыдно признаться, что я не думаю о миссии. — Тебя заставляют молчать? — Израэль добивается ответа. От волнения я запинаюсь и краснею. — Меня… никто… — закончить я не успеваю из-за приближающегося цокота каблуков. — Что вы здесь забыли? — гневно распахнув крылья, над нами нависает Лилит. — Приветствую, — со смиренной улыбкой Израэль поворачивается к ней. — Кажется, мы с братьями заплутали. Не будешь ли ты любезна приказать этой служанке нас проводить? — Чтобы вы совали носы, куда не следует? — Лилит презрительно поджимает губы. — Нет уж, сама провожу. Она мельком смотрит на меня, только теперь в ее глазах помимо привычного высокомерия мелькает знакомое — и такое опасное — любопытство. Я снова балансирую на грани. И теперь мне как никогда следует быть осторожной. — Простите мою неловкость, Госпожа, — запоздало поклонившись, я поднимаю оставшиеся свитки и спешу удалиться в кабинет. Пребывая в досаде, что спокойно начавшийся день обернулся новыми проблемами, я раскладываю пергаменты и корю себя. После несостоявшегося разговора Израэль доложит брату, что я жива и здорова, и у того появятся вопросы, почему нет писем. И что я стану делать, если Михаил пришлет новых гонцов? Сунув на полку последний свиток, я обнаруживаю в нем крохотное запечатанное письмо. Израэль умудрился незаметно передать его мне прямо под носом у Лилит! Господи, помоги. Я не готова увидеть содержимое. Затравленно обернувшись, я осторожно взламываю печать. В послании нет подписи, но она и не нужна — я с первых строк узнаю ровный почерк брата. «Надеюсь, весть от меня застанет тебя в добром здравии. Понимаю, что при первой возможности ты бы обязательно дала о себе знать, и из-за молчания я малодушно допустил мысль о худшем. Если ты все же читаешь эти строки, знай, я всей душой молюсь за тебя и успешное выполнение миссии. Да придаст тебе сил наш Создатель». Между слов угадывается упрек, заставляющий меня тяжело вздохнуть. Я должна была написать Михаилу, но предпочла спрятаться за гордыней. Ну почему я не нашла в себе смелости сознаться? Уже подойдя к столу, чтобы сжечь пергамент, я замечаю постскриптум: «Если ноша слишком тяжела, возвращайся. Никто не посмеет упрекнуть тебя в слабости». Если бы все было так просто! После грехов, в которые я окунулась, Творец меня не услышит. Да и готова ли я повиниться? Ведь ложное покаяние — тоже грех. Пока слова брата сгорают в пламени свечи, меня не отпускает мысль, что он не оставит попыток связаться со мной. Или пришлет кого-нибудь другого, чтобы доказать ложь Сатаны, и тогда моя слабость станет причиной падения невинной души. Есть лишь один способ это остановить — доказать Михаилу, что его подозрения беспочвенны. Полная решимости, я спускаюсь в полутемный зал, заставленный полками с фолиантами. Проведя подушечками пальцев по пыльным корешкам из тисненой кожи, я медленно продвигаюсь вдоль стены в поисках сундуков, в которых могут храниться старые переписи воинов. Другие части архива изучены вдоль и поперек, и эта перегороженная секция — последний шанс удостовериться, что брат все-таки не ошибся. Хотя я и сама уже не знаю, чего хочу больше — получить подтверждение его словам или окончательно убедиться, что он не прав. В абсолютной тишине я со скрипом передвигаю увесистые ларцы со свитками, но ни в одном нет данных о легионерах. Доходы шахт, учет товаров и продуктов, закупленных к праздникам, сметы на обмундирование — я натыкаюсь на все подряд, но только не на списки легионеров. Я настолько погружена в чтение, что игнорирую и усиливающийся голод, и усталость глаз от скудного света. Не отвлекаюсь ни на один звук, поэтому знакомый голос звучит над плечом как раскат грома. — Разве я отправляла тебя сюда? — Лилит не просто насторожена — злится. Нависая надо мной, она одной рукой стискивает рукоять кинжала. Малейшая запинка — и лезвие полоснет по моей шее. — Нет, Госпожа, — не моргнув, я пытаюсь унять дрожь в голосе. — Это моя инициатива. Я заранее готовлю данные о легионе, ведь на следующей неделе начнутся учения. Хвала Создателю, Лилит как-то обмолвилась об этом, и мне есть, за что зацепиться, выдумывая причину. — Не смей ничего делать без моего приказа! — она продолжает бушевать, но ладонь от кинжала все-таки отдергивает. — Да, Госпожа, — я покорно киваю и, поставив ларец на место, спешу покинуть зал. В архиве тепло, но пальцы на ногах зябнут, словно я босиком шагаю по мерзлой земле. Попалась! И осталась цела… но надолго ли? Ноги перестают дрожать, только когда я миную галерею под балконом у Геенны. Проклиная собственную невнимательность — как можно быть такой беспечной и не услышать приближение Лилит? — я сворачиваю в самый дальний коридор. Хватит случайных встреч на сегодня. Вернусь к себе проверенным путем для прислуги, которым высшие почти не пользуются. Стражи на этажах безучастны к моему появлению. Я слишком неприметна для них, и это отсутствие внимания мне на руку. Нервное напряжение постепенно отступает, но как только я расправляю сжавшиеся крылья, впереди мелькает рогатый силуэт. Помоги мне, Создатель. Мы все-таки столкнулись. Не сбавляя шага, Сатана надвигается как стихия. Мои плечи окутывает гнетущий страх, но вместе с ним в груди вспыхивает крошечная искорка счастья. Неужели я… радуюсь встрече? Расстояние между нами неумолимо сокращается. Я кожей чувствую раздевающий взгляд, от которого сводит лопатки, и трусливо опускаю ресницы. — Владыка, — с поклоном бормочу я в каменные плиты пола. Сатана проходит мимо, не сказав ни слова. От легкого дуновение воздуха ямочка между крыльями покрывается мурашками. Едва дыша, я иду прочь, неестественно выпрямив спину. Шаг, другой… Выдержки хватает еще на пару ярдов и, нырнув за поворот, я обессиленно прислоняюсь к стене. Господи, я запуталась. Все запуталось. Прошу, помоги… Тяжелое шуршание подошв обрывается вместе с беззвучной молитвой. Сатана тоже остановился? Но зачем? Осторожно выглянув из-за угла, я вижу, как он подзывает стражей. — Гаар, Лавий, — дождавшись, когда воины, гремя доспехами, спешно подойдут ближе, Сатана кивает в мою сторону. Я едва успеваю отпрянуть назад, а потом слышу приказ, от которого сердце проваливается в леденящую пустоту: — Не спускайте с нее глаз.