***
Эхо, похожее на вой ветра в безмолвной ночи, но постепенно приобретающее очертания и мотивы. Нотки голосов, знакомых. А может, и нет. Говорящих о чём-то важном. А может, и нет. Тьма перед глазами растворялась, будто бы на чёрное полотно капали дешёвый растворитель, и уродливые бесформенные пятна растекались, становясь всё больше. Цвет их был едва понятен: волна за волной сияла не то зелёным, не то красным светом, обращаясь во что-то раздражающее и колючее, вынуждающее открыть глаза. Но для этого не было ни сил, ни желания. Где-то в центре всей уродливой космической картины сконцентрировалась боль, скрипящая мерцающими полосами. За ними следовал звон. Сначала тихий, потом всё громче и громче. Это напоминало звуки ударов ногой по железным дверям жилых домов. Грохот, за которым была мрачная пустота, в которую заглянуть страшно, но так любопытно. Эта дверь с лязгом раскрылась. Все пятна приняли единую форму белого сияющего солнца, свет которого ослеплял. Яркая вспышка вынудила эльфа распахнуть веки. Над головой — невнятный серый потолок с подтёками и трещинами, выстраивающимися в хаотичный уродливый рисунок. Чуть правее лампочка, жалко болтающаяся на пыльном шнуре и противно мигающая. Повернув голову на бок, Фил увидел такие же обшарпанные стены, соответствующие своим видом потолку. С обеих сторон и спереди виднелись больничные койки, очевидно, с больными на них, так как до ушей Фила стали доходить стоны, вопли, плач и какие-то слова, смысл которых он всё ещё не мог в полной мере осознать. Он снова установился вялым взглядом на потолок и вытянул левую руку перед собой. Она вся была замотана бинтами, сквозь которые уже сочилось что-то красное, розовое и жёлтое. Боль была, и её осознать было проще, чем происходящее вокруг. Невыносимое жжение быстро возвращало в реальность и отрезвляло сознание, давая понять ему — он ещё жив. Тут же Фил вспомнил, кто он и что он тут делает. Фил Ригер. Лейтенант 6-го отряда, входящего в состав 3-ей роты и далее 11-ой дивизии. А так хотелось быть кем-то другим. Приложив огромные усилия и преодолевая жгучую боль во всём теле, Фил поднялся. Тут же послышались крики засуетившейся медсестры. Она мигом куда-то выбежала, а потом вслед за ней заскочили военные. Одиннадцать офицеров в синей форме окружили койку Фила и с выпученными глазами разглядывали эту забинтованную с ног до головы живую мумию. — Это ж как так, всё-таки выжил… Этот скрипучий низкий голос Фил признал сразу: генерал Льюис Корф, рыжий кот с голубыми глазами и телом, напоминающим человеческое. Кошачья мимика, изрядно подражающая людской, выражала тревогу, смятение и удивление. — Сам в шоке… — тихо прохрипел Фил, пустыми глазами глядя на забинтованные руки. — Оставьте нас, товарищи, — тихо, но жёстко приказал кот, разгоняя остальной офицерский состав, также отмахиваясь от медсестры, которая тут же скрылась из виду. Льюис осторожно присел на край кровати, поправляя длинный пушистый хвост, почесал рыжую меховую макушку, тяжело вздохнул и заговорил, едва слышно бормоча себе под нос: — Мы нашли тебя… ты нашёл нас… не знаю. Но после взрыва… «Какого взрыва?» — подумал Фил. — …всё было в огне. В эпицентре никто не выжил, из всей одиннадцатой дивизии в живых остался только ты, Фил Ригер. Мы думали, что и ты не жилец. Не должен был… Фил с недоумением глядел на кота, который в свою очередь перебирал вполне себе человеческими, но мохнатыми когтистыми пальцами, смотря в пустоту. — Вместо… мы… На горизонте мы увидели живой труп без кожи, бредущий в нашу сторону. Мы даже не сразу поняли, что это ТЫ. Только когда ты в бреду стал произносить своё имя и номер отряда, мы с ужасом поняли. Фил… — на мгновение Корф замолчал, а потом бросил острый горящий взгляд на Ригера, — как ты выжил? Никто не смог! Даже те, кто успел воспользоваться барьерной магией! От них не осталось даже пятна! Ничего! А те, кто был подальше, так и они смачно поджарились! Выжили только те, кто был совсем далеко... Фил меньше чем за минуту испытал шок, ужас, непонимание, отрицание и другие мерзкие, рвущие изнутри чувства. И правда, а почему он выжил? Последнее, что он отчётливо запомнил, — это то, как его подчинённый рядовой оттолкнул его, после чего того разорвало на части от прилетевшего в него магического заряда. Потом арматура в животе. Дальше обрывки, клочки и что-то невнятное, и вот он сидел здесь, слушал генерала Корфа. Никакого взрыва он вообще не помнил. Тем более такого масштабного, если верить описаниям генерала. Ответа на вопрос не нашлось. Фил многозначительно промолчал, тоскливо и стыдливо отведя взгляд, ощутив сковывающее чувство вины за то, что он выжил. — Мне очень жаль, генерал, — единственное, что он смог из себя выдавить.***
По больнице и за её пределами разносились слухи, которые офицеры немедленно требовали опровергать и наказывать жестоко всякого, кто посмеет уверять в их достоверности. Фил же, к сожалению, был вынужден знать всю правду. Он лично отматывал бинты от своих конечностей и под ними обнаруживал, что ожоги не просто заживали, а стремительно стягивались, скрываясь за новой кожей. Слой за слоем. В один прекрасный день он стал точно таким же, каким и был прежде. Однако, покрутившись перед старым, с тянувшимися по поверхности трещинами, зеркалом, всё же понял, что не всё осталось на своих местах: старых боевых и детских шрамов не осталось — всё тело каким-то чудом обновилось. И к большему изумлению сторонних, нежели его собственному, — он уже устал удивляться, — у него отросли волосы на голове. Той же длины, что и были. Фил сам больше испытывал облегчение оттого, что к нему вернулись его брови. Без них он выглядел ещё более странно, чем без кожи. По крайней мере, так казалось ему самому. Все первые ночи Фил спал достаточно спокойно, даже довольно крепко, несмотря на все свои повреждения: доктора давали ему сильные обезболивающие и какие-то наркотические препараты, со временем понижая их дозу по мере восстановления тела. Боль физическая ушла, но боль внутри головы и между рёбер не заставила себя долго ждать. Что-то едкое и фантомное прокатывалось колючим колесом то туда, то обратно, не давая нормально спать, есть и даже дышать. Периодически Фила бросало в дрожь, озноб, мысли разбегались как тараканы, которых ночью застали на старой кухне. И он не мог понять причину всего того ужаса, что стал испытывать, и накатывающего на него изо дня в день всё сильнее. В некоторые самые тёмные и мрачные ночи Фил вскакивал с койки с пронзительным криком, понимая, что он видел что-то невероятно ужасное, чудовищное и устрашающее, но уже буквально через несколько секунд его мозг отказывался воспроизводить те самые картинки. Неизвестность нагнетала обстановку ещё больше. Врачи уже собирались переводить везучего пациента из госпиталя в психиатрическую клинику, как вдруг нагрянул неожиданный для всех гость. Фил просто лежал на кровати, скрестив руки на груди и глядел на всё тот же потолок с уродливыми размывами, периодически отвлекаясь на мигания всё той же полумёртвой лампочки, которую ему всё чаще хотелось вырвать вместе со шнуром и бросить в стену, наслаждаясь треском разбивающегося вдребезги стекла. На кровать кто-то присел. Фил не сразу посмотрел на визитёра, и только после тяжелого вздоха женщины взгляд лениво скользнул в её сторону. — Здравствуй, мама… — тихо проговорил он, снова уведя взгляд наверх. — Привет, Фил. Смотрю, ты полностью поправился. — Если мои припадки можно назвать признаком полного выздоровления, то да, я здоров. Здоровее, чем был. Красивая женщина в чёрной форме, которую носил высший офицерский состав магармии, и с погонами маршала печально глядела на своего опустошённого и мрачного сына. Она наклонилась ближе, чтобы осторожно погладить его ладонью по голове; длинные чёрные волнистые волосы соскользнули с плеч, выдаваясь вперёд и обрамляя изящное точёное лицо, белое, как луна, с глазами голубыми, как зимнее небо в ясный день. Тоска на её лице и дрожащие бледно-розовые губы раздражали Фила: неужели он был настолько жалок, что она склонилась в отчаянии перед ним? Она не просто его мать — она маршал: её слабость и беспокойство, когда она была в форме, не укладывались у Фила в голове. Да и в добавок ко всему, бросила все свои дела и примчалась в какой-то военный госпиталь на отшибе. — Чего тебе надо? — сквозь зубы недовольно процедил Фил, стараясь скрыть все свои истинные чувства, убирая руку женщины от своей головы. Она снова печально вздохнула. — Неужели я не могу навестить своего ребёнка? — Это сейчас не самое важное. — Для меня это важно. — Ну да, конечно… Иди давай уже отсюда, — отчеканил он так, будто перед ним отнюдь не маршал магической армии. Женщина покачала головой, уже перестав обижаться на его грубость и вообще хоть сколько-то удивляться ей в свой адрес. Офицерского, хотя бы символического, выговора с её стороны тоже не последовало. — Не строй из себя ежа. Не надо мне грубить, и ты не поедешь в клинику. — Я выздоровел? — с сарказмом поинтересовался он. — Или в штафбат за грубость? — Вернёшься в северную столицу, домой, определим тебя как инструктора отряда курсантов. Врач пропишет тебе лекарства. Будешь лечиться дома. Придётся только иногда наведываться в районный диспансер. Думаю, ты справишься. — Ладно диспансер... но с малышнёй возиться… Хочешь, чтобы я пустил себе пулю в лоб или сунул голову в петлю? — Не говори глупостей. Когда-то ты был на их месте. — Вот именно. Хорошо помню, какими тупоголовыми идиотами мы были. Разве станет нормальный человек по своей воле в армию идти? Ладно мы, эльфы. У нас выбора нет: обязательный призыв. А люди? Кошаки? Что им на гражданке не сидится? Идиоты... Женщина удручённо потёрла лоб. Фил никогда не отличался покладистым и мягким характером. Хотя сейчас, к её небольшому удивлению, он реагировал вполне спокойно. — Я тебя предупредила. Завтра тебя заберут и отправят в Вайвестан. На поле боя ты вряд ли попадёшь. Во всяком случае, я для этого сделаю всё возможное. — Радость-то какая…