Огненный цветок в небе над Конохой

      Конохамару потер ладони друг о друга и подул в сложенные вместе пригоршни. Из его рта вырывался пар. Зима выдалась морозная, а снега выпало меньше, чем в прошлом году. Юноша топтался на месте и пытался согревать себя чакрой, время от времени посматривая на вход в здание Резиденции Хокаге. Прошло больше двадцати минут, прежде чем Ханаби вышла на улицу и, увидев друга, с легким удивлением спросила:       — Ты что, меня ждешь?       — Ага. Поздравляю с удачным завершением миссии.       Девушка пожала плечами. Она была одета в форму, состоявшую из черных брюк и рубашки, а также серой куртки с символикой клана вместо жилета чунина. К рукаву был пришит протектор, а за спиной крепилась наискосок дорожная сумка.       Молодые люди двинулись в сторону квартала Хьюга.       — Я вчера заходил к вам по делам и видел тебя, — произнес Конохамару, и взгляд его темных глаз, обращенных на спутницу, смягчился. — Ты была в таком красивом кимоно, с высокой прической — я не сразу тебя узнал.       — А, — отозвалась Ханаби, — мы с отцом встречали делегацию из Деревни Камня. Было, знаешь ли, интересно поучаствовать в дипломатической встрече. Все общались иносказательно и предельно вежливо и сидели так прямо, будто палку проглотили. С тех пор, как установился мир, клану часто поступают брачные предложения, да только мы не готовы… ну, знаешь… делиться бьякуганом.       — Братец Наруто говорит, что однажды это перестанет быть проблемой и Хьюга будут больше доверять союзникам.       Куноичи хмыкнула.       — Легко распоряжаться чужой силой. Только мою сестру за ее жизнь пытались похитить дважды, да и меня похищали — и все из-за бьякугана. Доверие это такая вещь… Однажды потеряешь — и уже не восстановить.       Конохамару молчал какое-то время. С некоторых пор он испытывал затруднения в выборе темы для разговора с Ханаби. Ему хотелось рассказывать что-то интересное, делать глубокомысленные замечания, чтобы казаться умным, ну или хотя бы не говорить того, что не понравится его подруге, но это оказалось нелегко. По всем вопросам у Ханаби имелось собственное мнение, а в некоторых вещах она разбиралась лучше него.       «По правде, во многих вещах», — со вздохом подумал молодой чунин.       — А как твои успехи в тренировках? — поинтересовалась куноичи. — Наруто хвалит тебя, говорит, что ты делаешь большие успехи в технике клинков ветра и призыва. Ты ведь этим летом много времени на Мьёбоку провел, правда?       К щекам Конохамару, и без того розовым от холода, прилило еще больше крови.       — Ну да…       — Жабы, обезьяны — сколько у тебя призывных животных сейчас?       — В основном составе три жабы и две обезьяны, но при необходимости можно вызывать до десяти животных.       — А теневых клонов сколько делаешь?       — Двенадцать.       — Ого! Да ты крутой, Конохамару, — Ханаби усмехнулась, а молодой человек, окончательно смущенный, но чувствовавший себя на седьмом небе от счастья, пробормотал что-то невнятное в ответ.       Внезапно девушка отпрянула от него на шаг в сторону и сказала быстро:       — Слушай, держись чуть подальше, ладно?       Конохамару проследил за ее взглядом и увидел Кэнсина на другой стороне улицы.       — А что такое? — спросил он, слегка прищурившись, но стараясь сохранять каменное выражение лица.       — Не хочу, чтобы Кэнсин-кун думал, что мы встречаемся. Нас все еще дразнят «коноханаби», если ты не знал.       Обсуждаемый молодой человек свернул в боковую улочку, и Ханаби расслабилась.       — Тебе нравится Кэнсин? — с удивлением спросил Конохамару. — Кэнсин Бросаю-как-девчонка?       — Что?       — Мы его так зовем, он же всегда мажет.       — Как девчонка, значит?! — возмутилась Ханаби. — По-твоему, в этом деле женщины чем-то отличаются от мужчин? Ты прям ни одной меткой девушки не знаешь? Не знаешь, да?       — Знаю… Тебя знаю, Ханаби: ты очень меткая. Я уверен, ты бросаешь кунаи лучше, чем я. Таким, как Кэнсин, никогда с тобой не сравниться. Да он даже мизинца твоего не стоит… в метании кунаев.       — Ну и ладно, — все же несколько смягчившись, ответила куноичи. — Есть и другие достоинства кроме меткости.       Молодые люди подошли к кварталу Хьюга и остановились неподалеку от ворот.       — Так он тебе все-таки нравится? Даже после того, как я говорю тебе, что он никудышный шиноби?       Сердце громко колотилось в груди Конохамару под плотным жилетом чунина. Он был расстроен и возмущен и отказывался понимать, почему его так жестоко обрушили с облаков на землю.       «Ведь только что она говорила, что я крутой, я! Так почему…»       — Ну и нравится, что такого? — Ханаби сначала смутилась, но потом обратила внимание на красное сердитое лицо юноши и в ее глазах заискрилось лукавство. — Симпатичный же парень.       Обычно Конохамару импонировало, что его подруга ведет себя естественно, открыто и без ужимок высказывая свои мысли, но сейчас это причиняло ему невыразимые страдания. Ну почему она не может быть как Хината-сама?..       — Так может, замуж за него хочешь?       — Ты глупый что ли, такие вопросы задавать…       — Отвечай, Ханаби: хочешь за него замуж или нет?       Куноичи с удивлением смотрела на своего друга и думала, что таким рассерженным она видела его только один раз: тогда, на пирсе, когда он отказался мириться и принимать ее извинения. С чего бы это ему так злиться? Ханаби была весьма далека от мысли о замужестве, но ей захотелось проверить что будет, если идти до конца.       — Почему бы и нет? — ответила она, силясь подавить усмешку.       — В самом деле?! — воскликнул Конохамару. — Почему бы и нет?! Ну давай, выходи за него, а я... я женюсь на Моэги! Она всегда мне нравилась: милая девушка, отличный товарищ, послушная и… и боец толковый!       — Что ж, — со спокойной улыбкой ответила Ханаби, — говорят, из друзей получаются самые лучшие пары.       Куноичи кивнула на прощание и пошла к воротам клана.       Юноша смотрел Ханаби вслед и в агонии ревности и отчаяния пытался понять, почему ему больно, а ей нет.              Проснувшись на следующее утро, Конохамару провалялся в блаженном состоянии неги еще некоторое время, желая продлить приятное впечатление от своего сна. В нем он видел Ханаби в облике прекрасной принцессы клана, в светло-сером кимоно, с волосами, убранными в высокую прическу. Он там тоже был, в одеянии Хокаге…       Воображение Конохамару продолжало работать в том же направлении. Вот он представил, как Ханаби смущенно краснеет рядом с ним и опускает свои длинные темные ресницы.       «Ах, пожалуйста, — произносит она нежным голоском, — прошу вас не говорить таких смелых речей…»       И тут перед его глазами встала совсем другая картина: они с Ханаби сидят под столом и разглядывают рисунки в книге. Девушка, глядя на целующуюся пару без малейшего смущения, выдает какой-то смелый комментарий. Эта картина сменилась другой: Ханаби самым бессовестным образом открыто признает, что ей нравится какой-то парень. Наконец, Конохамару слышит словно наяву: «Ты уж определись, с принцессой Хьюга хочешь дружить или с Ханаби-чан…»       Окончательно проснувшись, юноша широко распахнул глаза и уставился в потолок.       — Это правда, — сказал он себе. — Я часто путаю мечты и реальность. Но на этот раз…       Жена Узумаки Наруто была прекрасна: добрая, женственная, скромная. Поначалу Конохамару был уверен, что найдет себе такую же супругу, но сейчас он думал о том, как скучно ему было бы без шуток Ханаби и ее уверенных высказываний по любому поводу. Вот и теперь, стоило только подумать о ней, как губы юноши сами собой начали расплываться в улыбке.       — Всегда дружи со мной, Ханаби-чан… — тихо сказал он вслух. — Дружи только со мной… И никогда не выходи замуж!              — Ми-и-и-и-ленький! — Ханаби подхватила младенца на руки и осторожно прижала к себе. — Смотри же, какой у меня племянничек!       — Вижу, вижу, — ответил Конохамару. — Только дай-ка его лучше мне, пока не раздавила беднягу.       — Лапочка, лялечка, голубые глазки… Ой, не могу, какой мягонький….       — Дай мне.       — Да с чего бы? Это мой племянник, и я собираюсь стать лучшей тетей на свете! — заявила Ханаби и добавила, обращаясь к малышу: — Я научу тебя технике Мягкой ладони Хьюга, а еще управлению чакрой, будешь делать Вихрь Предчувствия… Во-о-о-от так!       — Ну что ты делаешь? Не крутись с ребенком — это вредно. Ханаби-чан! — Конохамару решительно, но осторожно забрал младенца у подруги. — Он тебе игрушка что ли? Это, может быть, будущий Хокаге…       — Восьмой что ли?       — Ну нет, Восьмым буду я. Разрешаю ему быть Девятым, — молодой человек посмотрел на круглое лицо ребенка и добавил: — Ты будешь очень сильным, как твои папа и мама. А я научу тебя техникам Стихии Ветра. Видел когда-нибудь Расенган?..       — Дался ему твой Расенган… Послушай меня, малыш: клан Хьюга самый сильный в Деревне, так что наверняка тайдзюцу станет твоим призванием. А я как будущая глава во всем тебя поддержу.       — Подвиньтесь, госпожа будущая глава всех Хьюга, вы загораживаете свет господину будущему Хокаге…       Ханаби отступила и какое-то время наблюдала за Конохамару. Ее удивляло, что парень его возраста может с удовольствием возиться с младенцем, и в дальнейшем куноичи убедилась в том, что из ее друга получился более терпеливый и внимательный наставник, чем она сама.       — Ну что? — раздался за спинами молодых людей раскатистый голос счастливого отца. — Не устали еще водиться?       Наруто подошел и втиснулся между ними, чтобы пальцем погладить сына по щечке с полосками, напоминающими лисьи усы.       — Как он мог заснуть, когда мы так шумим? — удивилась Ханаби. — Что ты с ним сделал, Конохамару?       — Кстати, — понижая голос и переводя взгляд на младшего товарища, произнес Наруто, — как твое прошение о вступлении в АНБУ? Что сказал Какаши-сэнсэй?       Куноичи насторожилась. Юноша слегка покраснел.       — Сказал, что мне надо подождать год или два — все будет зависеть от моих успехов.       — Тогда ждать не так уж долго, — Наруто усмехнулся.       Когда молодые люди вышли на улицу, Коноху уже окутали весенние сумерки.       — Зачем тебе поступать на службу в АНБУ? — тихо спросила Ханаби.       — Я чувствую, что могу быть полезен. К тому же в наше мирное время это кажется единственной возможностью по-настоящему проверить свои силы.       — Но это ведь опасно!       — Ну и что?       — А как же твоя мечта стать Хокаге?       — Ты сама как-то говорила мне — еще во время войны, — что люди будут помнить, кто проливал свою кровь за Деревню. Я не сражался тогда на поле боя и поэтому хочу доказать…       Конохамару собирался произнести какие-нибудь красивые слова вроде «готов пожертвовать собой» или «способен отдать жизнь», но чувствовал, что они прозвучат фальшиво этим чудесным весенним вечером в сердце мирной Конохи. Однако Ханаби и так понимала, что он имеет в виду, поэтому молчала.       «Еще ничего не решено, — мысленно успокаивала себя она. — Шестой дал отсрочку, а потом может и вовсе передумать. Или обстоятельства изменятся…»       — Знаешь, — заставив себя улыбнуться, сказала она, — а я тоже скоро окажусь в рядах боевого отряда… учителей.       — Будешь преподавать в Академии? — удивился юноша. — А Хиаши-сама разрешил?       — Я взрослая уже, вообще-то! — возмутилась Ханаби и добавила тише: — Ну да, разрешил. Это не навсегда, а опыт управления чем-то неуправляемым будет мне полезен.       — Уж лучше в АНБУ… — пробормотал Конохамару, перед глазами которого в этот момент промелькнула череда глупых проделок его команды.              Ханаби преподавала тайдзюцу ученикам старших курсов Академии в течение почти двух учебных лет, тратя на это по три часа пять дней в неделю. Она старалась утаить это от Конохамару, но одним из главных ее побуждений стать учителем являлось желание быть поближе к Кэнсину. При ее более близком каждодневном общении с Кэнсином, который руководил сначала первым, а затем вторым курсом, желание постепенно таяло, а затем и вовсе испарилось.       Вот и теперь Ханаби стояла на тренировочной площадке за школой и, наблюдая за упражнениями второкурсников, лишь вполуха слушала своего коллегу. Кэнсин повзрослел, стал еще выше ростом и вроде бы симпатичнее, произносил красивые речи об ответственности за будущее новых поколений шиноби, да только куноичи было скучно его слушать. Она знала, что некоторые молоденькие учительницы, глядя на них из окна, завидуют ей и продолжают вздыхать по «прекрасному учителю Кэнсину», но это ее мало трогало.       Куноичи думала о том, где сейчас Конохамару. Она знала, что его отправили на миссию в Страну Лапши неделю назад, знала, что там сейчас безопасно, но все равно беспокоилась и даже немного завидовала Моэги и Удону, которые в этот момент, наверное, делят обед со своим командиром в одной из множества лапшичных.       «Интересно, что он взял: с креветками или свининой?» — подумала Ханаби и вздохнула от тоскливого ощущения пустоты в душе и в желудке.       Неудивительно, что рассуждения Кэнсина кажутся ей такими скучными! Куда как интереснее слушать истории Конохамару о его миссиях и путешествиях. Ханаби и сама продолжала выполнять задания разных уровней сложности, но из-за работы в Академии была ограничена во времени и не могла каждый раз срываться в другие страны.       И виделись они теперь реже. Настолько редко, что их перестали дразнить тем дурацким словом, Коноханаби, и никто уже не считал их парочкой.       Как раз в тот момент, когда Ханаби призналась себе, что скучает по своему другу и хочет, чтобы все было как раньше, она вдруг увидела его самого, направляющегося к скамье под сенью лип за дальним краем площадки. Не сдержав улыбки, куноичи извинилась перед собеседником и, уже не слушая его ответа, быстрым шагом покинула полигон. Оказавшись за оградой, доходившей ей до пояса, Ханаби побежала.       Конохамару, когда у него случался выходной, частенько приходил посидеть на этой скамье и понаблюдать за тем, как проходят занятия его подруги. Техника маскировки молодого чунина была теперь почти совершенна, а у Ханаби редко возникала необходимость использовать бьякуган на уроках, так что она его не замечала. Ему нравилось, как куноичи изящно и ловко двигается, демонстрируя приемы разного уровня сложности, и при этом ей не мешают ни длинные волосы, небрежно схваченные лентой, ни широкие рукава и полы кимоно.       Ханаби никогда не изображала из себя сурового учителя, это было против ее натуры, да и голос девушка повышала редко. К ученикам она относилась как к младшим товарищам: с пристальным вниманием; против непослушных использовала добродушную иронию, но за вопиющие проступки могла схватить за шиворот и отволочь на суд директора. И все-таки, хотя со стороны могло показаться, что девушка чувствует себя прекрасно, работая в Академии, Конохамару замечал и другие моменты: когда ученики бывали заняты упражнениями, Ханаби отходила в сторону и, обхватив плечи руками, смотрела куда-то вдаль или в небо с задумчивым выражением лица. Ему было интересно отгадывать ее мысли, и в одном он был точно уверен: это не мечты о карьере педагога.       В этот солнечный день, едва вернувшись из Страны Лапши и отчитавшись о завершении миссии, Конохамару поспешил к Академии, надеясь застать подругу. Судя по всему, ее уроки уже закончились, так что она стояла и мило беседовала с Кэнсином. Точнее, болтал без умолку сам господин Бросаю-как-девчонка, куноичи же просто ему улыбалась. И вот она, завидев Конохамару, поспешила к нему навстречу, радостно поздоровалась и, приземлившись на скамейку рядышком, толкнула его плечом.       — Здравствуй, Ханаби.       — Ну как страна Лапши? Все такая же ароматная?       Молодой человек улыбнулся.       — Угу. Я тогда не обратил внимания, а сейчас подумал, что так оно и есть.       — Слушай, Конохамару… У тебя нет такого ощущения, что чем старше ты становишься, тем больше от тебя отдаляется твоя мечта? Раньше казалось: руку протяни — и все получишь. А теперь все отодвинулось куда-то далеко.       — А о чем ты мечтаешь, Ханаби? Я ведь не знаю, — молодой человек опустил глаза, страшась услышать болезненный ответ. Что будет с ним, если она опять упомянет какого-нибудь Кэнсина?       — Быть достойным лидером всех Хьюга, конечно же. Я хочу, чтобы главой клана как можно дольше оставался мой отец, но при этом я хочу быть его правой рукой. Однако мне все время не хватает опыта, чтобы решать разного рода вопросы, я боюсь отцу слово поперек сказать. Какой же из меня лидер? А мне семнадцать… Братец Неджи был всего на год старше, когда вел всех Хьюга в бой, а сестра — всего на два, когда выходила замуж. Меня же все до сих считают ребенком. Не здесь, конечно… А в семье. И нет ни одного способа доказать, что это не так.       — Я тоже уже давно жду приказа Шестого о назначении и не понимаю причины его сомнений. Я чувствую, что готов служить в АНБУ. Даже брат Наруто с этим согласен, однако… Как видишь, меня тоже не воспринимают всерьез, — Конохамару нахмурился.       — Предыдущему поколению — я имею в виду наших старших братьев и сестер — не понять наших трудностей. Они росли в жестокое время, но смогли проявить себя, стать героями. Кто посмеет ставить под сомнение их силу? А мы… Ты знаешь, что я придумала новую технику, Семь перьев цапли? Даже отец назвал ее выдающейся, но это ничего не изменило.       — Покажешь мне эту технику?       — А ты не боишься, что я тебя побью? — усмехнулась Ханаби, пихая друга кулачком в бок.       — Ты не меня бей, я просто в сторонке постою, — пояснил Конохамару, незаметно отодвигаясь от нее.       — Так не интересно…              Весь следующий семестр куноичи была полна сомнений, но как только занятия закончились, подала заявление на увольнение. Хиаши-сама принял решение использовать дочь как представительницу Хьюга для проведения переговоров с другими Деревнями и кланами. Ханаби пришлось еще больше повзрослеть, поумнеть и отшлифовать манеры до совершенства, хотя в домашней обстановке она возвращалась к прежней свободе.       Теплым мартовским днем в доме Хиаши собралась вся семья: Наруто и Хината привели малышей, а вместе с ними и Конохамару, чей выходной удачно совпал с семейным ужином у Хьюга. Ханаби была так рада этой внезапной встрече, что разбаловалась, как маленькая девочка, и, когда не видел и не слышал отец, осыпала молодого человека шутками и вопросами. Он почему-то отвечал со смущением, неохотно, отводя глаза, и лишь в редкие моменты, когда куноичи переключала свое внимание на племянников, смотрел на нее с каким-то мучительным сомнением во взгляде.       За ужином беседовали взрослые, Ханаби и Конохамару вежливо молчали, если только к ним не обращались с вопросом. После ужина все оставались в одной комнате, дети возились с дедушкой, молодежь держалась вместе: Хината и Ханаби вполголоса о чем-то переговаривались, Наруто и Конохамару обсуждали текущие дела.       — Как твоя последняя миссия в Танзаку? Все прошло удачно? — поинтересовался прославленный шиноби у младшего товарища.       — Да, — ответил молодой человек и, бросив быстрый взгляд в сторону куноичи, не стал вдаваться в подробности.       — Ну вот, а ты переживал. Плохие приметы не сбываются, если в них не верить.       — Какие приметы? — тут же заинтересовалась Ханаби.       Щеки Конохамару порозовели.       — Да никакие… Глупости.       — Глупости? — переспросил Наруто с добродушной усмешкой. — Ты хотел домой за ней возвращаться.       — За ней?       Молодой человек бросил на своего наставника почти что умоляющий взгляд, но Наруто его проигнорировал и принялся рассказывать:       — У Конохамару есть талисман на удачу. Когда он берет его с собой, все миссии завершаются самым удачным образом, а когда пару раз забывал его в кармане жилета, потом еле ноги уносил и все заканчивалось неприятностями.       — Талисман? — переспросила Хината и поинтересовалась с ласковой улыбкой: — Что это за талисман, братец Конохамару?       Молодой джонин оказался в сложной ситуации: ему было трудно отказать жене человека, которого он считал старшим братом, тем более когда ему задавали вопрос таким мягким голосом.       — Просто шелковая лента. В ней нет ничего особенного, кроме того, что она мне дорога.       Ханаби еще сильнее стало мучить любопытство, но дальнейшие расспросы выходили за рамки приличия, и она вынуждена была молчать. Впрочем, ничто не мешало ей продолжить этот разговор, когда они останутся наедине.       Такая возможность возникла чуть позднее. К этому времени уже сгустились сумерки, во внутреннем дворе дома Хиаши горели фонари, освещая прямоугольное пространство и расположенные в его пределах магнолии, беседку и декоративный колодец.       Конохамару вышел подышать свежим воздухом и посидеть на энгаве, любуясь ясным ночным небом и вздыхая о чем-то прекрасном и несбыточном. В какой-то момент он расстегнул верхний левый карман своего жилета и достал из него розовую ленту. Растянув ее между пальцами, он в который раз увидел знакомые, аккуратно выведенные краской иероглифы, обозначавшие понятие «красота». Он вздрогнул, услышав шорох за спиной, и зажал ленту в кулаке.       — Это она? — спросила Ханаби и села рядом. — Можно посмотреть?       — Не нужно…       — А я хочу! — куноичи попыталась поймать кулак молодого человека своей рукой, но Конохамару спрятал его за спину.       Тогда девушка сделала попытку схватить кулак там, а когда Конохамару отвел его подальше, наклонилась, едва не прильнув к молодому человеку, и вытянула обе руки, пытаясь дотянуться до заветной цели. Подавшись вперед, Ханаби почти навалилась на своего друга, но так была увлечена, что совершенно не замечала его смущения. Тем временем Конохамару, практически потеряв дар речи от ее бесцеремонности, застыл, как истукан.       — Что ты делаешь?.. — сказал он очень тихо, а затем рявкнул, что было силы: — Ханаби!       Куноичи, испугавшись, села на свое место и посмотрела на друга с обидой и удивлением. Конохамару вскочил, словно подброшенный пружиной, и прошел вперед на несколько шагов. Он стоял так, спиной к Ханаби, несколько секунд, пытаясь вернуть себе власть над своими чувствами, затем резко обернулся. Лицо его было хмурым, темно-синие глаза казались черными. У куноичи мурашки побежали по телу, и она невольно отвела взгляд.       — Ты однажды спросила меня, — произнес Конохамару, и голос его звучал грозно, — с кем я хочу дружить: с принцессой клана Хьюга или с Ханаби-чан. Я выбрал Ханаби-чан. Теперь твоя очередь выбирать. Посмотри на меня! Посмотри на меня своими особыми глазами и скажи, кто перед тобой: твой дружок Конохамару, с которым можно перебрасываться шуточками, или взрослый мужчина!       Ханаби смотрела на него, от изумления широко распахнув свои ясные глаза. Конохамару продолжил, хмурясь еще больше:       — И в следующий раз, когда захочешь без разрешения прикоснуться ко мне, заранее считая своей собственностью, знай, что тогда я тоже буду считать тебя своей!       Сперва ледяная волна окатила куноичи, а в следующую секунду ее охватил жар, как если бы к ней применили технику Горящего облака пепла. Где-то неподалеку послышались голоса, так что Конохамару сорвался с места и быстрым шагом ушел в дом, ни разу больше не взглянув на Ханаби.