Наивное хрупкое сердце

На следующий день Акутагава сидел всё на том же самом месте, в парке. Со стороны могло показаться, что он читает книгу, однако он не мог сосредоточиться ни на одном иероглифе. Он пришёл сюда, скорее, по привычке. С одной стороны, в глубине души, ждал момента, когда к нему придёт его друг и… поможет разобраться во всём, что творится? Хотелось надеяться на это. С другой стороны он, конечно, понимал, что это невозможно. Кому нужен друг вот с такой грёбаной жизнью? Кому нужен грёбаный мафиози, который с невозмутимостью и особой жестокостью выполняет любой приказ? Который даже собственного друга ранил и оставил истекать кровью… — Привет. Это было настолько неожиданно, что Акутагава немного дёрнулся, на миг теряя всю свою внешнюю непоколебимость и спокойствие. Сердце начало стучать быстрее, хотелось верить в лучшее, но, увы, это реальный мир и такие, как он, ему не нужны. Такие, как он, всегда остаются где-то с краю — недостойные доброты и понимания. — Рюноске, даже не пытайся делать вид, будто меня нет. Он и не пытался. Он просто очень глубоко задумался — зачем Ацуши пришёл? Сказать ему, что… Что? Акутагава уже не надеялся ни на один положительный исход этой ситуации. Где-то внутри он очень, очень сожалел, что посмел так поступить с ним, движимый лишь чувством долга и рабочими обязательствами. Но разве сожалений достаточно для прощения? — Рюноске, — чуть мягче, будто совсем не обижаясь. — Мы же можем поговорить? Нам есть что обсудить, даже не пытайся избежать этого. — Ты… ты хочешь сделать вид, будто ничего не произошло? — голос был охрипшим, тихим. — Серьёзно? Он наконец взглянул Ацуши прямо в глаза. В этих глазах была бесконечная любовь к этому миру, открытость, искренность, наивность. Акутагава понял, что недостоин даже смотреть на него, а потому резко отвернулся. Кажется, Ацуши понял его мысли, осторожно сел рядом. — Если это будет необходимо для нашего дальнейшего общения, то да. — Неужели ты не понимаешь? — Что я должен понимать? Наивное, чертовски наивное создание. — То, что мы враги! — немного повышая голос. — И организации, в которых мы состоим, являются враждебными друг для друга, — уже тише. — И что дальше? Он… действительно не понимает? — Что, если в один момент мне прикажут убить тебя? — А ты это сделаешь? Конечно, Акутагава уже думал об этом. Он ещё не знал полного потенциала своего друга и по совместительству нового эспера Вооруженного Детективного Агентства, но понимал, что есть огромная, огромнейшая вероятность, что однажды, в ближайшее время, такой приказ поступит. Сделает ли он это? Ответ очевиден. — Я не буду отвечать на твой вопрос. — Не отвечай, я не хочу знать ответ. От этого стало чуть легче. Самое главное сейчас — это прогнать его и больше не общаться. Нельзя привязываться к тому, кто уже обречён. Даже если бы приказа убить не поступило, они всё равно находятся на разных сторонах этого мира. — Я только хочу, чтобы мы общались как раньше, понимаешь? Тихо, будто догадавшись мыслей Акутагавы. Будто уже зная окончательный ответ. Но всё равно отчаянно настаивает на своём — неудивительно, предсказуемо. Акутагава поймал себя на мысли, что ждал этих слов, этого немого принятия всей его сущности. Поймал себя на мысли, что такая предсказуемость приятна, ведь она совершенно в стиле Ацуши. Неужели они уже настолько хорошо друг друга знают? В любом случае, эмоции всё портят, сейчас им вообще не место. Нужно придерживаться рациональности, холодности и бескомпромиссности. — Это теперь невозможно, — всё так же тихо ответил Акутагава. Он начал злиться, но, конечно, только на самого себя. — Ну мы же не пробовали? Что-то начало ломаться в нём. Не понимал, зачем Ацуши нужен он — сломанный, холодный и грязный от стольких кровавых убийств. Кто говорил, что он любит свою работу? — Да почему ты всё ещё не отвязался от меня? Неужели не боишься? — Не боюсь. Глаза Ацуши были полны решимости. Потому что он всё понимал. Он видел, что Акутагава в обычной жизни является совершенно обычным парнем. У него есть самые обычные увлечения, предпочтения. Ацуши видел в его глазах наслаждение окружающем его миром, пусть даже таким прогнившим и жестоким. После вчерашнего он действительно не держал зла. Он думал лишь о том, что заставляет его друга снова и снова так поступать — возможно, Мафия когда-то спасла его жизнь и поэтому он пытается отплатить свой долг, отдавая всего себя без остатка? Его что-то действительно держит. В тот момент, когда Акутагава нападал на него, это выглядело так отчаянно, через силу. Он не выглядел так, будто действительно хотел навредить и сделать больно — к сожалению, Ацуши очень хорошо знал, как выглядят такие люди. Жизнь в приюте научила его совершенно точно понимать, как люди относятся к нему. Акутагава, украдкой вглядываясь в лицо Ацуши, чтобы уловить его чувства и мысли в данный момент, вдруг понял, что ни за что на свете не сможет его переубедить. Он выглядел так решительно и на миг Акутагава даже пожалел, что вообще пришёл сюда — он не сможет жить дальше спокойно, если ему придётся убить этого человека. — Давай попробуем, — вдруг прервал тишину Ацуши. — Вне организаций будем самыми обычными друзьями, как и… до вчерашнего дня. Я очень-очень этого хочу. Он говорил, несомненно, искренне — он по-другому не умел. Такое наивное-наивное сердце, подумал Акутагава, наверное, очень хрупкое… Как возможно вообще противиться таким словам? Наверное, он будет самым последним идиотом, если сейчас не согласится. На миг, совершенно отбросив здравые рассуждения о дальнейших действиях Портовой Мафии и всё же надеясь, что Ацуши, такой хрупкий и невинный, наивный и безумно добрый, всё же не обладает тем, что реально сможет помешать организации, внутренне уже согласился. — Ты уверен? — всё же решил спросить Акутагава. — Конечно. Можешь не сомневаться, — с улыбкой ответил Ацуши. — А ты обещаешь драться со мной, если будет необходимо? — А что тебе даст это обещание? — с наигранным недоумением, смеясь, спросил Накаджима. — Убивать несопротивляющихся неинтересно, — подыграл ему уже оттаявший Рюноске. — Какой ужас! — А ты как думал?

***

— А ты очень даже сильный! И твоя форма просто замечательная, я и не знал, что ты умеешь так элегантно одеваться. — Тебе правда нравится? После того последнего тяжёлого разговора их последующие стали, казалось, ещё теплее. Они прогуливались по парку, ловя вновь уходящие лучи закатного солнца, и снова болтали обо всём на свете. Акутагава не переставал думать о том, как ему однажды в парке просто повезло попасться на глаза Ацуши, потому что сейчас он понимал, что уже точно не смог бы отпустить этого человека, ведь он давал ему приятное чувство нужности и даже счастья. Что он ответит Огаю Мори? Не важно, не важно, не важно. Сейчас существует этот момент и этот человек, всё остальное — потом. Ацуши не переставал думать о том, что он очень рад такому стечению обстоятельств, ведь он смог узнать Акутагаву с новой стороны — да, не с самой лучшей. Но ведь это не является тем, кто он есть на самом деле? Вряд ли он пришёл к этому по личной инициативе, он совершенно не такой человек, Ацуши чувствует это. — Конечно нравится. Я был бы не против увидеть тебя таким вновь, — Ацуши понял, как это прозвучало, а потому быстро опустил глаза, надеясь, что его поймут правильно. — Я не думаю, что это хорошая идея. Повисло неловкое молчание. — Рюноске? Ох, как звучало его имя из этих губ. На секунду Акутагава задержал дыхание, раздумывая над тем, почему его реакция была именно такой. — Да? — немного с запозданием. — А как произошло твоё знакомство с Мафией? Расскажешь? — Нет. — Почему? — Я не хочу говорить об этом. Почему? Почему он так решил? Он не может допустить того, чтобы опуститься в глазах этого человека ещё больше. Раньше бы он скрывал всё, что может, а теперь он так открыт — именно к нему, к Ацуши. Акутагава правда очень хотел рассказать этому человеку теперь даже всё. Всё, что с ним когда-либо происходило, всё, что он сейчас чувствовал и желал. Он ощущал доверие. Почему? Тогда почему он отказал? — Я вижу, что ты обманываешь меня. — Что? Он, конечно, опешил. Неужели его мысли так очевидны? — Ты хочешь рассказать, но будто чему-то сопротивляешься, — вслух рассуждал Ацуши. — Может быть, чего-то боишься? Я ни в коем случае не настаиваю, я думаю, тебе действительно сложно и… — Ты прав. Сердце забилось быстрее. Он стал открытой книгой для Ацуши. Скрывать — всё ещё привычка, но теперь ужасно бесполезная. Каков тогда смысл? — Извини, — начал Ацуши, но его перебили. — Не извиняйся! — это было ещё одной его привычкой — не терпеть извинений. — Что? — Чёрт. Я хотел сказать, что ты прав, и я действительно хотел бы рассказать тебе, — глубоко вздохнул. — И ты прав, что я скрываю это не просто так. Слова давались тяжело. Признаваться в таком сложно, да. Ещё сложнее — интерпретировать то, что ты чувствуешь, правильно. — Я скрываю это, потому что боюсь, что… ты отвернёшься от меня. Ацуши понимал такой страх, ему он был знаком. Он и сам боялся, что от него — слабака из приюта, не имеющего за плечами ни-че-го — тоже отвернутся. Однако пребывание в Вооружённом Детективном Агентстве показало ему, что людей ценят совсем не за это. — Я не собираюсь этого делать в любом случае. Акутагава будто раздумывал. Он понимал, что Ацуши говорит правду, но слова всё же давались нелегко — он не знал, с чего начать. — У меня… тоже никогда не было родителей. Сделав раннее пару кругов по парку, они снова сели на всё ту же скамью. Была уже ночь, но, казалось, они совершенно этого не замечали. Везде зажглись фонари, освещая ярким светом их лица, пахло свежескошенной зеленью, земля отдавала накопившее за солнечный день тепло. Ацуши внимательно слушал. — Точнее, они, конечно, были, но разве можно называть так тех людей, что бросают маленьких, совершенно неприспособленных к этому жестокому миру детей? — он вдруг повысил голос на последнем словосочетании, но потом, вздохнув, смягчился и стал говорить тише. — Я ведь был не один, со мной была моя младшая сестра. Да, в каком-то плане нам было легче, ведь мы были вместе, но всё же… это такая ответственность. Если бы не она, я бы покончил жизнь самоубийством. Слушать это было так чертовски грустно. Ацуши никогда не задумывался над тем, как повернулась бы его жизнь, если бы в приюте он был не один. Намного ведь тяжелее — волноваться и бояться не только за себя. — Мафия нашла нас благодаря моей способности, потому что однажды мне пришлось спасать сестру, использовав Расёмон и… Я никогда не задумывался над тем, что могу убить человека, ведь… Ведь мне было всего четырнадцать. Ацуши придвинулся немного ближе. Слушать было тяжело. Хотелось разделить его боль, чтобы сделать хотя бы чуточку легче. — Они пообещали крышу над головой и полную безопасность. Это всё, о чём мы могли только мечтать, потому что на тот момент мы жили в трущобах. Конечно, я согласился. Моя сестра тоже вступила в ряды Мафии, чтобы быть рядом со мной, вместе. Нехотя мне пришлось согласиться с её решением, хотя я никогда не желал, чтобы её жизнь была такой. Мафия буквально спасла нас, никому не нужных. Не зная лучшего, что можно сделать в этот момент, Ацуши порывисто обнял Акутагаву, крепко сжимая его своими руками, будто боясь, что он куда-то ускользнёт. Ведь если бы Ацуши рассказал что-то подобное, — грустное и безумно откровенное — то тоже бы хотел, чтобы его обняли, без слов. Действительно, это было именно тем, в чём Акутагава так нуждался, поэтому он совсем не сопротивлялся, крепче обнимая Ацуши и думая лишь о том, что ему нравится его запах.

***

— Я могу снова тебя проводить? На улицах уже никого не было — час или два ночи, может быть, даже позже, они совершенно не следили за временем. — А ты этого хочешь? — хитро улыбаясь, спросил Ацуши. — Если не хотел, то не предлагал бы, — тихо ответил Акутагава. Он смутился — что в его словах такого? — Я знаю, — радостно сказал Ацуши, идя немного вперёд. Он подумал, что такое внимание ему очень нравится, а забота со стороны Рюноске заставляет ощущать себя счастливее. Дойдя до нужного дома, Ацуши приблизился к Рюноске. — Мы завтра увидимся ещё? Или ты всё ещё ищешь одного человека? — сделав акцент на двух последних словах. — О чём ты? — недоумённо начал Акутагава, но потом замолчал. До него дошло. — Ах, ты об этом. Сам знаешь, я его уже нашёл. — Значит, теперь ты свободен? — Не совсем… Не бери в голову. Не хотелось думать об этом. Чёрт, только не сейчас. Не сейчас. — Я буду ждать, — немного смущаясь, сказал Ацуши. Потом, преодолев своё смущение, порывисто обнял Рюноске и коснулся своими губами его щеки, а потом также быстро убежал в свой подъезд, тихо смеясь над ситуацией. Безумно хотелось посмотреть на реакцию наверняка растерявшегося Рюноске, но тогда бы он смутился ещё больше. Акутагава действительно был растерян, трогая невесомый поцелуй на своём лице. Нет, он не чувствовал отвращения и недоумения. Он впервые чувствовал нежность.