"You love me. Real or not real?" "Real"

      Медленно прихожу в себя. Чувствую, что лежу на мягком столе. В левой руке покалывает, кажется, в нее вставлены трубочки. Во мне намерены поддерживать жизнь.       Похоже, тихая смерть мне только снится.       Тело почти не слушается. С трудом разлепляю веки и поднимаю голову. Чувствую себя марионеткой, руки едва двигаются. Не могу понять, целы ли мои ноги. Однако мне удается раскачать руку так, чтобы трубочки отвалились. Аппаратура пищит — вызывает кого-то. Я так и не успеваю увидеть, кого, и понять, что происходит, потому что теряю сознание.       …И снова выныриваю. Гадкая тоненькая трубочка на месте, руки привязаны к столу. Можно только открыть глаза и слегка приподнять голову. Использую любую возможность, чтобы понять, что же происходит. Я нахожусь в небольшой комнате с низкими потолками и блеклыми стенами из металла. Помещение наполнено серебристым тусклым светом, в нем нет окон и лишь одна, на вид тяжелая, дверь.       Вижу несколько чистых заправленных кроватей, плотно составленных друг к другу, что-то вроде полевого госпиталя. До ушей долетает хриплое дыхание — должно быть, других выживших, но из-за ширмы я не вижу кого именно. Происходящее плывет перед глазами, и я не могу сфокусироваться ни на одном объекте, хотя создается ощущение, что кроватей намного больше, чем планировалось людей….       «Вытащить удалось не всех…» — пролетает у меня в голове.       Паника, вперемешку с истерикой, накрывают, и я начинаю биться о стол в попытке выбраться из западни, предчувствуя неладное. От очередного усилия чувствую, как повязка на голове начинает намокать, а сознание гаснуть. Дверь открывается, но я снова не успеваю разглядеть, кто же входит в неё.       Когда я окончательно, по-настоящему, прихожу в себя, никаких ремней на руках нет. Только высокие бортики медицинской кровати. Поднимаю ладонь: пальцы на месте и шевелятся по моей команде. Привожу свое тело в сидячее положение. Все плывет, и я чуть не падаю обратно. Какое-то время сижу на столе, дожидаясь, пока комната перестанет качаться. Левая рука перебинтована, однако трубки свисают с прикроватной консоли.       Я здесь не одна, приподнимаюсь на колени и высовываю нос за ширму, там меня ожидает Бити, который лежит прикованный к армии аппаратов. Где же тогда остальные? Пит, Финник, Энорабия и… И… Джоанна, Рубака или Брут? К началу эвакуации как минимум один из них был еще жив. Наверняка распорядители пожелают казнить публично всех, кого смогут, даже невиновных. Хотя, кто знает, может быть Сноу доставит особое удовольствие пытать нас до смерти. Но куда же делись другие? Переведены из лазарета в тюрьму? Или выжили только мы? Сердце замирает, и я понимаю, что это звучит, как самый логичный вариант, но отказываюсь в него верить.       — Пиит… — шепчу я, но из горла вырывается только странный хрип. Дышать становится труднее из-за подкатывающего к горлу кома. Тут мой взгляд цепляется за некоторые странности в интерьере. Как только я начинаю догадываться в чем дело, комнату начинает трясти, закрываю глаза, и в голову приходит слово: «Турбулентность». Значит мы летим не в Капитолий.       Пуф… Сердце пропускает удар… Я помню, что просыпалась дважды. Значит прошло никак не меньше пяти часов, а мы все еще в воздухе.       «Интересно, сколько нам лететь до двенадцатого дистрикта?» — на секунду даю я себе расслабиться и подумать о хорошем.        — Нет, этого не может быть, потому что этого быть не может! — шепчу одними губами.       После всего того, что произошло, скорее земля разверзнется, чем мне дадут увидеть мои «долго и счастливо». Думаю дальше.       На моих руках нет никаких оков, снова заглядываю за ширму к Бити, он тоже ничем не прикован, только ограждения по бортам кровати и один поперечный ремень. Но застежка простая и лежит прямо у него на животе, очевидно, это для того, чтобы он случайно не упал. За нами никто не следит, даже камер я не вижу. Значит ли это, что мы… в безопасности? Но кто «мы»?! Это я и должна выяснить в первую очередь.       Сажусь на кушетку возле выхода, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями. Осторожно кладу руку на дверную ручку… Хм… В технических зонах в Капитолии ручек не было, двери открывались по датчику глаз или карточкам. Я абсолютно точно не в Капитолии, так где же я?       Сердце колотится с бешеной скоростью. Прежде чем выйти, я оглядываю себя, на мне больше нет моего костюма: «С глаз долой из сердца вон!». Но как же жемчужина, которую подарил мне Пит? Если представится возможность, надо обязательно её найти. Одета я в грязно-белую рубаху и такие же штаны, вместо обуви плотные, обтягивающие носки.       «Компрессионные!» — думаю я. После победы в 74-ых голодных играх перед моей семьей открылись практически неисчерпаемые ресурсы. Учитывая дистрикт нашего проживания, денег было хоть завались. За первые месяцы мама скупила практически всю городскую аптеку. Так в нашем доме появились эластичные бинты, компрессионные носки и чулки, а также куча других вещей, о свойствах которых я ничего не знала. Никогда ими не пользовалась, до того как мне пришлось кубарем лететь с высоченного дерева, когда Тред пустил по забору ток. Такие носки надевают при растяжениях и если человек долго находится без сознания, чтобы как можно дольше сохранить тонус мышц.       «Значит ли все это, что по плану я все-таки не должна была просыпаться так рано?» — лихорадочно соображаю я.       Что ж, ничего не поделаешь, если я хочу узнать что-то ещё, мне придётся выйти из комнаты. Это очень страшно, страшно как никогда. Нет, я не боюсь, что за дверью меня ждут переродки. Я знаю, практически чувствую сердцем, что за этой дверью меня вообще не ждут никакие опасности, но там меня подстерегают ответы на все мои вопросы. Ответы, которые могут нанести боль сильнее удара любого физического врага, потому что эти моральные травмы мне ничем не вылечить и никак не исправить.       Делаю глубокий вдох и осторожно высовываю нос. Его сразу начинает щекотать запах, который ни с чем не перепутаешь. Мы точно на планолете, но куда он летит? Неужели Твилл и Бонни были правы? Я так сильно хочу в это верить и так сильно боюсь, что это окажется неправдой, что просто не могу ждать и выхожу из своего тихого и укромного убежища.       Импровизировать — не моя сильная сторона. И я, на всякий случай, решаю, что нужно иметь при себе хоть какое-то оружие. Лук и стрелы я даже игрушечные в такой ситуации не найду, но вот нож… Стоило, конечно, поискать скальпель в больничном крыле, но отступать слишком поздно, так что я просто убираю со стоящего рядом подноса грязные тарелки и беру его в руки. Прячу за пояс самый чистый, на мой взгляд, из столовых ножей и иду дальше.       В коридоре царит полумрак, но я слышу впереди голоса. Люди не видят меня, они стоят за поворотом, но вот незадача, я тоже не вижу их.       «Что делать?» — шевелю мутными мозгами.       Иду дальше, навострив своё знаменитое «капитолийское» ухо. Никак не могу разобрать о чем они говорят, но вдруг слышу знакомый голос и замираю.       — Я должен вернуться за ней, я не могу её просто так бросить с этими псами! — мужской бархатистый голос дрожит, но не срывается. — Я не хочу, чтобы она умерла из-за меня!       — Финник! — шепотом произношу я одновременно с Плутархом.       — Я правда разделяю твою боль и тревогу, но единственный способ для любого из нас попасть в Дистрикт 4 — это угнать планолет! — речь бывшего распорядителя звучит так жеманно, по-капитолийски. — Если ты попытаешься это сделать, то возвращаться вам будет уже некуда! Вы станете его преступниками по обеим стенам баррикад! Энни от этого лучше точно не станет! — Хевенсби на секунду осекается, но потом продолжает с пущей страстностью. — К тому же мы не знаем точно где она, все время, что ты был на арене, Энни мучили припадки и бесконечные мигрени. Она все время проводила в медицинском крыле.        — Сейчас мисс Креста жива только потому, что ты здесь с нами. Если ты погибнешь, или вернёшься туда, где миротворцы смогут тебя обнаружить, то её будут мучить, чтобы заставить тебя делать то, что им нужно. А если ты откажешься или ошибёшься… — вмешавшийся в перепалку Хеймитч явно хочет как лучше, но не думаю, что его жестокая искренность способна помочь Финнику. — Он убьет её, даже не сомневайся, у Сноу рука ещё ни разу не дрогнула. Ты же знаешь, как никто другой, на что он способен!       — Он убил свою первую и единственную любовь, для него нет ничего святого… — подавлено шепчет юный голос.       — Я обещаю, мы приложим все возможные силы, чтобы вернуть Энни. Но пока это абсолютно невозможно. Любые твои попытки сделают только хуже для всех, кроме Сноу! — поддерживает Плутарх.       — Я понимаю, но как мне жить зная, что я на свободе, а она сидит где-то в клетке?! — голос Финника превращается в мольбу о пощаде.       Помещение наполняет тяжелая липкая тишина, я слышу хлопок чьей-то руки о плечо и тихий всхлип героя-любовника из Дистрикта-4.       — Держись парень, — чтобы хоть как-то смягчить неловкость, отвечает ему Хеймитч. — Хочешь я угощу тебя своей любимой настойкой? Остатки былой роскоши. Я хотел оставить для себя на чёрный день, но тебе явно нужнее.       — Спасибо, Хеймитч, я как-нибудь сам.        Я понимаю, что стоять за углом и подслушивать больше нет смысла, у меня тоже есть вопросы, которые прожигают меня изнутри. Чуть вдалеке я улавливаю тихие голоса ещё двух незнакомых мне мужчин, но Пита я не слышу — плохой знак. Я не пытаюсь подкрасться незамеченной, куда мне ещё деться с этой подводной лодки? Просто выхожу, надеясь, что узнаю хоть одну хорошую новость.       — Её не должно тут быть! — говорит один из мужчин, стоящих позади Хеймитча рядом с ещё одной дверью, ведущей в неизвестность.       — Но она здесь вопреки всему! Доброе утро, солнышко! — по лицу Хеймитча растекается какая-то нелепая улыбка, которую я никак не могу прочитать. — Рад тебя видеть живой, целой и почти невредимой!       — Что происходит? Где мы? — я уже догадываюсь куда мы направляемся и даже понимаю, что вот-вот должно начаться снижение, но не хочу выдавать свои догадки и планирую сравнить официальную версию со своей, дабы найти нестыковки. Уж чему меня и научили Голодные Игры, так это тому, что никому нельзя доверять, особенно своему ментору. На какой-то момент даже Финник забывает свою печаль и смотрит на меня озадаченно и с сочувствием, что ли — плохой знак.       — Похоже она все-таки крепко ударилась, — произносит один из незнакомцев.       — Китнисс, зачем тебе поднос?! — говорит Финник, озадаченно морща лоб, на котором уже начали появляться первые заломы морщинок. Я на какое-то время тушуюсь, абсолютно забыв, что собиралась спасать свою жизнь с помощью этой круглой фигни и соображаю, почему все смотрят на меня с такими тревожными лицами.       — Неважно, — отвечаю я, убирая поднос на ближайший стеллаж, но руки меня подводят, и круглый диск с грохотом падает на пол. — Где, черт возьми, мы находимся и почему здесь нет Пита?! — я начала свой монолог с напором и полной уверенностью в успехе, но к его концу уже теряю веру в хорошие вести и голос подводит меня. — Где Пит?       Все молчат, Финник с состраданием и болью смотрит на мои дрожащие пальцы и делает шаг в мою сторону, протягивая руку, словно спасательный круг.       — Китнисс, мне очень жаль, — елейным и одновременно скорбным тоном ропочет Плутарх, и я все понимаю.       — Ты обещал мне, что спасешь его! Его, а не меня! — я срываюсь на крик отчаяния и кидаюсь на Хеймитча с тупым ножом для масла в правой руке. Мужчина, стоящий за ним в армейской униформе, быстро отводит ментора в сторону, а Финник направляется ко мне и пытается отвести в противоположную сторону от Хеймитча. — Ты обещал! Ты должен был спасти ЕГО! — снова и снова повторяю я, не сдерживаясь. Слёзы сами градом катятся из глаз, но я не отдаю себе в этом отчета.       Такое чувство, будто я слишком хорошо вписалась в роль беременной, потому что за последние трое суток я плачу больше, чем за последние 3 года своей жизни.       — Китнисс, он не виноват, — с болью, преодолевая себя, произносит Финник. И почему-то я верю ему. Наверное потому, что мы в одной лодке, он не стал бы мне врать в такой момент, это просто не имеет смысла. — Все решения принимаются в Дистрикте-13.       — Это правда… — Хеймитч прячет глаза. Вот уж не знаю от стыда или боясь выдать свои настоящие эмоции. — Я сделал все, что мог, клянусь. Я сказал заговорщикам, что без Пита ты откажешься сотрудничать. Я уговорил всех трибутов защищать его в первую очередь, ценой своих жизней, потому что у тебя больше шансов справиться самой, чем у него. — Тут его голос становится терпким от злости. Он злится на самого себя или на меня? — Я даже предчувствовал, что план может пойти под откос и настоял, чтобы за вами отправили не один планолет, как они хотели, а сразу три. Это стоило очень больших усилий, но даже это не помогло, потому что я не предвидел, что им придется вас разделить, чтобы вы не сбежали.       — Первый корабль который должен был забрать тебя потерял управление, задев купол арены, — вмешивается распорядитель. — Мы не знаем, что с ним случилось, двигатели у кораблей электрические, видимо от разряда тока его замкнуло. Заглох ли он полностью или частично — остается только гадать. Мы даже не знаем, жива ли команда. Второму борту, на котором мы сейчас летим, пришлось забрать тебя и Финника, а третий, на котором должны были эвакуироваться остальные победители был подбит. Мы намеренно хотели вас разделить, чтобы повысить процент выживаемости. В итоге теперь у нас нет никакой информации о том, удалось ли кому-то кроме нас сбежать, потому что мы выключили все средства связи, чтобы нас не обнаружили и не сбили. Но по тому, что мы видели улетая, можно судить, что Рубака и Энорабия должны были быть в последнем Планолете. А Брут, Джоанна и Пит вообще не садились ни на один из кораблей…       — А как же выстрелы пушки? — спрашиваю я, сбитая с толку.       — Пушка стреляет, когда у носителя чипа перестает биться сердце, но когда датчик покидает тело, пульс тоже исчезает. Перед изъятием у победителя он выключается автоматически при приближении устройства ввода-вывода. Три выстрела на арене принадлежали тебе, Питу и Бити, ваша эвакуация была первостепенна, потом было еще два: Джоанна и Финник. Поэтому Джоанна попросила тебя лежать, чтобы распорядители как можно дольше не могли понять в чем дело и считали тебя мертвой, — отвечает мне Хевенсби.       — Но вы же и есть распорядитель!       — Но я играл фигурами другого цвета, — его губы впервые за время разговора трогает самодовольная улыбка. — К тому же, в тот момент я был уже на планолете.       — Получается, что если Пит и жив, то, с большой вероятностью, находится в Капитолии? — ужас пробирает меня от самого сердца до кончиков пальцев, словно электрический ток. Я цепенею, будто в сонном параличе. Это сон, пожалуйста, пусть это окажется сном!       — Судя по тому, что мы знаем — да, — Финник подходит ближе и обнимает. Мне кажется, что он делает это не для того, чтобы помочь мне, а чтобы самому спрятаться от проблем и чужих глаз хоть на несколько мгновений. — Пошли, надо пристегнуться, — говорит он привычным бархатным голосом. — Мы начинаем снижаться, скоро прибываем в Дистрикт-13, там мы узнаем, что случилось наверняка. _____________________________________________________ В конце предлагаю посмотреть вот это крутое видео: https://youtu.be/BPjxgtEX3-c Через месяц у него юбилей — 10 лет! Представляете! 10!