Нежность в аду

      История эта стара, как мир... Ещё Сократ говорил о ней, и Шарлотта Бронте писала о такой любви в своей книге, но и другие авторы тоже не были исключением. О влюбленности этой есть много романов, повестей и пьес, о любви этой снимают фильмы, ей живут многие пятнадцатилетние, и даже созревшие двадцатилетние. Мы все когда-либо так любили, мы все влюблялись на несколько минут, месяцев или даже лет не в тех. "Неподходящих" нам не из-за их материального положения или политических взглядов, не из-за непритягательной внешности или отсутствия эстетики в человеке, а из-за обстоятельств, которые, как известно, никогда не играют по нашим правилам.       У типичных историй всегда есть две стороны. Наша история не исключение.       Первая сторона всегда красочнее, ярче, жизнерадостнее. Именно ее, чистую и почти невинную, показывают в сериалах или фильмах.       Мы так часто говорим о любви, что уже тошно становится – слова крутятся на языке, не давая покоя. Нам необходимо хоть куда-то излить чувства, поэтому поэты и сочиняют стихи, а писатели выливают свои мысли в рассказы, художники пишут о них картины, а танцоры составляют номера, математики совершают открытия, моряки отправляются в плавание – все это во имя любви, всё это ради кого-то.       Но что делать, если наша история совсем не о чистой любви, а о любви нечестной, нелепой и глупой? Что, если главный герой совсем не художник и никогда не танцевал вальс, а стихи забросил писать еще в школе после слов его безумно талантливой девушки о том, что рифмы у него такие квадратные, отчего можно найти их периметр (расстались они, к слову, не из-за этих обидных слов)? Давайте на минуту представим, что наш герой, согласно всем стереотипам и нелепым суждениям, не имеет права любить. Он, в принципе, не имеет права чувствовать что-либо и испытывать эмоции, не имеет права на личную жизнь, на распитие алкоголя и гомосексуальные связи. Что, если он находится на другой стороне любви? Той, которая существовать не может.       Главный герой этой истории (если, опять же, верить нелепым слухам) должен обладать лишь профессиональными компетенциями... А также он обязан уметь глупо шутить. К счастью, наш герой в состоянии с этим справиться (и, причем, довольно неплохо, именно поэтому слова про рифмы и периметр ни капли его не задели – он смеялся на протяжении минут пяти).       У каждого из нас есть история о дурацкой влюбленности во взрослого человека, с которым шансов на пересечение в любой системе координат нет. Мы называем его по имени и отчеству, видим пару раз в неделю и выполняем глупые требования. У каждого, я надеюсь, был тот самый учитель или учительница, благодаря которому или которой жизнь полностью поменялась. Кто-то научился любить математику, у кого-то теперь томик Байрона под подушкой. Влюбленность в педагога похожа на ежедневный праздник: видеть его стабильно три раза в неделю на занятиях и иногда в коридоре. Но при этом мы влюбляемся не в человека, а в его должность, потому что кто вообще знает, чем живет тот самый учитель математики вне школы? Однако, в учебном заведении он самый вежливый и воспитанный мужчина, которого вы когда-либо замечали.       У влюбленности в преподавателя, как и у любой другой влюбленности, две стороны. Одна – чистая и нежная: неловкие чувства школьника, который старательно записывает фразы, брошенные учителем, выполняет все задания и дарит шоколад на праздники. Это, наверное, создание кумира, ролевой модели. Может быть, в мыслях ученика нет желания «обладать» – касаться и целовать, – потому эти чувства не окрепнут с годами и просто останутся в памяти как что-то ценное и теплое.       Вторая сторона опасна. Все учителя видят это слепое обожание и чувства, переполняющие детей. В данной ситуации педагогу необходимо стать опорой и не позволять ученику захлебнуться эмоциями, ни в коем случае нельзя пользоваться своим привилегированным положением «Бога» в глазах школьника, потому что чувства того зачастую слишком холёные и хрупкие. Если переступить через границу дозволенного, преподаватель может разрушить две жизни: свою собственную и жизнь ребенка, которую тот доверчиво отдает на растерзание тому самому учителю. Некоторые позволяют себе слишком многое, но об этих ошибках потом жалеют оба.       Однако и у каждого педагога должен быть свой личный Ад – ученик, слишком взрослый для того, чтобы считать его ребенком, как Боб Маркхэм из «Всякое бывает» Рэя Брэдбери или Френсис Эванс из «Учителя» Шарлотты Бронте. У этого личного Ада всегда есть имя: от него любой преподаватель вздрагивает даже после нескольких лет обучения. Ад заключается в том, что учитель сам начинает испытывать чувства, о которых жалеет и из-за которых ненавидит себя.       У любой истории всегда есть две стороны: одна мягкая и теплая, а другая темная, покрытая мраком, от которой веет ложью и грязью. Она полна нежности, но нежность эта заключается в Аду.       Теперь вы узнаете историю о личном Аде Мин Юнги.