***
Как забавно описывать то, что было бы, но, к сожалению, то, чего никогда не было и не будет. Мин Юнги двадцать восемь лет, это его далеко не первый год работы, но в начале семестра он всегда волнуется сильнее обычного. Часы показывают десять ровно, но "время – это социальный конструкт", оно вечно спешит. До начала лекции остается еще одна минута – можно постоять у двери и поволноваться. Один вдох, который обычно что-то значит, но в данный момент не определял абсолютно ничего, а затем пальцы преподавателя уже обхватывают холодную ручку двери. Обратный отсчет пошел. Шоу началось. — Добрый день! — Юнги проходит к кафедр и не смотрит на студентов, потому что успеет наглядеться на них в течение семестра. Год за годом одна и та же ошибка – он не должен смотреть им в глаза, и каждый год он начинает неправильно. Первый день – это момент, который слишком много значит для всех, но Мин все время забывает о важных правилах, после чего постоянно жалеет об этом. Преподаватель – это, своего рода, актер, а они, если Юнги не изменяет память, в начале спектакля всегда устанавливают контакт. Каким образом артисты это делают, мужчина понятия не имеет, но в его вишлисте появился курс актерского мастерства (он стоит под номером два, потому что почетное первое место отдано новому чайнику). Как смешно будет вспоминать через пару лет об этом дне: понедельник, залитая солнцем аудитория, из окон дует свежий ветер, жалюзи лениво шевелятся, и Юнги думает, что сегодня будет хороший день. В голове он считает шаги до кафедры. «Пять… четыре… пауза… два… стоп. Посмотреть им в глаза и дежурно улыбнуться». Юнги поднимает голову и встряхивает челку – обычный и самый классический физический барьер, но, черт возьми, что же плохого в нем. Поверхностный взгляд на всех студентов (не более десяти секунд на каждого) является старым педагогическим приемом. Милые девушки, уже открывшие тетради, и парни, что все еще разговаривают на задних партах – все они через секунду посмотрят на него. Но для этого поздороваться нужно еще раз. — Добрый день, — Мин улыбается и вновь смотрит на лица студентов, которые, как ему кажется, пока что ещё хотят получать знания. — Рад вас приветствовать на своей лекции. По его искрометному сценарию, что выстроился в голове еще неделю назад, сейчас необходимо записать свое имя на доске, найдя для этого сначала мел. На его столе, заваленном бумагами, книгами и кусками сахара (спасибо, Хосок), круглый и твердый кусочек (отнюдь не любимый) находится в ежедневнике. Аудитория наблюдала за поисками, кто-то уже начинал хихикать. — Меня зовут Мин Юнги, — царапает он на доске свое имя. Почерк его мог бы стать каллиграфическим, если лет шесть назад, еще студентом, он приложил бы усилия, но сейчас педагог с небольшим стажем позволяет себе писать небрежно, без наклона. — Я буду преподавать у вас культуру речи. Это очень интересная дисциплина и полученные знания станут полезными для каждого. Сейчас я напишу свою электронную почту и номер телефона, чтобы… — Простите, а зачем нам Ваш номер? — раздался мужской голос со средних рядов. Юнги медленно выдохнул и затем повернулся, чтобы ответить на первый идиотский вопрос, заданный ему в этом году. — Как зачем? Для… — он не смог закончить из-за всплывших в голове строк Рея Брэдбери из «Всякое бывает». «Казалось, в классную комнату вдруг хлынул свет, словно чья-то рука сдвинула кровлю». Если вы сейчас читаете эту историю и презрительно ухмыляетесь, мол, да с кем такое могло случиться, это глупость и романтизация влюбленностей с первого взгляда, то юному читателю стоит пересмотреть свои взгляды на жизнь. Потому что, черт возьми, бывает. — Как зачем? — повторил Мин, — Конечно же, для связывания со мной. Все присутствующие неожиданно начали смеяться и переглядываться. Юнги немного покраснел и потупил взгляд. Кто бы мог подумать, что студент будет исправлять ошибки преподавателя по культуре речи? Кто бы мог подумать, что преподаватель по культуре речи будет допускать лексические ошибки? — Вы имели в виду «для связи»? — Да, именно это я и хотел сказать. Спасибо… простите, как Вас зовут? — Намджун. Ким Намджун. — Спасибо, мистер Ким. Конечно же, телефон нужен исключительно для связи со мной, но прошу слишком часто ко мне не обращаться – не люблю звонки в десять вечера. А теперь перейдем к требованиям… Профессор Мин был строг к студентам так же, как и простой парень Мин Юнги: всего-то необходимо посещать лекции и сдать работу в конце семестра. Его стиль педагогического общения резко скакал от авторитарного до демократического (иногда приплетая либерально-попустительский, но тсс... – со всеми такое случалось хотя бы раз). В общем, пары педагога всегда проходили интересно, по крайней мере, так о них рассказывали выпускники. Если вы спросите у Мин Юнги, какого черта он не в состоянии построить предложение, то, скорее всего, тот сам не сможет ответить. Естественно, ведь все довольно очевидно – Ким Намджун. Необходимо ли пояснять, что внешность этого парня, тембр его голоса, первые проявления взрывного характера – все это привлекало Юнги в мужчинах? Если бы кто-то спросил, почему Мин так любит «Нежность в аду», то вопрос остался бы без ответа. «Нежность в аду» очень сложно не любить, особенно, если ты обожаешь целовать мужчин. Тут необходимо вспомнить слова Тэхена, школьного друга: «Не обязательно быть пидором, чтобы пытаться понять античную философию, но ты, я посмотрю, немного перестарался». Через пару дней после лексической ошибки, Юнги будет жаловаться Киму на своего студента, который все время его исправляет, а этот парень посоветует провести лекцию-знакомство «Геометрическая психология», где нужно выбрать понравившуюся фигуру, которая после расскажет о тебе, как о человеке. Таких фигур пять: круг, прямоугольник, квадрат, треугольник и зигзаг. И Юнги сразу видит ломаную линию. Естественно, ведь он самый настоящий зигзаг – разбитый на части и погнутый со всех сторон. Намджун выбирает круг. Очевидно, парень слишком долго думал над ответом. Ким Намджун не может быть кругом, в Ким Намджуне точно есть углы, которые больно колют Юнги под ребра. Профессор Мин заставляет себя не смотреть этому студенту в глаза, чтобы никто не узнал, как сильно ему хочется запустить руку в чужие волосы. От этих мыслей мужчину тошнит. Он предлагает задание и выходит в коридор, откуда несется в туалет и две минуты моет руки вонючим цветочным мылом под холодной водой. Несколько раз споласкивает лицо и смотрится в зеркало: губы и щеки слишком красные. Возвращается в кабинет с влажными волосами и смотрит на своих студентов. Они переговариваются, слегка посмеиваются. Парень на первой парте тычет телефон в лицо своему другу, который, в свою очередь, тихо хихикает. Юнги делает им замечание и напоминает, что до сдачи работы остается три минуты. Он поднимает глаза на Ким Намджуна, который активно что-то печатает в смартфоне. — Мистер Ким, Вы уже закончили? — преподаватель хмурит брови и старается не смотреть тому в глаза, а затем, не дав ни секунды на ответ, продолжает: — Если Вы не завершили задание, следует приступить к работе. Осталась одна минута. — Профессор Мин..? — Я Вас слушаю. — Вы такой… зигзаг. Юнги ухмыляется, ведь идеи Тэхена всегда оказываются хорошими, однако эта получилась наиболее забавной. «Именно тогда до него дошло, что отныне ему будет затруднительно вызывать этого парня отвечать домашнее задание. Карандаш то и дело останавливался на его имени, но в итоге он вызывал тех учеников, чьи фамилии значились в классном журнале до или после фамилии Ким». В тот день он понял, что не сможет мило и по-детски влюбиться в студента, потому что он сам таковым не является. В какой момент Юнги настолько отдалился от всех своих друзей, не связанных с работой? Почему они такие... другие? Почему он снова одинокий? Настолько одинокий, что ночью ему снится личный Ад по имени Ким Намджун. В его голове звучали строчки Плиура: «Просто улыбнись мне, сделай так, чтобы голова перестала болеть». Но мигрень не проходила, мысли были заняты лишь одним студентом (забыв про других ста двадцати четырёх несчастных). Кто-то скажет, что так не бывает, что невозможно влюбиться в человека, которого видишь два часа в неделю, однако, это вполне реально. Такое в состоянии провернуть только самый отчаявшийся мозг, изголодавшийся по теплу и ласке, поэтому все песни о любви ни о чем, но все-таки о том самом. Мин Юнги ни в коем случае не считает это влюбленностью.***
— Тэхен, ты просто не понимаешь, — мужчина пытается объяснить свой взгляд на довольно очевидные вещи. Тому "повезло" жить около университета, поэтому иногда друг мог встречать Юнги с работы. — Так глупо, я отказываюсь признавать, что это что-то серьезное. Подумаешь, нравится внешность... Обращаю твое внимание, внешность какого-то наглеца, не более. Я целовался больше года назад, поэтому естественно, что мой взгляд цепляется за симпатичных мальчиков, что находятся в моем вкусе. Также не забудь, что ему двадцать лет, а это значит, что интерес к его, напомню, исключительно внешнему виду, не делает из меня педофила… — Давай сегодня не про педофилию, — Тэхен морщит нос, рассматривая друга, доказывающего с пеной у рта, что он глупый. — Если продолжишь размахивать руками, я боюсь, ты либо улетишь, либо убьешь прохожих. Юнги останавливается и громко возмущается: — Почему ты не хочешь меня поддержать? Тэхен закатывает глаза и громко выдыхает, явно показывая, что возмущения того слишком наигранны, а, значит, и реагировать на них нет смысла. Он достает свои сигареты, предлагает одну из них Мину (тот отказывается), а затем, хмыкнув, интересуется, не согласится ли Юнги выпить кофе где-нибудь. Улица – не самое подходящее место для обсуждения… всяких недоразумений. На самом деле Тэхен удивляется, что Мин Юнги действительно заинтересовался кем-то. Ким не помнит ни одного человека, о ком профессор так возмущенно рассказывал бы. Раньше все эти вопли были посвящены их бывшему учителю математики (старая история, о которой они больше не говорят), а затем Чон Хосоку, преподавателю риторики, с которым Ким был знаком исключительно заочно, но все возмущения длились не более пяти минут. А сейчас педагог распинался всю дорогу от университета до кафе. — Просто расскажи, что именно он сделал не так? — друзья уже добрались до заведения и сели за "их" стол (какая удача, что в шесть часов вечера он был не занят). Юнги глубоко и довольно громко вздохнул и принялся рассказывать, как Ким Намджун снова назвал его «типичным зигзагом» (Тэхен на этом моменте хитро прищурился, пробормотав «ну правда же – типичный зигзаг»), а потом тот назло ему задал абсолютно дурацкий вопрос, на который «этот упрямый раздолбай» так и не смог ответить. — Что за вопрос-то был? — Понятие плеоназма. Он пыхтел три минуты, пока его не спасла Сыльги! — он ухмыльнулся. — Я тебе говорил, как сильно мне нравится эта девушка?! — Нет, пока что я слышал только про Ким-того-самого-Намджуна. — Сыльги – его лучшая подруга. Вместе учились в школе, вместе поступили, одна мечта на двоих и так далее. У нее в Инстаграм с ним фотография и подпись «BF». Означает ли это "парень" или "лучший друг" не важно, но… — Но на самом деле важно? — Тэхен укоризненно смотрит на Мина. — Но на самом деле важно чуть сильнее, чем хотелось бы, — бубнит Юнги, пытаясь просверлить взглядом стол. — Но это такая ерунда, так что не бери в голову. Я напридумывал себе всякого, мечтал влюбиться, потому что мне всегда нравилось это чувство... Поэтому нет ничего удивительного, что я думаю о симпатичном мальчике немного больше, чем мне того желается. — Ты хотя бы сам в это веришь? — Ким сминает салфетку и бросает в друга. — Просто не заиграйся, ты уже совсем попал. Комочек мягкой бумажки попадает в лоб профессору, тот хмыкает и начинает вертеть сверток в руках. — Знаешь, есть пять стадий принятия неизбежного – пять стадий принятия смерти. Отторжение, Гнев, Торг, что-то там еще, и Принятие. Готов согласиться, что я нахожусь на первой ступени. — Я готов согласиться, что ты идиот. — Нет, просто я взрослый человек, который запрещает себе думать о ерунде. Это то, что отличает нас, зрелых, от студентов. У нас даже мысли о влюбленности в молодых людей, школьников совсем, быть не должно. Пусть они сами романтизируют педагогику, влюбляются в меня и учат мой предмет, но я не могу себе этого позволить. Тэхен отставляет чашку и грустно смотрит в окно – по ту сторону уже темнеет. Он облизывает губы и с грустью в голосе произносит: — И когда мы успели стать такими сломанными? Быть взрослым оказалось как-то тоскливо. У Юнги нет ответа на этот вопрос, у него в голове только тысячи других, риторических, что крутились вместе с шестеренками в его мозге. Мин знал, что это всего лишь секундное помешательство, сексуальное влечение к красивым мальчикам, но не более, и, уж тем более, ничего серьезного. Он сочинял новую лекцию, думая над тем, как организует устный опрос и нужно ли ему добавлять дидактическую игру, будет ли проводить тест в конце пары, а Тэхен все оставшееся время молчал – им обоим надо было побыть в тишине. Вечером Юнги пострижет челку так, чтобы она закрывала лоб и попадала на глаза – еще один физический барьер. Однако, что же все-таки в них есть плохого? Они помогают скрывать мысли и чувства, помогают отгородиться от людей и не подпускать их слишком близко. Мин вспоминает слова своего психолога: «Вы имеете право влюбляться в кого угодно, мечтать о ком угодно. Но подумайте дважды, прежде чем сделаете что-то неразумное». Юнги к неразумному не готов, ему не хватит сил пережить отказ или унижение, но не думать о своем студенте не может. Ночью ему снятся лекции, на которых он снова делает ту самую речевую ошибку, а Ким Намджун в очередной раз называет его «типичным зигзагом». Мин Юнги совсем не зигзаг, он больше похож на ломаную линию (звучит куда более романтично). Раньше ему казалось, что остается, буквально, мгновение – и он треснет по швам, но пятого сентября две тысячи шестнадцатого года Мин Юнги осознал, что оказался сломаным с самого начала. Излишняя драматизация очень свойственная для зигзагов.