***
— Сможешь поиграть один, пока я поговорю с мамой Тони, медвежонок? Спрашивает Шерил у младшего сына, когда они входят в дом, снимая обувь. Она оглядывается по сторонам, убеждаясь в том, что Оливера уже здесь нет, тихо вздыхая. — Конечно. - Кивает мальчик головой, словно понимая, как важен сейчас диалог между родителями. Он счастлив видеть пришедшего встречать их Симбу, беря кота на руки и убегая с ним в детскую. Шерил следит на ними взглядом, улыбаясь от беспечности и беззаботности малыша. Ей бы хотелось, чтобы так продолжалось всегда, однако ей ещё предстоит ряд нелёгких разговоров. Она поднимается следом за ним на второй этаж, приостанавливаясь напротив двери спальни. Она не знает, что встретит ее за ней, поэтому нерешительно дёргает ручку, выравнивая дыхание. Сердце гулко стучит, отдавая спазмы в сосуды головы, когда она спешно ищет жену глазами. Женщина не может не выдохнуть, видя знакомый силуэт на балконе. Выйдя на него, Шерил встречает розоволосую, стоявшую в одной длинной полураскрытой рубашке. Мулатка облокачивается на перила, дрожь в плечах выдает ее истинное состояние. Тони будто не замечает ее, отворачивается, желая скрыть слезы, когда женщина подходит ближе. На маленьком столике рядом стоит небольшая кофейная чашка, привлекая внимание рыжеволосой. Она вновь переводит взгляд на жену, не зная, как в первую очередь себя повести, что сказать, каким образом успокоить. Женщина лишь подходит вплотную, прижимаясь к холодной спине мулатки, кладя руки на покрытый, тонкой тканью, живот. Тони судорожно выдыхает, сдерживая поток рвущихся из нее слез, прикрывая рот ладонью. Шерил чувствует лёгкий аромат алкоголя, хмурясь, но не отстраняясь от возлюбленной. Они стоят в сьедающей их тишине, прерывающийся лишь на тихие всхлипы розоволосой. — Что произошло, Ти-Ти? - Тихо шепчет она ей на ухо, кладя подбородок на бронзовое плечо. Она больше не может так стоять. — Скажи, ты жалеешь, что согласилась стать моей женой? - Ответили ей вопросом на вопрос. Шерил взгрогнула, явно не ожидая такой смены темы их разговора, однако без колебаний и замедлений промолвила. — Нет. Никогда не жалела, не жалею и не буду жалеть. - Твердо сказала рыжеволосая, оставляя поцелуй на чужой шее, как гарант своих слов. Тони отрицательно замотала головой, будто в неверии, продолжая молчать. — Ты могла бы найти достойного мужа, родить от него детей, жить спокойно и мирно в окружении любимых людей. Иметь полноценную семью. - Шерил слышала дрожь в родном голосе. Она понимала, как сложно даются Тони эти слова, но не могла понять, зачем она их произносит. Причины для озвучивания их никогда не было. — Ты права. — Согласилась она, чувствуя, как замерла в нее объятиях розоволосая. — Однако я женилась на лучшем человеке, что я когда либо встречала и знала. На человеке, который заставляет меня чувствовать себя, как за каменной стеной. Который любит меня и заботится, которого люблю и о котором забочусь я. — Тони пыталась выровнять дыхание, стараясь слушать и слышать жену, что казалось неосуществимым. — Все время я мечтаю оказаться в его объятиях, чувствовать уже родной запах его тела, сходить с ума от его прикосновений. Хочу держать его мягкие ладони, гладить его нежные щеки и шептать ласковые слова каждое совместное утро. Хочу утонуть в его руках и чувствать себя безопасно и комфортно. Моя любовь к нему не уменьшается, а лишь растет с каждым годом всё больше, превращаясь в жизненно важную необходимость. Я родила ему двух прекрасных детей и мы усыновили ещё одного. Вместе. Он — мой кислород. Моя крепость, дом и жизнь. Он — часть моей души. И этим человеком являешься ты, Тони. Я ни за что не променяла бы наши отношения на шаблонную рутину с мужем и картинку примерной традиционной семьи. Я люблю тебя. Мулатка медленно оседает в её объятьях, больше не в силах сдержать эмоций. По щекам у неё покатились горячие слезы. Она плакала, потому что не может перестать, потому что, по сути, это её самый худший кошмар смог озвучить собственный сын, выпустив все её сомнения и страхи наружу. Никого не было рядом, кто бы смог ей помочь передумать. Она не может не всхлипнуть, когда к горлу подходит ком, а на нее наконец нахлынывает истерика. Розоволосая ничего не может делать кроме того, как трястись. Ее рот искривился. И вот она уже рыдает. Кричит что-то неразборчивое жене, когда та прижимает ее крепче. Пытается вырваться, но неожиданно сильная хватка не даёт ей этого сделать. — Тише. — Шепчет рыжеволосая одно и тоже, терпеливо дожидаясь, когда мулатка сможет успокоиться. Позволяет выплеснуть ей все эмоции, находясь рядом. Её сердце колотится в груди с неистовой силой. Ей больно видеть любимого человека таким. — Пойдем, милая. Я заварю тебе чай и мы вместе поспим. - Шерил поднимает ее за руки, вновь заводя в спальню. Бронзовые ладони похожи на ледышки, сама женщина продолжает трястись. Не ясно, чем вызвана ее дрожь, колючим холодом или потоком сильных эмоций, накрывших её. Рыжеволосая укрывает жену пледом, протягивая горячую кружку, заботливо предупреждая об осторожности. Она присаживается у изголовья кровати, позволяя возлюбленной лечь на нее, оперевшись спиной о её живот и грудь, обнимая. Шерил наблюдает за тем, как утратившее силы тело розоволосой раслабляется. Тони прикрывает глаза, убирая кружку и ложась на жену полностью, стараясь забыть события этого дня.***
Шерил делает несколько глубоких вздохов и вытирает потекшую тушь, перед тем как осторожно постучать в дверь комнаты близнецов. Она, не желая агрессивно врываться в личное пространство дочери, ждёт некоторые мгновения, так и не дожидаясь ответа. Женщина приоткрывает дверь, не заходя внутрь помещения, вновь стучась, замечая лежащую на кровати Лею. Стук в дверь пугает её, заставляя вздрогнуть. Однако оборачиваться в сторону вошедшего она не хочет, выше поднимая одеяло, укутываясь в его кромешную тьму. — Зайка? — Слышит она обеспокоенный голос. Стоявший на ее прикроватной тумбе светильник загорается, пропуская даже сквозь плотную материю одеяла лучики света. Она моргает, не зная, что уже успела уже отвыкнуть от яркости. Одеяло спускается с её тела, позволяя разглядеть стоявшую напротив маму, изучающую ее. — Зачем? — Раздражённо вздыхает девушка, вновь загребая в руки одеяло. — Я принесла тебе фрукты. — Указывает она на тарелку нарезанных яблок, киви и почищенных мандаринов, стоящую на ее рабочем столе. — Ты в порядке, маленькая? — Спрашивает Шерил, присаживаясь на кровать рядом с дочерью, которая отворачивается от нее к стене, вызывая ещё больше беспокойства. — Все в порядке, мам. Ты можешь идти. — Отвечает Лея, притягивая ноги к груди, сильнее подтягивая одеяло, свернувшись под ним в позу эмбриона. — Почему-то я не верю тебе. — Девушка закрывает глаза, надеясь, что мама все же поймет ее просьбу и уйдет, не поворачиваясь в ее сторону. Она продолжает молчать, стараясь сдержать переполняющие ее эмоции. — Поговори со мной. — Вновь пытается наладить контакт женщина спустя долгие минуты молчания. Ее тон успокаивающий, мягкий. Лея ожидает прикосновений, расслабляясь, когда наконец их получает. Ее утешают лёгкими поглаживаниями по спине, позволяют забыть о том стрессе, что она пережила часами ранее, дают надежду. Лея медленно разворачивается к маме, ложась на ее бедра, накрывая их своими огненными волосами. Она замечает лёгкую, почти незаметную улыбку мамы, утыкаясь ей в колени и свободно выдыхая. — Я знаю, что ты была свидетелем всего, что происходило, того, что не хотела бы видеть. — Шерил говорила тихо, медленно и терпеливо, смотря на дочь. Она словно подбирала более правильные слова, однако была безапелляционно прервана. — Они так кричали. — Поморщилась Лея, переводя взгляд на женщину, удобнее устраиваясь на ее ногах. — Это было дискомфортно. — Понимаю. — Кивает она, протягивая руку и запуская пальцы в рыжие локоны, разбросанные по её бедрам. Шерил начинает мягко перебирать их, заплетая, просто поглаживать. Она дарит ей всю нежность, что в ней есть, показывая дочери свою любовь. — Как думаешь, Оли вернётся сегодня домой? — Лея боится задавать такие вопросы, но ещё больше боится получать на них ответы. — Куда он денется? — Выдыхает женщина, пытаясь улыбнуться. — Мне ужасно страшно, мам. Не думаю, что захочу говорить об этом. — Признается Лея, прикрывая глаза, не в силах больше сдержаться. — Ты всегда можешь рассказать мне что угодно. — Мягко произносит Шерил. Лея широко открывает глаза, не замечая, как её щеки покрылись румянцем. Неужели мама догадалась, что она знала обо всем заранее. Однако наткнувшись на взволнованный мамин взгляд, она глубоко вздохнула, борясь с соблазном признаться во всём. — Я не буду тебя осуждать, маленькая. — Будто прочитав ее мысли, прошептала Шерил, доплетая одну маленькую косичку из ее волос. — Оливер рассказал мне о своих планах и поэтому я не поехала с вами в Гриндейл. Я все знала, но боялась, что если сдам Оливера маме, он меня не простит. — Спешно и сумбурно говорила девушка, прерываясь и заикаясь. Она зажмурилась, ожидая реакцию мамы, остановившей приятные поглаживания по волосам. — Что ж, я могу понять, почему ты поступила именно так. — После долгого молчания отозвалась женщина. Лея чувствовала себя потерянной, видя печаль на лице рыжеволосой. Она резко приподнялась обхватывая шею Шерил руками, утыкаясь ей куда-то в район ключиц. — Прости. Прости. Прости. — Повторяла она, обнимая маму, чувствуя себя самым последним предателем. Шерил слегка отстранилась, заправляя ее волосы за ухо, прежде чем поцеловать дочь в лоб. — Я не обижаюсь, зайка. Просто в следующий раз тонко намекни мне, чтобы я была в курсе. — Посоветовала она, улыбаясь уголками губ. Лея вновь уткнулась в мамино плечо, вдыхая аромат спелой вишни и пергамента. — Я люблю тебя, мам. — Бормочет почти неслышно девушка, не отрываясь от женщины, заставляя её тихо посмеяться. — Я тоже, маленькая. — Приглаживает она ее волосы. Лея вновь ложится на острые колени, укрываясь одеялом. — На ужин будет пицца. — Вдруг говорит Шерил, чувствуя, как сил дождаться вечера почти не осталось. Тем более на приготовление ужина. — Закажем гавайскую? — Предлагает она, с надеждой смотря на маму. — Лучше сырную, в ней нет ананаса. — Морщится кленовая принцесса, замечая пристальный взгляд дочери. — Что ты имеешь против ананаса? — Прищурившись, спрашивает Лея заговорческим тоном. — Что ты имеешь против сыра? — Повторяет Шерил ее интонацию, улыбаясь, когда комната наполняется смехом девушки.***
Уже поздно вечером женщина заходит в комнату Мартина, наблюдая, как малыш крепко спит в объятиях своей сестры. Шерил благодарна дочери за то, что взяла мальчика на себя, пока она не разберётся с общей обстановкой. Она тихо закрыла за собой дверь, после того как поцеловала каждого. Открыв входную дверь и попытавшись бесшумно зайти в дом, Оливер встретился взглядом с спустившейся со второго этажа мамой, которая, заметив его присутствие дома, сложила руки в замок на груди и остановилась. — Где ты был? — Спокойный, но с нотками нетерпения, прозвучал ее голос. Шерил подошла ближе, приглаживая его буйные непокорные кудри, растрепавшиеся на ветру. — Решил прогуляться. — Был удивлен парень той нежности, которую женщина вкладывала в свои действия. Он ожидал совсем другого, возвращаясь домой. — А ты? Недавно приехала? — Он сделал быстрый вывод, понимая, что рыжеволосая была бы в ярости, узнав об его поведении. — Нет. — Она отрицательно покачала головой, глубоко вздыхая и прекращая манипуляции с волосами сына, убрав руку. — Приехала еще днем. — Значит, ты…? — Все знаю. — Прервала она Оливера, продолжив его мысль. — И хочу услышать твою версию всего произошедшего. И ты мне все расскажешь, потому что, поверь мне, я могу быть страшнее Саутсайда. — Предупредила рыжеволосая, отворачиваясь. Оливер туго сглотнул, молча следуя за женщиной в гостиную, где мог устроиться в удобном кресле. Однако ранее домашняя и родная атмосфера теперь давила, заставляя сгорбиться. Шерил, присев на подлокотник дивана, надеясь, что разговор пройдет более чем удачно, внимательно наблюдала за парнем, терпеливо ожидая, когда тот будет готов начать. — Я, кажется, совершил огромную глупость. — Не хотя признался он, изучая свои ноги, боясь поднять взгляд на маму. — Может, мы сделаем вид на пару дней, что ничего не было? Поговорим обо всем позже? — Неуверенно предложил Оливер, явно не желая продолжать сложный для обоих диалог. — Ты же знаешь, что я не могу не реагировать на такое, Оливер. Мы должны разобраться в этой ситуации. И, если ты, конечно, не против, я помогу. Мы в первую очередь семья. — Просто скажи, от шкалы «Мы будем вспоминать об этом и смеяться» до «У меня больше нет мамы» на сколько сильно она злится? — Нервно усмехнулся рыжеволосый, наконец поднимая голову. Он видел в медовых глазах смесь нечитаемых эмоций, чувствуя груз вины еще отчетливей. — Где-то между «Не хочу говорить» до «Но буду громко петь». — Ее губы сжались в тонкую линию, когда сын с сожалением прикрыл глаза, ведя внутреннюю борьбу. — Я сделал это, потому что был уверен, что мама совершила ошибку, предала свою семью, отрекаясь от собственного происхождения. Что, наверное, отвернулась от самых близких в тяжелый момент времени для Саутсайда, выбрав свое благополучие и успешную карьеру. Я так часто слышал нелицеприятные вещи в адрес нашей семьи, что смог поверить в каждое слово. Думал, что смогу так все исправить. Ведь мама сама говорила, дело не в том, что вы знаете, а в том, что вы сможете доказать. — Бормотал Оливер, теребя собственные пальцы. — Я хотел сделать лучше, но получилось как всегда. — Оли, ты должен знать, в любых отношениях между людьми всегда надо помнить, что у каждого своя правда. Некоторые выливают на других ушат грязи под видом правды, хотя это всего лишь чье-то частное мнение, замешанное на обидах и личной неприязни. Я ни в коем случае не виню тебя. Ты еще не в том возрасте, чтобы понимать такое положение дел. — Рыжеволосая говорила мягко, желая успокоить и заверить, что ничего страшного не произошло. Парень же кивал каждому слову мамы, сдерживая предательски рвущиеся слезы. — Я чувствовал обиду и злился, когда видел и слышал о всех тех вещах, что причисляют к маме Тони. Но был рассержен не на тех, кто об этом говорил или писал на трейлере оскорбления, а на маму. — Признался он, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Почему она все это допустила? Почему позволила? Почему все так говорят, на это же точно есть свои причины? Почему?! — Мы с мамой давно уехали из этого места, не желая пересекаться с его жителями. Нам просто за ненадобностью переубеждать людей. Никакого удовольствия и преимуществ. — Мне всегда казалось, что маму волнует все, что выходит за рамки ее контроля. — Пожал он плечами, не зная, что ответить. — Но, это не так. — Шерил насмешливо подняла бровь, довольствуясь смятением сына. — Тони нелегко дался переезд и отказ от всего старого. Однако, ей пришлось принять это решение. Не скрою, отчасти это было из-за меня, моей бескомпромиссной позиции и нежелания иметь будущее, которое пророчил нам Юг и все его составляющее. Однако решение все же приняла она сама. — Ты настояла на этом? — Осторожно поинтересовался Оли, не зная, как отреагирует рыжеволосая на его вопрос. — Нет, конечно нет. Если ты всегда будешь настаивать, что ты прав, то отношения продлятся не дольше шести месяцев. Всегда нужно слушать и слышать друг друга. Мама увезла меня подальше от родительского дома, где было абсолютно невозможно находиться. Я была ей благодарна за это, даже не подозревая, чего ей стоит просто оплачивать мой маленький трейлер, в котором мы жили. Она рассказала мне правду лишь тогда, когда вся ее работа там достигла абсурда. И мы обнаружили, что вся жизнь на юге — просчитанная новой верхушкой система, пропитанная новыми и абсолютно безумными идеологиями. Система была небезупречна, а мы стали её небезупречными слугами. Мама в один вечер собрала наши вещи, и мы уехали. Не самые приятные воспоминания связывают нас с этим периодом времени. — Почему? — По-детски наивно спросил Оливер, полностью погрузившийся в рассказ Шерил. — Затем, что сложно не принять решение, а пережить его последствия. Много кто покидал банду, после тех изменений, что в ней произошли. Но никто не хотел терять рабочую силу, удерживая людей всеми возможными способами. И почти никогда они не были законными. — Мама сказала, что в нее стреляли… Это. — Он на мгновение запнулся, сомневаясь, что хоте знать правдивый ответ. — Это правда? - Шерил вздрогнула, вспоминая все события, произошедшие так давно, но оставившие глубокие шрамы обеим женщинам, что не хотели заживать и забываться. — Я совру, сказав, что этого не было. Но говорить об этом и, тем более, вдаваться в подробности я не хочу. Если Тони вдруг посчитает нужным поделиться с тобой, она обязательна это сделает. Я никто, чтобы рассказывать ее личные трагедии. — Почему она не рассказала об этом раньше? Почему не объяснила свой запрет на появление в Саутсайде? — Сегодня главным вопросом парня был «Почему», что было вполне ожидаемо. Шерил отнеслась к этому спокойно. — А ты почему не рассказал нам о своей заинтересованности? — Была отчетливо слышна ее ирония, заставляя парня нахмуриться. — Она бы меня не послушала! Сказала бы, что я эгоистичен в своих желаниях, и перевела все стрелки на меня! — Внезапно разозлился он, отстаивая свою позицию. — Мама знала, что ты ездишь на Юг по выходным и никак этому не препятствовала, приятель. Так что хватит говорить «она» и обвинять в несовершенных действиях. В первую очередь уважение, помнишь? — Она знала?! — МАМА ТОНИ знала, да. — Сделала женщина ударение на первые два слова, обращая на них особое внимание. — Реакция была иной, будто мама впервые узнала, что я нарушил ее правила. — В действительности все так и было. Мы просили вас с Леей не лезть близко к Саутсайду и Змеям, но определенно понимали, что полностью избежать проблем не получится. Тони позволяла тебе свободно передвигаться, общаться с Фенгсом, однако не знала, что ты захочешь вступить в банду на полные права. — Разве это было не ожидаемо? — Непонимающе, Оливер посмотрел на женщину, теряясь в мыслях. — У тебя и до этого была ее куртка, позволяющая многое. Точнее сказать, все, кроме активного вмешательства в жизнь Саутсайда. Она давала тебе неприкосновенность, возможность посещения всех собраний или иных мероприятий. Куртка являлась неким проводником в ту часть города, которая была до этого неизвестна. Но вместе с этим, она была гарантом твоей безопасности. Все знали, чья она на самом деле, не имея никаких прав на тебя. Но сейчас все может измениться, что пугает нас с мамой. Именно отсюда такая острая реакция на твои действия, Оли. Ты должен быть более осторожен в своих решениях впредь. Мы с Тони не вечны, как и наша защита. — Не говори так. — Прошептал Оливер, чувствуя себя крайне виновато. Он не смог сдержать слез, когда очутился в теплых материнских объятьях. Его руки неуверенно легли на талию рыжеволосой, после чего та прижала сына крепче, оставляя короткий поцелуй на его макушке. — Ненавижу плакать перед тобой. — Искренне сказал парень, пытаясь перестать шмыгать носом, задерживая дыхание. — Я знаю. — Трогательная улыбка украсила ее бледное лицо. Маленький мальчик превращался в мужчину. — Мне хотелось, чтобы ты мог поделиться тем, что я услышала сегодня. При любых обстоятельствах. — Выдохнула Шерил после небольшой паузы, не обращая внимания на намокшее от чужих слез плечо.