Черная меланхолия

      -Молодой господин, вам же просто нравится такой метод работы. Скажете, я не прав?       -Я скажу тебе заткнуться.       -Как грубо.       Дыхание сбито, сбиты костяшки пальцев, покрытые кровавыми несмываемыми пятнами содранной кожи. Бинт змеей скользит по запястьям, цепляясь зубами и оставляя ядовитое жжение. Боль ласкается изнутри, ластится к сердцу, сжимая и окольцовывая.       Считай от единицы до трех — сколько ты сможешь выдержать?       Кейл непроницаемым взглядом упирается сквозь пространство, вместо кривой, где череп Рона, у него пустота из стен. На зубах пелена из ржавчины, горько и отвратительно. Горло саднит, заставляя голос хрипеть.       -Это самый простой способ.       Дворецкий усмехается, соединяет концы бесконечно длинной белесой полосы, почти сливающейся с бледной кожей. Дворецкий скрежещет зубами.       Самый жестокий.       Чуть дрожащие пальцы — пожалуйста, прекратите — касаются чашки, берутся за края, не за ручку, в трепетно-нежной попытке хоть что-то вообще сохранить в этой до нелепости шаткой конструкции.       Чай лимонный проходится бритвой по связкам, и Кейл хмурится, выразительно приподнимая бровь. Рон игнорирует, смотрит все с той же пугающей улыбкой, застегивает пуговицы на рубашке и поправляет воротник, скрывая черные синяки.       Тебе уже даже не плохо — слегка печально.       Кейл вымученно из груди тянет потерявшееся наваждение. План скороспешен, не идеален и даже глуп, выставлен на одних лишь слабостях, на ломких костях чужого истлевшего счастья. Кейл осторожно ступает по могилам ожиданий Чхве Хана, опрокидывая надгробья, стирая надписи.       -Ему можно доверить эту работу?       -Доверить?- Кейл усмехается раззявленной раной поперек лица.- Конечно, нет. Он слишком импульсивен, резок и ни черта не представляет о том, что ему вообще делать.       Рон поднимается, в темноте его фигура напоминает расплавленную по стене черноту, от которой ни трепета, ни шороха не дождаться, поэтому звуки его рта кажутся инородными, жестокими кусками обломанных мечей и выломанных тел.       -Тогда, зачем он вам?       Глаза, искусственно багровые, лениво пожирающие, до основания демонические светятся изнутри меланхолией.       -Когда ты начал задавать столько вопросов, Рон?       Молан делает шаг назад, склоняя в извиняющемся жесте голову, но смотря по-прежнему выжидающе. Его щенок скалится, рычит утробно, пряча под мехом шрамы, губы пересохшие облизывая языком.       И, как и всегда, смотря вникуда, отвечает, перекатывая слова и растравливая предложение:       -Чхве Хан, он... как сорняк, блядски живучий. Так что, если все пойдет не по плану, никем жертвовать не придется.       Рон давит в себе смешок, искренне не понимая: жестокость это или милосердие, и в руках разорванную одежду стискивает. Он помнит тот момент, помнит, как молодой господин улыбался, какими были его слова и смех — колкие, грубые, болезненные, как и он весь. Помнит, с какого момента Кейл начал дышать через раз, призрачные карточные домики перекладывая, с какого момента Кейл перестал заботиться о секундах, чтобы считать мгновения.       Рон помнит, почему это случилось, и склоняет голову, бесшумно и не наигранно, и щенок, его бродячий щенок, носящий на себе срезанную шкуру породистого, кивает уныло и вяло.       -Иди.       Тень исчезает, оставляя другие тени. Бледный лунный свет льется лужами крови на поверхность кровати, и Кейл брезгливо отдергивает от одеяла руку и поднимается, пропуская сквозь зубы стон. Рама распахнутого окна постукивает о стену, создавая ритм, созвучный с сердцебиением.       Боль сжимает изнутри, не позволяя дышать.       Считай от единицы до трех…       -Сколько ты еще сможешь выдержать?       -Заткнись,- Кейл прикрывает глаза, облокачиваясь плечом о холодный камень,- хоть ты прекрати, будь, блять, добр, пожалуйста?       Вопросительная интонация сбивает дракона с толку, и он фыркает, пряча на дне синих глаз нежеланное беспокойство. Кивает, почти незаметно, зная, что его человек обязательно это почувствует. Кейл чувствует, кладет ладонь на мордочку, стоит, не шевелясь, а затем подбирает на руки существо и прижимает его к груди, где сходит с ума от боли сердце.       Так легче. Один.       -Не плачь.       -Я переломаю ему кости.       -Не надо.       -Великий и могучий я не оставит от него и пустого места.       -Не стоит.       Дракон смотрит непонимающе большими слезящимися глазами. Кейл улыбается спокойно и легко, на грани смешанной с пустотой тоски и целует осторожно в мокрый сопливый нос.       Раон чихает. Мило.       -Все в порядке. Так было нужно.       Раон недовольно дует щеки. Все еще мило.       -Я не прошу тебя с ним общаться, просто следи.       -Просто следить после того, как он избил тебя?       Кейл выдыхает, заползая на подоконник с драконом на руках. Бесконечная тьма за окном не прекращается, не моргает и не посылает звезд. Тьма, облачная и пустынная, сверкает в зрачках Чхве Хана и в поступи его тихих шагов. Тьма, так сильно ему необходимая.       -Да.       Раон сопит, пыхтит и ворочается, но больше не спорит, касается прохладной чешуей еще более холодной кожи, рядом с шеей устраивая мордочку. Кейл смотрит на часы, на стрелку, не сдвигающуюся даже на миллиметры, и обреченно всматривается в небо.       Два.       Нет луны, нет звездного пути, ничего нет. Провалы облаков стапливают их же края, образуя смешанные преграды, сталкивая вырванные поперек грудины ребра.       Всего один бокал алкоголя, который я пью...       -Тебя так легко разозлить.       …дороже жизней этих насекомых, вместе взятых.       Рана тянется сквозь бок под ребрами криво и размашисто, как распоротая змея, вычищенная от внутренностей. Кейл тоже пуст. Кейл улыбается, вслушиваясь в стоны ветра среди крон деревьев и тихую дрему Раона.       Три.       Что-то в груди тает, осколками боли сыпется, перехватывая дыхание, и он крепче прижимает дракона к себе.

***

      Его взгляд высокомерен и расслаблен. И Чхве Хан искренне сожалеет, что стоит перед ним на коленях. Его Величество усмехается, схлопывает папку, отбрасывая ее в сторону, и спускается с пьедестала.       Голубые стекла сканируют, съеживают кислород, разъедая вокруг пространство, и Чхве Хан вскидывает голову в жалком метре, желая подавить своей сущностью, но в неясности замирает. В небесных витражах видна злость, на губах — смех, и картина разваливается, так и не собранная в его ладонях.       Умереть проще, чем умереть изнутри.       Альберу Кроссман пялится на него полутрупом. Он, словно в вине вымазанный, пьяный в глазах, несдержанный, но губы подобно лепесткам раскрываются, источая нектар подлинный.       -Чхве Хан, верно?       И Чхве Хан чувствует себя куклой, измаранной в паутине. Вдохни и не выдохни, задохнись от избытка.       Сдохни в моих объятьях.       -У меня есть к тебе дело.       -Не наказание?- он что-то видит, что-то надтреснутое из-за гнева внутри непроницаемой маски и давит сильнее, проламывая панцири заползшим под кожу насекомым.- Я же избил того графского ублюдка. Мне уже доходчиво объяснили, что он не простой дворянин, мм?       Альберу сжимает губы, а затем улыбается едко, и делает шаг вперед, касаясь широкой ладонью подставленной шеи. И Чхве Хан видит сумрак в ставших черными стеклах.       Они близки, они очень близко, недопустимо. Кейла Хэнитьюза и Альберу Кроссмана, возможно, ничего, кроме тел, не разделяет.       Чхве Хан только отголоски любви помнит, но боль чувствует, если ее направить. А Его Величество хватается за оба конца, делая то, что непозволительно, и для чего-то чертя границы.       -Так этот выродок подстилка Его Величества?       Тонкие холодные пальцы смыкаются сильнее, давят, сонную артерию причеканивая. Глаза Альберу полны злобы, непреодолмой тоски, которую не задеть — захлебнуться.       -Я передумал,- Кроссман наклоняется ближе,- сделки не будет. Ты поможешь мне в обмен на свою жизнь, так устраивает?       Чхве Хан синими губами улыбается.       -И чем же я помогу?- он сквозит ядом, желчью из глубин пустых ожиданий.       Его Величество отпускает руку, но с места не двигается. Смотрит взглядом, в котором уже ничего разобрать нельзя, и пускает шепот в пространство между телами.       -Тебе ведь нравится бить плохих парней, верно?       Чхве Хан изгибает бровь недоверчиво. Улыбка Альберу превращается в провал между облаками.       -Тех, кто нападает на родных и близких тебе людей? На тех, кто ни в чем не повинен, кто слаб и беспомощен, но все равно пытается выжить?       Ладонь Его Величества скользит между строчками, и мечник понимает забытым чувством, что ему протягивают руку.       -Можешь мстить, убивать, разрушать. Я даю тебе это право.       -Но?       Чхве Хан ощущает ледяные оковы в местах, где его коснулись пальцы, облаченные в костяные перстни.       -Не смей трогать Кейла Хэнитьюза.