А я скучал

      Только стоило Осаму закончить свою фразу, он тут же был довольно грубым образом схвачен за горло, одновременно с чем притянут вниз со словами:       — Ублюдок! — речь об умышленном поджоге квартиры мгновенно справились со своей задачей «разбудить», но побочным эффектом послужила прямая угроза жизни и здоровью Дазая.       Правда, весь настрой на избиение идиота, который, очевидно, нашел откровенное издевательство над человеком забавным занятием, был сбит сразу после осознания всего произошедшего. Ведь проснувшись, Чуя не сразу смог проанализировать сложившуюся ситуацию. Более того, события сна и реальности из-за резкого пробуждения смешались и потребовалось еще около полминуты, чтоб привести мысли в порядок, разложив в голове все по своим полочкам.       За тот короткий промежуток времени, проведенный за гранью этой реальности, он успел чуть ли не трижды, а то и четырежды переосмыслить свое отношение буквально ко всему, включая Осаму. При том происходящее вовсе не казалось видением, или чем-то вроде того. Не было даже мысли о сюрреалистичности складывающейся вокруг картины. А теперь оказывается, что все, все, что было пережито, все эмоции в диапазоне от гнева до абсолютного разочарования во всем одушевленном и не очень, что испытал Накахара — идиотский розыгрыш? Что ж, отлично. Просто замечательно.       — Я, конечно, не настаиваю, но может опустишь меня наконец?       Не говоря ни слова, Чуя оттолкнул от себя недо-шутника, встал, чуть пошатываясь, повернулся в противоположную от Осаму сторону и опустил взгляд вниз, дабы исключить возможность пересечься с Дазаем.       Не хотелось никуда идти, не хотелось даже думать о чем-либо. Единственное желание — «лечь и бездумно смотреть в потолок» и то было невыполнимым. Настолько сильным было чувство душевного опустошения, захватившее его. Но действовать хоть как-то все же нужно. А лучшая тактика — отступление.       — Эй, погоди. Слушай, я действительно кретин. А раз я это признал, тебе нет смысла дальше злиться на меня, верно?       Неужели этот идиот всерьез считает, что причина такого состояния Чуи исключительно в этом? Да как бы не так.       — Серьезно, кончай дуться. — Осаму положил руку чужое плечо, чем вызвал негодование, впоследствии сменившемся странным чувством спокойствия и какой-то защищенности. — Я, на минуточку, первый раз в жизни признаю, что был неправ. И что в итоге получаю в ответ? Ничего?       Очевидно, под «ответом» подразумевалось прощение. Даже несмотря на то, что Чуя уже не просто пришел в более-менее нормальное состояние в плане настроения, а уже успел забыть практически все произошедшее во сне, как-либо отвечать на подобную попытку извиниться Накахара не планировал — много чести будет.       По правде, ему и самому не особо-то и хотелось дальше стоять, тупить и молчать. Да и с логической точки зрения, разводить драму из-за какого-то сна по меньшей мере глупо. К тому же, по непонятной причине, Дазай видимо искренне хочет извиниться.       — Значит так, — Накахара развернулся к Осаму, а его тон сменился с прежнего на более уверенный, — хочешь прощения, значит? В таком случае с тебя эспрессо, двадцать йен и вишневый творожок.       На самом деле, та фраза задумывалась как откровенный стеб, но…       — Хорошо, — Дазай аж просиял, услышав это, — пошли, будет тебе эспрессо с творожком.       — Деньги сначала отдай, скумбрия ты недоделанная, — стоило реплике закончиться, оба парня залились громким смехом.

***

      — Чуя! — раздался голос из спальни.       — Чего тебе?       — Подойди сюда. Это срочно.       Накахара нехотя поднялся из-за стола, так и оставив кофе остывать, и направился в комнату. Там, с совершенно растерянным видом, над грудой шестеренок, погнутых пружин, разбитого стекла и прочего хлама, стоял Осаму.       — Боюсь даже спрашивать, что это?       — Это будильник.