Паническая атака

      Риза будит стук собственного сердца. Он его оглушает.       Что случилось? Что происходит?!       Вдохнуть никак не получается. Он хватается за грудь, изо всех сил сжимая тонкую ткань пижамной рубашки. Внутри колет, словно булавки вонзаются в его органы. Так больно.       Что с ним?! Он умирает?!       Ему бы позвать на помощь, закричать, но он и звука из себя не может выдавить. Горло будто удавкой сдавило, голос его не слушается. Нужно бежать. Бежать и прятаться, как он привык. Вскочить с кровати и вылететь пулей из спальни. Но все тело словно окаменело. Почему?! Да и куда же ему бежать?..       Да что же это внутри так болит?!       Он прижимает руки к горлу в очередной безуспешной попытке сделать вдох, подтаскивает колени к груди, скручивается в один болезненный комок страха, плотнее зажмуривает глаза.       Поэтому он не видит, как за его плечом отрывается от подушки чужое сонное лицо. Не слышит, как обладатель красного следа от простыни на щеке хриплым после сна голосом зовет его по имени. – Ризи?       Он даже не чувствует, как его хватает за плечо широкая грубая ладонь, как неуверенно встряхивает его, прежде чем с силой потянуть на себя и перевернуть на спину. Еще не до конца очнувшийся ото сна мужчина тут же вскакивает на кровати, перекинув через него ногу, нависает над Ризом, жестко отнимает руки от горла и, волнами источая тревогу, пытается заглянуть в лицо парня. – Открой глаза, тыковка. Сейчас же, открой глаза!       Риз слышит знакомый голос. Чувствует тяжесть чужого тела на кровати перед собой. Чувствует стальную хватку на своих запястьях, даже на робо-руке. Мысль, только что посетившая его непомерно сейчас тяжелую голову, маячит где-то на периферии сознания и никак не может пробиться к нему сквозь плотное облако паники. Риз не может понять, что от него хотят.       Но и ослушаться этого голоса он не может.       Глаза открывать трудно. Почти так же трудно, как пытаться вдохнуть, но легче чем вырваться из хватки чужих рук. Поэтому у него получается.       В полумраке спальни Риз еле различает перед собой черты чужого лица.       Кто это? Кто перед ним?!       Зацепиться взглядом хоть за какую-то деталь не получается. Скулы, прямой нос, острый подбородок, но вместе никак не собрать. Перед ним, кажется, человек. Или кто-то очень похожий на человека. Он, кажется, даже красивый.       В этот момент загораются легкие. Риз мечется по кровати, выгибается и скручивается в чужой хватке, снова и снова пытаясь впустить в себя спасительный кислород. Стальные тиски на его запястьях как будто разжимаются, и он тут же в беспамятстве начинает хвататься за все в пределах его досягаемости. Он успевает пару с силой ударить подлокотник кровати и человека перед собой, но этого даже не чувствует, не улавливает чье-то возмущенно-удивленное «Ауч-ай-ау».       Зато он чувствует широкие жаркие ладони на своем лице. Чувствует, как его голову силой поворачивают прямо. Чувствует, как все его тело встряхивают, словно тряпичную куклу. А еще он слышит новый приказ. – Посмотри на меня, кексик! Посмотри на меня сейчас же!       Риз с трудом останавливает мечущийся по комнате взгляд на лице напротив. В полутьме эти глаза кажутся ему одного цвета. И это странно. Он прекрасно знает, что они разные. Левый - зеленого цвета, а правый - голубой. Такие у Джека глаза.       Осознание дается ему чертовски тяжело, словно он на своих плечах поднимает планету. Но он ее поднимает. И дышать становится легче. – Д-джек?.. Джек! – он еле шепчет, тихо хрипит, и его сорванный голос эхом отлетает от стен.       Мужчина перед ним страдальчески закатывает глаза, изо всех своих немалых душевных сил стараясь скрыть отступающее сейчас волнение, и опустив голову шумно выдыхает куда-то Ризу в грудь. – То-то же.       Риз снова может дышать, пусть каждый вздох и отзывается в груди болью, и его все еще трясет, как лихорадочного. Чувствуя это, Джек отстраняется, убирает руки от его лица и усаживается между, по его неоднократно озвученному мнению «просто непозволительно длинных», ног Риза. – Давай, иди сюда.       Джек протягивает к нему руки, и парень еле находит в себе силы, чтобы схватиться за его обнаженные плечи. Мужчина придерживает его под поясницу и сам сажает к себе на колени, смыкая за тощей спиной кольцо сильных рук, прижимая Риза к себе. А тот держится за него, как утопающий, потому что только что он и правда тонул.       Риз жмется к нему теснее, даже через пижамную рубашку чувствует чужое тепло, утыкается у горячую голую шею, с каждым новым вдохом все яснее чувствуя чужой запах: дыма, соли и пота, его собственного кондиционера для белья и самого дорогого и терпкого гиперионского одеколона. Запах Джека. – Ну вот, тише. Да ты холодный совсем, мистер паника, – Ризу, привыкшему слышать этот голос по каждому эхо-передатчику и громкоговорителю на Гелиосе, все еще непривычно, когда Джек говорит вот так, полушепотом, но тот тут же добавляет громче, обращаясь к ИИ спальни, – Кондиционер, поднять температуру на полтора градуса.       Чуть слышно загудела система внутреннего обогрева. А Джек продолжал также почти шепотом. – Ты пробовал когда-нибудь мясо морозного мордоплюя, детка? Громадная такая хреновина из Пандорской глуши. Так вот эти ребята могут выдерживать просто чудовищно низкие температуры, мне как-то притараканили голову одного такого, ну и здоровый он был! Интересная, конечно, штука, но вот мясо у них.. буэ, как самый последний….       Он продолжал говорить, но Риз больше не старался разбирать слова. Кровь все еще туземными барабанами стучала в ушах, мысли плавали в голове словно в густом бульоне, но Риз постепенно начинал различать их очертания. В одном он был уверен точно — он не умирает. Пока он слышит у себя за спиной мерную болтовню Джека, пока чувствует, как теплые пальцы перебирают его растрепанные волосы, пока чувствует тепло его кожи своей — он в порядке.       Проходит много времени, Риз не знает сколько, колени Джека, должно быть, уже изрядно затекли. Сам он, кажется, пришел в себя и, как только это произошло, его волной захлестнула смертельная усталость. – Ну что, пирожок?       Риз нехотя отстраняется настолько, насколько позволяют чужие руки за спиной, и сонно и виновато хлопает глазами, глядя мужчине в лицо. – Больше не страшно?       Джек смотрит на него в упор, и парень виновато опускает глаза. – Больше нет. – Ну вот и отлично, – голос мужчины становится ниже, руки начинают медленно скользить по худощавой спине, забираются под рубашку. – Знаешь, – Джек снова придвигается ближе, горячо выдыхает Ризу в шею, туда, где на ней красуется концентрическая татуировка, Риз знает, что Джеку она нравится, – ты выглядишь так нелепо: весь растрепанный, хлопаешь тут своими глазками - такой милый, что я просто не могу, не имею права, не вытрахать из тебя всю эту милоту к чертям, пока ты не станешь самым развратным и грязным способом молить меня о пощаде.       У Риза снова перехватывает дыхание, но это совсем другое чувство.       Когда губы Джека замирают в миллиметрах от его кожи, Риз шумно сглатывает, но не отстраняется ни на дюйм. Его руки все также сжимают чужие плечи. Краем в момент снова помутившегося сознания он улавливает приглушенный смешок. – Но не сегодня, – Джек тяжело плюхается лицом прямо в подушку, одной рукой утягивая Риза следом, заваливая его на спину.       Услышав его возмущенный возглас, мужчина поворачивает голову в сторону парня, и, устало хмурясь, выпячивает нижнюю губу, передразнивая его. – Ой-ой-ой, попробуй так с утра на собрании гендиректоров поканючить, может что и обломиться. Ты видел вообще, который час? С твоими истериками времени даже на сон не остается, какой уж тут секс! Совсем меня вымотал.       Риз на это только тихо смеется, уставившись в потолок, придавленный тяжелой рукой, но боковым зрением замечает, что Джек тоже улыбается. – Все, спим, срочно! – бурчит под его боком мужчина, – Как-нибудь потом тебя за все мои потраченные нервы отымею. – Хорошо-хорошо, – мурлычет в ответ Риз, поворачиваясь к нему спиной, чувствуя, как Джек посильнее перехватывает его под ребра и прижимает лопатками к своей груди.       Риз накрывает его теплую руку своей и, уже засыпая слышит сонный голос над ухом. – Нам нужно что-то делать с этими твоими ночными ужасами. А то это может еще ой-как аукнуться.       Риз отвечает, не разлепляя глаз. – Мм? О чем ты? – Подумай сам, кексик, – его голос становится серьезным, и Ризу это не нравится, – Что может случиться с компанией, если ее гендиректор совсем перестанет спать по ночам из-за таких вот выходок, а? – Что ты имеешь ввиду? – он решительно не понимает, – О какой компании ты говоришь?       Голос Джека перестает быть сонным. Он твердый, как эридианские скалы. Теплое дыхание щекочет ухо, а голос раздается прямо над ним. – О твоей компании, – теперь он звучит сразу отовсюду, – Об «Атласе», Ризи. «Больше не страшно?»       Риз подскакивает на кровати, хватается рукой за влажные и абсолютно холодные простыни, другой сжимает на груди насквозь промокшую пижамную рубашку.       Но боли нет. Он дышит. Он точно не умирает. Он живой.       Он Риз Стронгфорк - генеральный директор и безраздельный владелец корпорации «Атлас». И в своей директорской спальне об абсолютно один.       Риз поднимает глаза на свою собственную трофейную стену, туда, где висит его сертификат на владение компанией, пара памятных вещиц из Хранилища Путника, вырванный им самим много лет назад эхо-глаз. Он обводит взглядом всю свою просторную комнату на верхнем этаже нового Атласовского штаба и шумно выдыхает. Он оглядывается на часы у кровати – раннее утро, потом устало трет воспаленные глаза, проводит рукой по лицу, привычно натыкаясь на собственные шикарные усы. Через пару часов уже вставать, нужно будет успеть подготовиться к собранию гендиректоров.       Риз падает на подушки и шепчет, отвечая сам не знает кому: – Больше нет.       Еще несколько минут он бездумно смотрит в потолок, а потом засыпает.       Он уже не слышит, как кондиционер приглушенно пиликает, возвещая о том, что температура в комнате повысилась ровно на полтора градуса.