Её глаза цвета сапфиров...

      Римус вошёл в пустую гостиную и упал на кровать. Он больше не мог оставаться там, в Выручай комнате. Почему то было так странно, непривычно, даже больно смотреть на Джеймса и Лили. Но почему? Почему? Казалось, найти ответ на этот вопрос просто невозможно.       Мерлин! Римус запустил пальцы в волосы, ещё сильнее взъерошивая их, что происходит? Что с ним происходит? Неужели он стал таким эгоистом?       Люпин всегда спокойно смотрел на Джеймса и Лили, что изменилось? Почему вся радость за друга сменилась странной болью?       Римус снова обвел взглядом пустую спальню. Всё, как обычно, а чего он ждал? Всё те же незаправленные кровати, горы фантиков, метлы Джеймса и Сириуса, чемоданы, кучи одежды. Уже привычный бардак. Но кое что всё-таки было не так. На подоконнике Римус вдруг заметил блокнот. Да, тот самый блокнот, который постоянно таскает с собой Элис. Видимо девушка забыла его после очередного визита к мародерам.       Не долго думая, Люпин вскочил на ноги, подбежал к подоконнику и схватил блокнот. Он не думал о правилах, о просьбах Джейсон, ему просто было всё равно. Его словно разъедало странное желание открыть, увидеть.       И Римус открыл. С первого взгляда стало ясно. Это не блокнот, личный дневник.       Идеальные ровные строчки. Аккуратно введённые буквы…       Никогда я не могла подумать, что буду вести личный дневник, но меня просто переполняют эмоции. Здесь не будет глупых описаний моего дня или чего-то подобного. Только самое важное. И да, если вы держите с руках этот дневник, значит либо вы очень много для меня значите, либо взяли его без спроса. Если второе — прошу одуматься и положить его обратно. Элис Джейсон.       Последняя фраза чуть не заставила Римуса действительно убрать дневник куда подальше. Но желание узнать всё равно пересилило. Парень открыл первую страницу.       Никогда, никогда Римус не видел ничего подобного. Обычными цветными карандашами… Это просто шедевр! Большой зал, все четыре факультетских стола и стол преподавателей, табурет с распределяющей шляпой… Всё, как на яву. Будто это вовсе не рисунок.       Хогвартс. Здесь слова излишни. Невозможно передать словами, что я чувствовала…       Римус перевернул страницу. Здесь была изображена Гриффиндорская гостиная. Потом спальня девочек, библиотека, кабинеты, лестницы, пейзажи из окна, озеро, запретный лес, в общем, все самые значимые места Хогвартса. И всё так прекрасно…       Римус медленно переворачивал страницы, рассматривая каждую деталь каждого рисунка. Его пальцы скользили по неровной бумаге, и это странное ощущение, как тогда в больничном крыле, снова накрывало его. Эти рисунки словно передавали странное тепло, необъяснимое, но приятное.       После зарисовок Хогвартса, пошли портреты учеников. Первый, конечно, портрет Лили. Ей всего одиннадцать, первый учебный год. Приятная, лёгкая улыбка, весёлые глаза, спадающие с плеч огненно-рыжие локоны.       Моя лучшая подруга. Да, на самом деле мне сложно заводить друзей. Мне легче одной, я как то привыкла. Но Лили, она другая, она особенная. Она понимает. С ней легко и спокойно.       А потом портреты других девчонок. Алиса Мерфи, Марлин МакКиннон, и ещё многие Гриффиндорки с её курса. Под каждым портретом записи, но уже более холодные и короткие.       Римус рассматривал каждый рисунок, по несколько раз перечитывал строки, написанные четыре года назад её рукой, её пером. Это приносило странное, неподдельное удовольствие.       Портреты Джеймса и Сириуса. Конечно, как же без них. С самого первого курса — звезды Гриффиндора. Пусть им по одиннадцать. Они ни капли не изменились. Всё те же взъерошенные волосы Джеймса, та же ухмылка Сириуса.       Самые популярные первокурсники Гриффиндора. Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Если честно, они слишком заносчивые и самовлюбленные. Лили тоже так считает.       Римус улыбнулся, читая эти строки, вспомнил, как безуспешно старался Джеймс привлечь внимание Лили на третьем курсе.       Портретов было довольно много. Римус переворачивал страницы и… Наткнулся на свой портрет. Это было так странно. Видеть себя в одиннадцать лет в чужом личном дневнике. Лёгкая улыбка на лице, но вид запуганный и отстраненный. Римус сразу вспомнил прошлое. Ужасное прошлое без Мародеров, одиночество…       Записи под портретом не было. Да и что можно написать, если Люпин тогда был закрытым и почти не показывался никому на глаза?       Описание некоторых важных дней, зарисовки важнейших событий, а потом второй курс. Также первый рисунок — Большой зал. Римус нашёл за столом и самого себя. Уже рядом с Сириусом, Джеймсом и Питером.       Второй курс не особо отличался от первого. Разве что рисунки стали ещё прекраснее и профессиональнее.       А вот третий…       Начиналось всё вполне обычно. Вполне. Большой зал, гостиная, несколько портретов, матч по квиддичу, а потом… Римус в очередной раз перевернул страницу. Самый обычный урок Трансфигурации, вот только на первом плане он сам. Да, именно он, не Лили, не МакГонагалл. Это было странно. Ещё более странно, чем первый портрет. Ощущение тепла усилилось раз в десять, вот только объяснений Римус так и не мог найти.       Следующая страница, и… Снова. Снова он с сумкой в руках, в гостиной Гриффиндора, полубоком. А потом снова… Портрет, уже приближенный. Волосы, раскиданные по лицу, лёгкая улыбка, весёлые глаза. Он же, входящий в кабинет зельеварение. Все мародеры в гостиной, но на переднем плане снова он. Матч по квиддичу, вот только уже не Джеймс над полем и не ликующие трибуны. Он в Гриффиндорском шарфе и с плакатом в руках.       На каждой странице лишь его портреты, в разных местах, с разными людьми, но везде он, а потом… Потом страница текста.       Сердце учащенно забилось, ладони сразу стали мокрыми. Римус устремил взгляд на идеально ровные буквы.       Что со мной происходит? Я только его замечаю, я только его рисую. Почему? Почему, когда он проходит мимо сердце готово вырваться из груди, почему я не могу оторвать от него взгляд, почему я боюсь заговорить с ним, почему его улыбка сводит меня с ума? Многие девчонки бегают за Поттером и Блэком. Звезды Гриффиндора, хулиганы, знаменитости. А я смотрю на него, а он меня даже не замечает. Порой так хочется подойти, поговорить, или просто сделать так, чтобы он посмотрел на меня, но я не могу. Я понимаю, что это значит, но боюсь признаться себе, боюсь написать. Ладно, всё. Аааа, нет. Ну, он красивый, спокойный, добрый, весёлый… Я не могу описать словами, какой он. Не такой, как остальные. Необычный. Так, всё. Я признаюсь себе. Я люблю Римуса Люпина.       Сердце билось с неимоверной скоростью, голова закружилась, блокнот выпал из рук. Римус упал на кровать, закрыв лицо руками. Он понял, он всё понял.       Он понял, что за странное чувство было в её глазах, понял, почему Лили предложила ему пригласить именно её, понял… Понял, то странное чувство, то тепло, то наслаждение. Понял, что произошло в больничном крыле. Понял Джеймса и Лили. Он словно открыл какую-то дверь к которой никак не мог подобрать ключ. Открыл и вошёл в новый мир.       Он понял, почему так приятно находиться рядом с ней, тонуть в её глазах. Он понял, что любит Элис Джейсон.       Он понял, что такое любовь…       Каким же он был придурком? Сказать, чтобы она забыла, сказать, что они друзья. Как же это глупо! Идти против собственных чувств. Теперь, когда он открыл странную дверь в сердце, любовь вспыхнула с новой силой, и вместе с ней вспыхнула боль. Боль от того, что он отстранил, отдалил её, сделал не больше, чем подругой, разбил её сердце, и вместе с тем и свое. Может простит. Она то скорее всего простит, но как сказать ей это? Как?       Римус дрожащими руками поднял дневник и снова раскрыл его, сразу на пятом курсе. Он должен был понять, что она чувствует.       И снова рисунки, ещё более прекрасные… Римус остановился на записи, сейчас они были важнее.       Он пригласил меня! Он пригласил меня на Святочный бал. Оооо, я так счастлива, это лучшее, что могло со мной случиться. Он был так близко, он говорил со мной, он смотрел на меня…       Нейтон травмирован, были отборы нового охотника на один матч. Я буду играть в сборной Гриффиндора!       Марк спас мне жизнь…       Эту запись Римус пропустил, Элис говорила ему всё вживую тогда, в больничном крыле.       Ну почему именно сейчас? Я пропущу бал, мне не разрешили пойти. Я упускаю свое счастье.       Я не напишу ничего об этом вечере. Ничего. Ничего не передаст моих чувств. Ничего.       И всё, больше никаких записей, снова рисунки, снова портреты, наброски. Одно единственное слово: «Друзья».       Это слово болью отдавалось где-то в сердце. Друзья. А ведь именно он сказал это проклятое слово. Скрипнула дверь. Римус быстро спрятал дневник под подушку.       В спальню вошли Сириус, Джеймс и Питер. Петтигрю, видимо, не особо понимал в чем дело и что вообще происходит. Сириус и Джеймс же смеялись, кричали что-то, но Римус не слышал их, он ничего не слышал и не видел. Перед глазами мелькали воспоминания того вечера в больничном крыле. Только сейчас он понял, насколько счастлив был в тот вечер…       А Мародеры тем временем легли и погасили свет. Римус тоже лёг, и, несмотря на все чувства и переживания, сразу заснул. Словно странное тепло, исходящей из дневника, успокоило его.       Тепло любви…