Брови

Красивый. Артемий мягко улыбнулся. Так, уголками рта, но улыбнулся, из-за чего на лице мигом повылезали морщины, которые не удалось скрыть за зарослями светлой щетины. И брови красивые. Не у него. У Дани. Тот был его полной противоположностью, особенно внешне: носил черное, и глаза у него черные, и волосы — все черное. Включая брови. Широкие, жестковатые, с расплывчатой формой, если приглядеться, ибо тот не нагружал себя такой вещью как уход за собой: он не корректировал их и не выщипывал лишнее, оттого по краям, особенно там, где нос ближе, торчали в разные стороны темные тонкие волоски. С виду тонкие, но на самом деле у Дани волосы на лице и теле в целом намного толще тех, что растут у Артемия. И их лучше видно. Даже там, внизу. Но ему нравится. Очень. Но больше ему нравятся брови. В их первую встречу Артемий смотрел именно на них. Это не какая-то столичная мода, как мог докопаться Даня, это внезапная заинтересованность, переросшая по итогу в то, что они лежат в одной постели, проведя вместе ночь. Артемий проснулся раньше (хотя обычно случается наоборот) и то поправлял одеяло с даниной стороны, то волосы ему же, растрепавшиеся во время сна. То лицо гладил. Лоб, подбородок, щеки, шею — касался светлой кожи мозолистыми пальцами так легко и нежно, так невесомо, как если бы сжимал в руке скальпель и был готов сделать разрез в миллиметре от жизненно важного органа. А еще он приглаживал брови. — Еще не надоело, Бурах? Даня проснулся. Зевнул, подтянул одеяло к лицу, не открывая глаза, и оказался поцелован в теплое веко левого. — Не надоело что? — Издеваться над моим бровями. Артемий, шумно дыша через нос, чмокнул веко снова, хотя целился в бровь. Смахнул волосок, упавший оттуда, с щеки Дани и усмехнулся. Пасмурное осеннее утро, за окном мычал купленный недавно рогатый бычара. Не хотелось вылезать из постели. — Я не издеваюсь. Они мне нравятся. — Я заметил… хватит! Хватит меня слюнявить! Красивый. И брови красивые.