Затерянные

-Раз, - женский смех прорезал темноту. Он был неестественно громким, больно бил по ушам, приводил Пашу в состояние животного ужаса, в котором ничего не ощущается, кроме паники. -С*ка, где ты? - парень вертел головой, зажав ладонями уши. Слишком много звуков и посторонних шумов. Где-то кто-то скребёт когтями по стеклу. Где-то бьется посуда. Шорохи, скрипы, хлопки дверей. -Два... - перед лицом что-то быстро пронеслось и растворилось в темноте. Паша плюнул на погоню и рванул к лестнице, но подскользнулся и сильно приложился головой. Это оказалось слишком. -Три, - прошелестело над ухом, и сознание померкло. Сумерки. Холодно. Он уже и забыл, когда ему в последний раз было тепло. Шелестит трава. От росы промокают кроссовки. Паша бредёт по тропе - единственной в поле зрения. Он не знает, куда, и не знает, зачем. Просто нужно идти. Жизнь - это маршрут. А живым почувствовать себя очень хочется. Страсть, как хочется почувствовать себя живым. Наш путь с самого рождения и до кладбищенской ограды - это дорога из пункта А в пункт Б, сколько бы ты ни выбирал маршрут, и куда бы не свернул. Лесополоса кажется мертвой. Ни пения птиц, ни шороха листьев, ни скрипа ветки на ветру. Да и ветра, кажется, тоже нет. Только холод. Могильная стылость. Вдруг, глаз выцепляет в привычной картине нечто, не выписывающееся в обстановку. Паша ещё не понимает, что видит перед собой, а сознание пытается осмыслить проржавелую металлконструкцию, выступившую из неоткуда. Больше всего конструкция напоминает стальную решетку. Нечто среднее между ЛЭП и забором под напряжением из какого-нибудь высокобюджетного фантастического фильма. От странной конструкции не просто веет теплом. На ум просится другое слово - фонит. И как бы ни было холодно, а приближаться к проржавелой бандуре не хочется совсем. Это не то тепло, о которое можно погреться. Какое-то не уютное оно, враждебное. Холод доставляет дискомфорт, но от него хотя бы не веет опасностью. Он не причинит вреда, только не удобство. А эти частички огня хочется стряхнуть со своей кожи, но они не стряхиваются. Въедаются намертво. Проникают насквозь, в самые глубины твоего организма. Оседают в костной ткани, в мышечной, в органах. С той самой секунды, как они попадают в твои внутренности, ты - труп. Просто пока ещё не понял этого, и оттого ходишь, дышишь, делаешь вид, что живой. -Ты похож на моего мужа. Голос заставляет вздрогнуть, обернуться и отпрянуть. Потому что за спиной стоит она - кассирша заправочного магазина. Только лет на десять моложе. Счастливая, свежая, юная, у которой вся жизнь впереди. И ничем - ничем! - не напоминает она ту мрачную, потрепанную жизнью тетку, которая сегодня торопила их с Лёхой в очереди. -Кто ты? -Неважно. Важно, кто ты. -А кто я? -Не знаешь? - в её глазах мелькнула грусть. -Мне казалось, что знаю. -Крестись. -Что? -Когда кажется, креститься надо, - посоветовала женщина. -Когда крестятся, видения исчезают. Ты исчезнешь? - спросил Паша. -Нет. Я не исчезну. -Чего ты хочешь? -Хочу сказать, что ты похож на моего мужа. -А где твой муж? -Под тобой. Паша посмотрел себе под ноги, но ничего не заметил, кроме земли, сквозь которую пробиваются молодые ростки травы. Сейчас не лето, иначе их уже спалило бы солнце. Сейчас не ранняя весна, потому что снегом и не пахнет, а земля только-только прогрелась, очнулась ото сна. -Апрель, - словно прочитала его мысли девушка, - Ранний апрель. Время ожиданий. Вот и мы с мужем ожидали. Ожидали тепла, мая, праздника, лета, отпуска, поездки на море и к родителям на дачу по выходным. Мы думали, у нас вся жизнь впереди. У меня и у него. Мы были живыми, Паша. Сейчас мы ещё живы. -А потом? - парень с трудом подавил позыв сглотнуть, а руки, сунутые в карманы, дрожали. -А потом была вспышка. И нас не стало. Но мы ещё не знали об этом. Мы ходили по родному городу, строили планы на будущее, ещё не представляя, что его у нас нет. Чуть меньше пятидесяти тысяч человек наивно мнили себя живыми, а на самом деле... - она рассмеялась, - На самом деле все они были трупами. Такую смерть подарила нам полынь. -Полынь... Чернобыль... Но ведь многие живы до сих пор! - запротестовал парень. -Нет, - она грустно качнула головой, - Не живы. Думают, что живы. А полынь внутри них. Она убивает. Медленнее, чем нас, но все равно. Никто не задержится на грани. В тот день мы все оказались приговорены. Это ты приговорил нас, Паша. За что ты нас приговорил? -Меня тогда ещё на свете не было! - вскрикнул парень, холодея от ужаса. -Какая ирония... Кто-то годами вынашивает планы по уничтожению себе подобного, а тебе не нужно было даже рождаться, чтобы отправить в небытие целый город. Посмотри себе под ноги, Паша. Внимательно посмотри. Он послушно опустил взгляд. Вдруг, земля пришла в движение. Она взмокла, забурлила и мерзкой жижей разлилась в стороны, чтобы обнажить то, что скрывалось под толщей грунта. Парень зажал рот рукой и отпрыгнул в сторону, не желая смотреть на то, что когда-то давно было человеком. -Что, противно? - спросила женщина и вдруг за мгновение приблизилась к нему и вцепилась когтями в ещё пока не пострадавшие плечи, - Тебе противно? А ты смотри! Смотри на то, что ты сделал! Это для тебя чужие кости! Чужие гнилые кости! Тебе противно! Тебя тошнит! А для меня эти кости - самые родные на свете! И это ты оставил меня без него! Ты! Ты! Паша! Паша! *** -Паша!!! Паша!!! - по стеклу долбили кулаком. Парень медленно открыл глаза и понял, что лежит на лестнице на выходе из подсобки. Дверь открыта настежь. А стекляшка - напротив, заперта. Паша встал и на негнущихся ногах поплёлся наверх. За окном, яростно светя фарами, притулилась знакомая волга. Гоша и Настя стояли рядом с ней, уставившись в планшет. Лёха бросил долбиться в дверь, и начал колотиться в окна. -Я здесь! - крикну ему друг и сам подскочил к двери, но тут же осознал всю бесполезность своих попыток - закрыто намертво. -Отойди! - проорал Лёха, - Я сейчас разобью окно! -Штрафанут! -Да? У тебя есть другие варианты? - вызверился друг, и Паша сдался на милость победителя. Под ногами Лёхи валялся осколок кирпича. Он поднял его, взвесил на ладони и запустил в стекло. Раздался грохот, во все стороны брызнули осколки. Лёха принялся ногой добивать изошедшую трещинами некогда прозрачную панель. -Сейчас, дружище. Сейчас. Сейчас я тебя оттуда вытащу. Паша начал ему помогать, но порезался об острый край, и благоразумно отошёл подальше. Наконец, в стекле появилось достаточно места, чтобы Паша мог пролезть наружу и не пораниться при этом. -Нашли? - спросил он первым номером, оказавшись на свободе. -Нашли, - успокоил его Гоша, - Правда не поймали. Зато мы знаем, куда он направляется завтра. -Отлично, - в сердцах Паша сплюнул, - Мы за вами, вы за нами, так и бегаем кругами! -Ты лучше расскажи нам, что здесь произошло! - вскинулась Настя, - Почему ты оказался запертым в стекляшке? Почему не выбрался оттуда? Почему не услышал нас? Мы уже полчаса тут орем! Паша застыл. Объяснить? А как такое вообще можно объяснить? Он устало и затравленно посмотрел на друзей. На каждого поочередно. Настя стояла первой. За ней окопался в гаджетах Гоша. И наконец, Лёха. Отчаяние парня дошло только до последнего. -Прыгайте в машину, сейчас поедем. Паш, пошли отойдём. На пару слов... Они сошли с асфальта, спрыгнули в кювет и зашагали в сторону поля. Шли долго - минут десять. Зашли даже дальше, чем Лёха с Настей с утра. Паша плёлся за другом, а тот все никак не желал останавливаться. -Слушай, - наконец прервал воцарившуюся тишину Паша, - Как думаешь, может человек быть виноват в том, что произошло ещё до его рождения? -Что? - Лёха обернулся и с плохо скрываемым раздражением воззрился на друга, - Паш, а ты не заигрался? Я понимаю, расстройство, подкастер, восемь лямов. Но тебе не кажется, что всю эту свистопляску уже прекращать пора? -Ты же знаешь, что я не могу. -Знаю, что можешь! - вскричал Лёха, - В чем дело? Я же предлагаю тебе варианты! Не обязательно возвращаться к родителям с покаяннием, они обязаны тебя принимать! Есть обстоятельства, есть чрезвычайные ситуации, есть несчастные случаи, в конце концов! А если тебя машина собьёт, ты тоже в этом сам виноват будешь? Не катит это, Паша! Это ненормально! А раз это ненормально, то и бороться с этим надо теми же средствами! Ты на войне, а на войне все средства хороши! -На войне с кем? С папой и мамой? Хороша война! -Да! С папой, который тебя ни за что лупил, и с мамой, которая ни разу в жизни за тебя не заступилась! Послушай меня, Паша! Я уважаю твоих родителей, но в данном случае не могу принять их сторону ни под каким углом! Я дам тебе кров, защиту, всё, что захочешь, если мы прямо сейчас садимся в машину и уезжаем домой! С минуту они смотрели друг другу в глаза. Паша опустил голову. Он ничего не отвечал, но его молчание говорило само за себя и было гораздо красноречивые ответа. Лёха всплеснул руками и громко со вкусом выматерился. -Один вопрос. Почему? Почему ты продолжаешь считать себя жертвой? Ответ «по привычке» не принимается! -Потому что я всю жизнь их разочаровываю. И не хочу ещё раз. Был бы я хотя бы в половину такой хороший сын, как мой брат, не было бы всего этого сейчас. Не устроил бы тусу, не сперли бы деньги, не ехали бы мы черт знает куда! Лёха посмотрел на друга с плохо скрываемым сочувствием. Но Паша этого уже не замечал. Тоска, с детства зародившаяся в его душе, была такой удушающей, такой чёрной, что стало трудно дышать. -Бери машину, езжай домой. И ты, и Гоша, и Настя. Это я не справился, я не сберёг деньги, я не оправдал ожидания родителей. Вы не должны за меня страдать. Лёха вызверился и толкнул друга в грудь, повалил его на траву, вцепился в ворот и покатился с ним по земле. Рука не поднималась ударить. Ярость застилала глаза, требовала немедленного выхода. Наконец, они выдохлись и остановились. Лёха упал Паше на грудь, и наплевать, как это выглядит. Ухо прижималось к футболке, выслушивалось в стук разгоряченного сердца. Удар, ещё, ещё, ещё... Частые-частые звуки. -Ты думаешь, я боюсь дороги? Или вот этой всей хтони, которая нарисовалась? Нет. Я за тебя боюсь. За тебя, понимаешь? А больше мне ничего не страшно. Ты думаешь, я брошу тебя? -Ты должен, - предпринял последнюю попытку вразумить друга Паша. -Чёрта с два! - Лёха схватил его за шею, и, вдруг расслабив руку, провёл вдоль ключиц. Неловкости не возникло. Оба парня восприняли этот жест, как нечто само собой разумеющееся - настолько естественным он был. Лёхе хотелось касаться, Паше хотелось чувствовать. Ночь стремительно сгущала темноту. -Поехали, попробуем остановить твоего подкастера, - сдаваясь, бросил Лёха. -Поехали, - отозвался Паша, нехотя отстраняясь от друга.