***
Яркий свет больно ударил по воспалённым от слёз глазам. — И давно ты тут сидишь, а, МаринВладимировна? — в своей привычной манере поинтересовался Олег. — Ты ж на свидание собиралась. Где твой ухажёр? — Мои ухи, Брагин, — Нарочинская вытерла мокрые глаза рукавом толстовки, — никто не жрёт. А ты ж дома собирался сырники кушать на завтрак, обед и ужин. Чего сюда-то нелёгкая понесла? Но мужчина ничего не ответил, развернувшись на сто восемьдесят и отправившись туда, откуда пришёл. Достав из шкафа бокалы, он свободной рукой взял бутылку со стола и, вернувшись в импровизированную спальню, уселся на пол рядом с Мариной: — Двигайся давай. Девушка послушно сдвинулась в сторону, наблюдая за тем, как Брагин разливает алкоголь. — Так чего ты тут делаешь-то, Нарочинская? — повторил он свой вопрос. — Или просто поблизости где была и мужика своего сюда притащила, а потом заставила с третьего этажа прыгать, как услышала, что я пришёл? — Не смешно, Олег, — Марина поморщилась, поднимая один из бокалов и делая глоток. — А тебя что, сырники из дома выжили? — Подкол засчитан, — фыркнул мужчина. — Ну, а если по-честному? — Ну, а если по-честному, — Нарочинская глотнула ещё коньяка, — то я тут из-за тебя, Брагин. Мы, конечно, давно расстались и ты — женатый человек, но я всё так же не могу без тебя. Я знаю, что ты любишь меня, а не эту свою королеву сырников. Ты просто не стал бы терпеть всё это, если бы не любил меня. Но своей любовью ты делаешь мне очень больно. И иногда мне даже кажется, что ты меня ненавидишь. Я ведь и уволилась тогда потому, что ты сказал «выходи за меня замуж» не мне, а этой дурочке. И вернулась я ради тебя, Брагин! Потому что не могу в другом месте. Не могу с другими, не получается. Не складывается. Мне с ними скучно. — Зато со мной очень весело. Обхохочешься прям, — буркнул Олег. — Не перебивай. Хотел правды — слушай, — Марина сделала ещё глоток. — Ты думаешь, что я, говоря тогда, что высыпаюсь только в своей постели и одна, говорила правду? Нет! Я глотала отцовское снотворное, чтобы уснуть без тебя! Я просто боялась, Брагин… Боялась привыкнуть к тебе. Боялась, что ты разобьёшь мне сердце. А ты разбил. Да ещё и на осколках потоптался. Я думала, что если я буду держать дистанцию, ничего этого не произойдёт. Не случится того, что мы сейчас имеем. Ты думаешь, что когда я говорю «не приставай ко мне», я на самом деле хочу, чтобы ты прекратил?! Да делай ты что хочешь, Брагин! Только будь рядом! Потому что мне так лучше, чем свихнуться без тебя! Слышишь? Мне лучше так! Бокал жалобно звякнул, встретившись с ламинатом, а девушка, закрыв лицо ладонями, снова зарыдала. И Брагину стало страшно за ту, кого он действительно по-настоящему сильно любил. А винить во всём сейчас было некого, кроме самого себя. Олег поспешил притянуть Марину к себе и обнять. И его пальцы так привычно запутались в её светлых локонах, а губы коснулись макушки. Ей сейчас нужно было выплакаться. И чтобы он был рядом. А он ведь догадывался, как всё обстоит на самом деле. И про отношения с другими, и про причины того внезапного увольнения с не менее фееричным возвращением. И теперь ещё отчётливее понял для себя, что дальше так продолжаться не может. Стало стыдно. За себя, своё поведение и своё к Марине отношение. Она ведь с того самого момента, когда их отношения только начали зарождаться, просила его бросить Лену и не ломать ей жизнь (эта глупая девчонка, и без него её себе сломает). Не хотела терпеть, что её мужчина спит с другой. И отец Марины ведь ему говорил, просил его. Но когда Брагин кого слушал? И то признание и это глупое «Ну прости, так получилось». Он просто не знал, как на это реагировать. И снова сделал Марине больно. И от себя будто что-то с мясом оторвал в тот момент, когда решился сказать Михалёвой «выходи за меня замуж». Он хорошо помнил тот взгляд и слёзы в глазах Нарочинской, когда в операционной «качал» собравшегося отправиться на тот свет человека, обещая, что никто сегодня не умрёт. Просто потому что он, Брагин, женился. А Марина ведь доверяла ему с самого начала. И нуждалась в нём. Просила помочь с отцом, зная, что он не проболтается никому о происходящем. И обнимет, прижав крепко-крепко к груди, когда ей было это нужно, когда у неё нервы сдавали. Когда очередной ухажёр, важная шишка, у которого, на самом деле, не было ни гроша за душой, ударил её, она тоже пришла к нему. Наврала, что поскользнулась и шарахнулась о лавку. Но он всё понял. Нашёл. Отомстил. От него пахнет дорогим парфюмом и сигаретами. Он колет щетиной нежную кожу, когда целует. У него дурацкие шутки. Не всегда уместный сарказм. Но, чёрт побери, она принимает его таким, какой он есть. Не пытаясь что-то в нём изменить. Марина всхлипнула. Слёзы перестали солёными водопадами стекать по щекам, увлекая с собой остатки туши для ресниц. И стало гораздо легче. То ли от того, что высказала всё наконец, то ли от того, что выплакалась, то ли и от того и от другого. А Олег лишь крепче прижал её к себе, зарываясь носом в мягкие волосы цвета спелой пшеницы. Прошептал: — Моя девочка. Моя Маринка. Господи, какой я дурак. Как я виноват… Прости. Прости меня, пожалуйста. Я чуть всё не сломал. Я тебя сломал, — горечь в голосе и совесть тупой иголкой колет где-то под рёбрами. Больно. Нарочинская молчит, крепче прижимаясь к мужчине. В его руках она чувствует себя защищённой. Но он отстраняется, выпуская её из кольца тёплых рук. — Хочешь, ударь меня? Ударь! За всё, что я тебе сделал! Я заслужил! Давай же, ну! — встряхивает её за плечи, понимая, что мыслями она сейчас где-то далеко. — Бей, Марин! И она замахивается, но в последний момент нежно гладит его по щетинистой щеке. Смеётся — странное чувство, когда ты хочешь одновременно и любить, и убить одного и того же человека.***
— Марин, надо поговорить! — пользуясь тем, что в лифте никого, кроме них не было, Олег, не дожидаясь согласия Нарочинской, ткнул на кнопку минус первого, отрезая тем самым все пути к бегству. — Вообще-то, я тороплюсь. Плановый холецистит, Брагин, сам себя не прооперирует, знаешь ли. — Подождёт, — мужчина просто вытянул девушку из лифта и, убедившись, что никого нет, прижал её к стене в и без того укромном уголке. — Просто скажи мне, что это вчера такое было? Почему ты сбежала? — Пусти! — Марина дёрнулась. — И вообще, почему я должна что-то объяснять?! Захотела и уехала! Брагин, у меня пациент в наркозе! — А если серьёзно, Марин? Почему ты уехала? — Ну я же говорила, что высыпаюсь только в своей постели! — Нарочинская, запрокинув голову, ощутимо приложилась об холодную кафельную стену. — Видимо, это только на меня распространяется, — в голосе Брагина появились саркастичные нотки. — Ну, а ещё ты храпишь просто жутко! — В ту ночь, когда ты нагло уснула на мне, будто я тебе матрац, тебя это вообще не смущало! — Брагин, пойми, я не хочу быть очередным твоим трофеем! Достаточно с тебя того, что ты спишь с моей подругой! — А чего ты тогда ко мне постоянно со своими проблемами приходишь?! Будто у меня своих мало! Что ты там сказала мне тогда? «Без эмоций»? Вот и давай без эмоций, Марина Владимировна. Не твоё дело, с кем я сплю. Глаза Нарочинской наполнились слезами, но она, сморгнув их, влепила Брагину звонкую пощёчину и, пользуясь тем, что он схватился за в момент загоревшуюся от удара щёку, побежала к лифту. Железные двери с лязганьем закрылись за её спиной. А Олег лишь ударил кулаком в стену. Невыносимая! Просто невыносимая!***
Олег давно не видел Марину такой. Беззащитной и нежной. Без масок и дешёвых спектаклей с избитыми репликами типа «Отвали от меня, Брагин! Мне прекрасно без тебя!». А ещё она снова взяла его толстовку. Огромная для неё, она, казалось, делала Нарочинскую ещё более беззащитной. И Брагин не удержался — поцеловал девушку, скользя ладонью по её шёлковой коже от щиколотки до бедра и останавливаясь уже где-то под тканью собственной одёжки. — А чего это мы опять в моих вещах ходим, а? — прислоняясь лбом к Марининому лбу, со смешком спросил у неё мужчина. — Ну я же говорила тебе уже, что свои вещи сюда не привезла. Если тебе не нравится, — Марина закусила губу, — могу снять. — Нравится, — Олег улыбается, поднимаясь и протягивая девушке руку, чтобы она тоже поднялась. — Мне нравится всё, что снимается. Страстный поцелуй. Они будто не могут напиться друг другом. И Марина плавится в объятиях Олега, чувствуя, как его большие тёплые ладони забираются под ткань толстовки, замирая на её талии. Нарочинская обвивает руками мужскую шею, запрокидывает голову, подставляя под поцелуи свою. И Брагин прокладывает дорожку по нежной коже, слегка прикусывая в районе ключицы и заставляя девушку чуть прогнуться в спине и рвано схватить губами воздух. Одежда неспешно покидает, заставляя кожу покрываться мурашками, но не от холода, а от желания. Мягкая кровать приветливо распахивает объятия для разгорячённых ласками тел. И тонкая лямка лифчика легко слетает с Марининого плеча, а на её месте тут же оказываются тёплые мужские губы. И Нарочинская буквально задыхается от прикосновений и поцелуев. Любит. Очень сильно. До сорвавшейся к чёртовой матери крыши. И он её любит. Она — самое дорогое, что у него есть. И самая большая награда для него — быть с ней рядом. Прикасаться к ней. Целовать её и видеть, как она прикрывает от удовольствия глаза. И тонкие женские пальцы так привычно сжимают край мужской футболки, потянув её вверх, чтобы снять. И тёплые ладони скользят по крепкой груди. Теперь очередь джинсов. Но пальцы дрожат от нахлынувшего возбуждения, не слушаются. Марина лежит спиной к Олегу. Не видит, но чувствует. Плавится от поцелуев, которые он оставляет на её затылке, шее, лопатках и плечах. И его ладонь, до этого скользившая по животу вверх, мягко сжимает её грудь, заставляя в очередной раз задохнуться. Она в ответ лишь легонько трётся об него, заставляя выдохнуть ей на ухо: — Что же ты со мной делаешь, девочка? И его ладонь проникает под резинку её белья, заставляя вздрогнуть и тихонько застонать. И нет никаких границ и запретов. Девушка снова оказывается под мужчиной и, хитро улыбаясь, скользит кончиками пальцев по его торсу. — Чего ты на меня так смотришь? — Брагин улыбается, целуя Нарочинскую в губы. Чувствуя, как её тонкие пальцы ныряют под резинку белья, понимает всё без слов. И всё лишнее отправляется с кровати на пол. — Ты такая красивая, — шепчет Олег, накрывая хрупкую Марину собой. И оба, кажется, на момент забывают, как дышать. Растворяются друг в друге. Медленно. Желая максимально растянуть удовольствие.***
Брагин курит в постели. Пепел на пол стряхивает. А Марина лежит на его груди не в силах пошевелиться. Чувствует, как он кончиками пальцев по предплечью водит. Сама какие-то только ей понятные узоры на его груди рисует. Думает. А мужские губы так привычно в светлую макушку утыкаются. И убегать никуда не хочется. Никогда больше. И поцелуи снова пьянят, намекая на продолжение. Однако планам не суждено было сбыться — раздался звонок в дверь. Нарочинская приподнялась на локте, инстинктивно прикрывая грудь одеялом: — Ты кого-то ждал, Брагин?