А не надо было меня злить

Отбечено Хогвартс сошёл с ума. Крики, ругань, радостные вопли, истерики и прочие сопутствующие сборам на бал вещи. Студенты обсуждали между собой подходящие наряды и подходящую пару. Девушки многозначительно стреляли глазками в парней, а парни оценивающе разглядывали девушек. Я, сидя на подоконнике напротив Большого зала под мантией-невидимкой, снисходительно поглядывал на эту суету и наслаждался тем, что меня всё это не касается. У меня было отличное настроение и я весело наблюдал за тем, как Рон Уизли пытался пригласить на бал Флёр Делакур, красавицу-чемпионку из Шармбатона, а после того, как она вежливо отказала ему, он наорал на неё, обзывая грязными словами, за что получил в бубен от семикурсника рейвенкловца. Джинни утащила своего неразумного братца в сторону, что-то шипя ему в покрасневшее ухо. — Что, Уизел, наконец-то ты понял, что без своего шрамоголового дружка ты никому не интересен? — насмешливо громко сказал Малфой. Окружающие его слизеринцы ехидно заулюлюкали им вслед. Блин! Как они все мне противны! Я присматривался к лицам давно знакомых людей и видел в них что-то новое или то, чего раньше не замечал и от этого чувствовал разочарование. Вон, прислонившись к стене, стоит Гермиона Грейнджер — ярый борец за права «угнетённых» эльфов — прижимая к себе какую-то толстую книгу, она с нескрываемым злорадством и ехидной улыбочкой созерцает унижение своего, казалось бы, друга. Не помню точно, как тогда сказал Томас, но я с ним полностью согласен: самоутверждаться за счёт недостатков других — самое паскудное дело. Увлёкшись разглядыванием лиц своих одношкольников, я не заметил, как на подоконник рядом со мной запрыгнула девочка с большими зелёно-голубыми глазами в мантии рейвенкловцев, на её ушах висели серёжки в виде редисок, а белокурые волосы были закреплены на затылке волшебной палочкой. Я еле успел подобрать под себя ноги, чтобы она не коснулась меня. — Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии… — вдруг произнесла она очень тихим певучим голосом, — Разочарование — не очень приятный момент в жизни. В такой момент рушатся все надежды и мечты, человек начинает искать виновных, но чаще всего он начинает винить себя за всевозможные неправильные, по его мнению, поступки. В такие минуты его жизнь переворачивается с ног на голову и у него происходит переоценка ценностей, — я с выпученными от изумления глазами смотрел на неё — это что, она мне говорит? Она что, меня видит под мантией-невидимкой? — Бывает так, что человек жертвовал всем ради других, а эти люди этого не поняли или не заметили. Тогда кажется, что все старания были впустую, — спокойным тоном продолжила она. — А ещё хуже, когда люди начинают пользоваться отзывчивостью и добротой другого человека и использовать их в своих корыстных целях. Когда благородный человек это начинает понимать, у него наступает глубокое разочарование, которое полностью изменяет его мировоззрение. Равнодушие, чёрствость и жестокость вытесняют отзывчивость и желание творить добро ради других. Взрослые говорят, что на своих ошибках люди учатся и даже разочарование — это опыт. Пусть и неприятный, но опыт. Разочарование учит нас быть более внимательным к выбору друзей, к жизненным ситуациям, чтобы не испытывать вновь глубокие переживания. — девочка печально вздохнула, — Мне так хочется попасть на бал. Я ещё ни разу не была на таком масштабном мероприятии. Да кто ж меня пригласит? — она в сердцах хлопнула себя по коленям, — А сама пойти не могу, я ведь ещё третьекурсница, — она ещё раз вздохнула и спрыгнула с подоконника. А я так и остался сидеть ошарашенным от того, что только что услышал. Я так и не понял, что это было — размышления вслух или же обращение ко мне. А самое непонятное было — как она узнала о чём я думал? И почему никто не обратил внимания на то, что она говорит сама с собой. Мне почему-то захотелось сделать что-то приятное для неё. Прозвучал гонг, обозначая конец обеденного перерыва и начало занятий. Я спрыгнул с подоконника, незаметно снял с себя мантию и направился к кабинету истории за однокурсниками, всё ещё обсуждающими поведение Рона. Тут мне в голову пришла замечательная мысль. Я прибавил шаг и поровнялся с Лонгботтомом, задумчиво бредущим в самом конце стада гриффиндорцев. — Невилл, — я осторожно дотронулся до его плеча, — Погоди, есть разговор. — Гарри? — парень резко остановился и удивлённо посмотрел на меня. — Да, это я, — хмыкнув, промолвил я. — Ты что-то хотел? — он вопросительно посмотрел на меня своими честными воловьими глазами. — Да. Невилл, ты уже кого-нибудь пригласил на бал? Он покраснел и опустив глаза, тихо ответил: — Нет. Я… я не знаю. Я, скорей всего, не пойду на этот бал. — Ты-то чего? — искренне удивился я. — Ты был прав, Гарри, когда сказал, что мы, волшебники, не должны отмечать магловские праздники. Это действительно неправильно. Я знаю, что у маглов существуют разные вероисповедания. Есть христиане, а есть ещё мусульмане, которые тоже не отмечают чуждые их вере праздники. — Да, это так, — озадаченно почесал я затылок. — Но я не иду на этот бал не только из-за религиозных взглядов. А из принципа и немного из вредности. Можно воспринимать его как, ну я не знаю — просто как дискотеку, например. — Можно, я правда не знаю, что это такое, но раз ты говоришь… — Потом у Грейнджер спросишь, — нетерпеливо махнул я рукой. — Не буду я у неё ничего спрашивать. — смешно насупился Невилл. — Ну у Томаса или у Финнигана, тот тоже может знать, что это такое. — А почему ты спросил, пригласил ли я кого-нибудь? — Ты знаешь девочку, ну такую, с белыми волосами и большими голубыми глазами. У неё ещё в ушах висят редиски, она, кажется, из Рейвенкло с третьего курса? — Луна Лавгуд, — тепло улыбнулся Лонгботтом, — конечно я её знаю. Она моя троюродная сестра по маме. — Да? Ну и тем более. Пригласи её на это… мероприятие. Я слышал краем уха, что она очень хочет туда попасть. Невилл немного подозрительно посмотрел на меня, но согласно кивнул. — Да. Думаю это будет замечательно. Как я сам не догадался об этом? Я слегка пожал плечами и зашёл в класс, Невилл вошёл следом за мной. Бинс что-то бубнил себе под нос, не обращая внимания на опоздавших, зато остальные, особенно гриффиндорцы, с некоторой надеждой — не знаю на что они надеялись — смотрели на нас, пока мы не сели за парты. Я, как обычно, на последнюю, а Невилл нехотя сел к Грейнджер. Других пустых мест, кроме как рядом со мной, не было. Я удобно устроился, чтобы немного прикорнуть. Всё же накануне мы с Добби поздно возвратились в Хогвартс, да и потом была долгая беседа с Сириусом. Он всё время, что находился в Выручай-комнате, спал, ел, часами отмокал в ванной, снова ел и спал. Хохотнув про себя, я припомнил, как мы с Добби приводили его в порядок в первый раз. Давно не стриженные, свалявшиеся волосы торчали колтунами. Вши и разные другие насекомые устроили целую колонию в его голове. Чтобы удалить всю эту гадость, нам пришлось его обездвижить и наложить заклинание немоты, иначе он крыл нас с Добби такими словами, что и портовые грузчики навряд ли знают. Зато после он был благодарен нам, хотя и выглядел, на самом деле, как уголовник. Надо достать ему какую-нибудь одежду. То, что было на нём, мы спалили вместе с волосами, а моя не подойдёт. Сириус хоть и худющий, но высокий. Да у меня самого ничего приличного нет, только школьная форма. Вдруг завтра его пригласят на беседу, а у него ничего нет, даже нижнего белья. Всё это время он в банном халате ходит, который выдал Хогвартс. Интересно, у кого стащил? Значит первым делом необходимо заняться одеждой, как для себя, так и для Блэка, а для этого нужно попасть в банк и на Косую Аллею. После занятий надо напрячь Добби. Что бы я без него вообще делал? Подложив под голову учебник, я уже вознамерился вздремнуть, как открылась дверь и в неё заглянул завхоз Филч. — Профессор, простите, там директор вызывает Поттера. Опять? Что, чёрт возьми, произошло опять? Чего этому старику неймётся? Я поднял голову и посмотрел на призрак профессора Бинса. Тот, не прерывая монотонного бубнёжа, махнул мне рукой, показывая, что я могу идти. Положив учебник в сумку, я поднялся и неспеша поплёлся за Филчем. Старый сквиб суетливо шёл вперёди, шаркая и шлёпая стоптанными туфлями по каменному полу. Возле входа на винтовую лестницу, ведущую к кабинету директора, который находился на седьмом этаже Восточной башни, он остановился и, повернувшись ко мне, пристально уставился на меня своими бесцветными глазами, а у меня мелькнула мысль, Интересно, как выглядел Филч, когда был молодым и когда это было? — Дальше пойдёшь сам, — осиплым простуженным голосом сказал он. — Стар я уже по этажам бегать. Я фыркнул и равнодушно дёрнул плечом, как будто это я прошу его бегать по этажам. Сидел бы дома и как миссис Фигг, разводил кошек. Странно, я знаю лишь двоих сквибов и они оба возятся с кошками. С чего бы это? Филч сказал мне пароль от кабинета и ворча себе под нос, пошаркал назад по коридору. Поднимаясь на седьмой этаж по металлической лестнице, я думал, а как поднимаются сам директор и другие учителя? Может просто перемещаются из своих кабинетов, но Гермиона утверждала, что в Хогвартсе нельзя аппарировать, значит через каминную сеть. Я как-то раз видел, что в Больничное крыло Снейп проходил через камин. Остановившись перед дверью я посмотрел на стражей, горгульи какое-то время сидели неподвижно, загораживая каменными фигурами дверь. Я произнёс пароль и они скрипя по полу, разъехались в стороны. — Вызывали, господин директор? — зайдя в гостеприимство распахнутую дверь, спросил я. — Здравствуй, Гарри! — радостно сверкая глазами, как будто увидел самого дорогого ему человека, воскликнул директор, — Не вызывал, а пригласил, — с досадой поправил он меня. — Извини, что сорвал с урока. Говорят, что в другое время тебя невозможно найти, — он наклонил голову и посмотрел на меня поверх очков. — У нас сейчас история Магии, — бесстрастно ответил я, — так что я на вас не в обиде. — Да, да. Уж этот профессор Бинс, он на самом деле действует лучше снотворного зелья. — Так зачем вы его держите, сэр? Он же, кроме гоблинских восстаний ничего нам не рассказывает. — Зато ученики приучаются к самостоятельному поиску ответов на вопросы… Присаживайся, где тебе удобно, — предложил он, тем не менее указывая рукой, куда мне нужно сесть. Игнорировав его взмах, я расположился в кресле напротив клетки, в которой сидел нахохлившись феникс. Я осмотрел помещение. Кабинет уже отремонтировали, после моего «хулиганства» и он стал, кажется, просторней и светлее. По крайней мере, не было множества разных крутящихся приборов, которые действовали на нервы своим звоном и дребезжанием. На стене за массивным рабочим столом висели портреты бывших директоров школы. Некоторые спали сидя в креслах, другие что-то читали, а несколько с любопытством смотрели на меня. Сколько раз я бывал в директорском кабинете и ни разу не видел, чтобы изображённые на портретах люди разговаривали, так как это делали те, что висели в коридорах замка. А мне очень хотелось с ними поговорить. — Что такое с Фоуксом? — озобоченно спросил я, переводя взгляд на феникса. — Мне кажется он выглядит больным? — Зима, Гарри. Феникс хоть и огненная птица, но не сильно расположена к холоду. Вот Фоукс и куксится второй месяц уже, — директор подошёл к ярко-оранжевой птице и кончиками пальцев погладил по голове. Та дёрнулась в сторону и что-то встревоженно заклокотала. Директор вздохнул и прошёл к небольшому дивану, стоящему рядом с креслом, на которое нагло уселся я. — Чаю? — предложил он. — Да, пожалуйста, — решил я что отказываться не стоит. Через пару минут между диваном и креслом появился небольшой стол, на нём — чайник пускающий пар, чашки с блюдцами, несколько розеток с джемом и вареньем и вазочки с печеньем и конфетами — ну прямо семейное чаепитие прадеда с правнуком — мелькнуло у меня в голове. — Ты какой чай предпочитаешь? — отвлёк меня от несбыточных мечтаний заботливый голос директора. — Чёрный, если можно, — скромно улыбнулся я. — А я вот подсел на зелёный чай, — наливая из чайника в чашку кипяток и опуская в неё… та-дам! пакетик заварки. Я изумлённо приподнял брови и вопросительно посмотрел на довольного моей реакцией старика. Тот улыбаясь, молча пододвинул ко мне чашку. — Мне этот чай приподнесли в качестве подарка на день рождения маги из Китая. Мне ведь в этом году исполнилось уже сто десять лет. — Тетя Петуния не любит чай из пакетиков. Говорит, что туда неизвестно чего могли насыпать, — ответил я, вытаскивая из чашки мокрый пакетик, положил его на край блюдца. — Мне-то, конечно, только такой чай и давали. — Гарри, я понимаю, что твои родственники далеки от идеальных людей, — с сожалением в голосе проговорил Дамблдор. — И они относятся к тебе не очень хорошо. Но твоя мама поставила на дом кровную защиту и пока ты называешь этот дом своим, ты будешь находится в безопасности. Мы же уже говорили с тобой об этом. Тебе просто нужно ещё немного потерпеть и как только тебе исполнится семнадцать лет, ты сможешь уйти из этого дома. — И всё же я не совсем понимаю, профессор. Как мама смогла поставить кровную защиту на дом, о котором не имела понятия? — О чём ты, Гарри? — непонимающе спросил директор. — Тётя Петуния как-то оставила в гостиной на столе свой паспорт и паспорт дяди Вернона. Я заглянул в них. Мне просто было интересно как выглядят магловские документы, — поспешил оправдаться я, замечая, что старик уже собрался читать мне проповедь, что нельзя лезть с любопытством в чужие документы, — Они прописаны* на Бирючной улице дом четыре с июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года, за несколько дней до дня рождения Дадли. Насколько мне известно из высказываний тёти, они с сестрой не общались со дня свадьбы тёти Петунии и дяди Вернона. А их свадьба была в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Мне просто интересно знать, как можно установить защиту на неизвестный объект, находящийся на несколько миль от места, где проводился ритуал? И откуда стало известно, что она вообще провела этот ритуал в последним минуты своей жизни? — состроив наивные глазки, простодушно поинтересовался я, глядя на директора поверх чашки с чаем. — Понимаешь, Гарри, — неуверенно произнёс Дамблдор, поставив свою чашку на стол. — я не могу сказать, откуда Лили узнала про этот ритуал, возможно, прочитала в библиотеке Поттеров. Он — как бы не печально это было — темномагический, потому что в нём используется жертвенная кровь. Но то что он сработал, говорит магическое защитное поле вокруг дома твоих родственников. — Да? А почему я его никогда не чувствовал? Должен же я как-то был ощущать что-то? — Видишь ли, мальчик мой, я не сильный знаток в темной магии, — сокрушённо вздохнув, ответил он. — поэтому мне нечего ответить на твои вопросы. — То есть получается, что вы не разбираясь в этом ритуале, убедили меня, моих родственников и всё магическое сообщество в том, что на доме Дурслей стоит кровная защита установленная моей мамой, кстати, маглорожденной ведьмой, и просто отправили меня, как говорится, с глаз долой из сердца вон? — с горьким сарказмом проговорил я. — Зачем ты так, Гарри, я ни на минуту не забывал о тебе… — обиженно произнёс старик. — Угу, — насмешливо кивнул я, — свежо предание, да верится с трудом. Ну да ладно, оставим это на вашей совести. Вы хотели о чём-то поговорить со мной, если сорвали меня с самого любимого мной урока? — Да, — я почувствовал, как он облегчённо вздохнул, — Гарри, до меня дошли слухи, что ты рассорился с друзьями и давно не появляешься в гостиной факультета. Я откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, не сдерживаясь, криво ухмыльнулся. — Странно. — Что странно? — Странно то, что я уже почти два месяца не появляюсь в гриффиндорской гостиной, а до вас только что дошли слухи. Вот что странно, господин директор. Раньше вы были осведомлены обо всех моих перемещениях и не только в замке. Что же такое случилось с вашими осведомителями, что они так небрежно относятся к обязанностям «друзей»? — Гарри, как ты можешь такое думать про своих друзей? — раньше бы я поверил в его искренне негодование, но сейчас, я слишком много знал о нём, поэтому на меня нисколько не произвело впечатление его возмущение. — Вы хотите сказать, что ни Рон, ни Гермиона никогда не докладывали вам обо мне? Как я сплю? Какие мне снятся сны? О чём я думаю и что говорю вслух? Да и многое другое. Грейнджер как-то высказала мне, что я слишком много времени провожу в туалете. Один раз они с Роном ждали меня возле мужского туалета около получаса. Я тогда чем-то отравился за ужином и… ну вы понимаете. — Да, Гарри. И Рональд, и мисс Грейнджер иногда отвечают мне на вопросы о твоём самочувствии. Они же твои друзья, а я беспокоюсь о тебе. — Ну да, ну да! — покивал я головой, — Конечно, беспокоитесь и поэтому даже не замечаете того, как в Хогвартсе стали относиться ко мне, после того, как из Кубка вылетел обгоревший кусок бумаги с моим именем, который, на минуточку, я туда не бросал, — чуть повысив голос, высказался я. — Я знаю, Гарри, что ты не бросал своё имя в Кубок, — с сожалением в голосе проговорил Дамблдор, — Барти Крауч-младший, уже признался в том, что это сделал он, а твою магическую подпись просто оторвал от твоего эссе по ЗоТИ. — Вот как! Значит признался. А зачем ему это было надо? — Он не смог этого сказать, находясь под непреложным обетом. — Вам не кажется, профессор, что здесь какой-то прямо заговор против меня? — Кажется, Гарри, — озабоченно кивнул тот, — ещё как кажется. И поэтому мне бы хотелось, чтобы ты перестал прятаться от всех и помирился с однокурсниками. — Э-э-э, — поднял я руки. — Я ни с кем не ссорился, это они устроили мне бойкот, считая меня зазнавшимся мошенником и лжецом. — Гарри, нужно быть терпимее к чужим ошибкам. Мы все несовершенные люди и не ограничены от свершения неправильных действий и поступков, — поучающим голосом проговорил старый волшебник. — Нужно уметь прощать, даже тогда, когда тебе сделали больно. Ведь простив, мы как будто избавляемся от груза. — Ну да, — насмешливо кивнул я, — я знаком с вашей теорией о втором и третьем шансе. — Но у меня другое понятие об этом. Когда долго прощаешь, этим начинают пользоваться. Когда часто делаешь ради кого-то, это просто перестают замечать. И только, когда уходишь, начинают понимать, что потеряли.** И всё, господин директор, этот вопрос закрыт. Я не собираюсь возвращаться в общежитие факультета Гриффиндор. И точка на этом. — Но, Гарри, где же ты обитаешь? — Хех, профессор, вам ли не знать?! В замке много пустых помещений, а трансфигурацией и бытовыми чарами я неплохо владею. Если это всё, то я могу идти? — Нет, Гарри, это не всё о чём я хотел с тобой поговорить. Я по поводу того, что ты сказал профессору Макгонагалл и своим однокурсникам насчёт правил турнира. Видишь ли, мальчик мой, те правила, которые ты привёл в пример, не знаю, где ты их мог достать, были написаны тогда, когда в этом соревновании принимало участие большее количество волшебников, чем сейчас. Да, действительно, тогда были правила, что те, кто получает меньше всех баллов, выбывает из состязания. Но перед нынешним турниром эти правила были переписаны членами международной конфедерации магов совместно с международной спортивной ассоциацией, — Дамблдор встал и подошёл к рабочему столу, покопавшись в бумагах, он достал пергамент с магическими рунами. — Вот, смотри. Все выбранные магическим артефактом чемпионы принимают участие во всех трёх турах, независимо от того, кто сколько набрал очков. А к финишу приходит только один, — он подсунул мне под нос свиток, на котором стояла целая куча магических подписей. — Так что, как бы мне не было от этого грустно, тебе придётся и дальше принимать участие в этом состязании. Вышел я из кабинета директора злой как чёрт. На этот раз меня действительно разозлили. Мне срочно необходимо где-то спустить пар, иначе я взорвусь на месте. И я направился к туалету привидения Плаксы Миртл.