***
Машина тихо скользила по гладкой асфальтовой дороге, бесконечные виноградники наконец-то остались позади, и теперь справа да слева проносились стволы реликтовых сосен. Горячий воздух, наполненный запахом смолы, проникал в салон и действовал возбуждающе. — Ты точно знаешь дорогу? — спросила Алёна и исподлобья взглянула на мачеху. — В юности я много путешествовала автостопом и неплохо знаю Европу. С друзьями мы долгое время жили в том кемпинге. Это место часто снится мне: моя душа будто каждый раз возвращается туда, где ей было хорошо. Вот я и решила опять съездить в то место. — Паломничество по местам бурной юности? — Что-то вроде этого, — она кисло улыбнулась и надавила на педаль газа. Впереди появились открытые ворота, а за ними небольшое одноэтажное здание с аккуратной жёлтой черепицей и терракотовыми стенами. Они остановились и вышли из автомобиля. Резкий запах сосновой смолы ударил в ноздри сильнее, окружающее пространство было заполнено тенями веток и пятнами света на толстом ковре из опавших иголок. Тут и там валялись сухие шишки, добавляя всей композиции ощущение средиземноморского рая. Голова кружилась. Захотелось сделать глубокий вдох, наполнить лёгкие этим хвойным нектаром и забыться, однако расслабляться после утомительной поездки было рановато — нужно оформиться на рецепции и разместиться в забронированном жилье. — Паспорта, пожалуйста, — произнесла улыбчивая девушка, когда они оказались внутри терракотового здания. — Надье… Надьеж... — нахмурила брови француженка, отчаянно пытающаяся прочитать русское имя латинскими буквами в загранпаспорте. — Надежда. Надежда Григорьевна. — Спасибо, — кивнула девушка, — и… Альона… — Алёна Викторовна. Формальная процедура не заняла много времени. Ключи от номера, рекламный буклетик и карта территории кемпинга были брошены в бардачок, и машина неспешно тронулась в зелёную глубь леса. Это, конечно же, был никакой не номер. Из зарослей шиповника выглядывал деревянный домик, рассчитанный на большую семью. Идёшь в поход на день — бери провизию на неделю; собираетесь жить вдвоём — берите площадь на шестерых. Так говорят прожжённые походники и путешественники. Незатейливые клумбы украшали пространство вокруг дома, утопающего в зелени и тишине. И вот наконец-то она. Большая белая ванна, наполненная горячей водой и пахнущей эвкалиптом пеной с тысячами лопающихся микроскопических пузырьков, издающих тихое шипение. Грязная, пропитанная потом одежда сброшена на белый кафель, и уставшее тело получает то, в чём оно так давно нуждалось. Сначала в воду медленно погружается одна нога, затем другая; появляется непреодолимое желание присесть на корточки. Пена касается ягодиц, приятно покалывая, затем бёдра присоединяются к этому празднику, и обжигающая вода стремительно захватывает всё остальное, а граница пузырьков оказывается возле носа и губ. Ванная комната наполняется стоном блаженства. Как же давно этого не было! Всего лишь день езды из Парижа в Бордо, а кажется, что прошла целая вечность. Закутанная в белый махровый халат, шлёпая сланцами, Алёна зашла в гостиную, которая занимала весь первый этаж. Интерьер скромный, но по-европейски изысканный, с претензией на домашнюю атмосферу. Низкие кресла, мягкие диванчики, в центре большой квадратный стол, тоже на коротких ножках, на котором можно кушать, а можно играть с детьми в настольную игру. Пол застелен простой цветной циновкой, а на светлых стенах с грубыми разводами штукатурки висели натюрморты. Часть гостиной отгорожена большим деревянным стеллажом, наполненным книгами, далее можно было увидеть просторную кухню с электрической плитой, вытяжкой и холодильником. В самых неожиданных местах висели кусочки акварельной бумаги с детскими рисунками и милыми надписями-мотивашками: “Home is the starting place of love and dreams”. По-английски — видимо, этот дом изначально был рассчитан на иностранных гостей. — Я есть хочу — просто ужас, — раздался голос, и со второго этажа спустилась завёрнутая в такое же махровое одеяние Надежда. Она подошла к большому окну, из которого лился дневной свет, сбросила с себя халат и потянулась, встряхнув мокрыми рыжими кудрями. Алёна ещё никогда не видела маму раздетой, и пока та была повёрнута к ней спиной, жадно разглядывала изящные формы взрослой женщины в полном соку, обладающей необъяснимым магнетизмом, заставляющим смотреть и смотреть снова, ненасытно пожирая глазами каждый изгиб. Мастер спорта по плаванию, она выглядела как истинная пловчиха — плотное мускулистое тело, но не угловатое, как у атлетов, а округлое, с плавными переходами, благодаря небольшой жировой прослойке под кожей. Кто те люди, которые говорят о превосходстве юности? Студентка-первокурсница, не знающая себя, своих потребностей и желаний, не имеющая никакого опыта, была просто ребёнком, который немного подрос, и это становилось особенно очевидным при нахождении рядом с обнажённой древнегерманской богиней, сошедшей с полотна художника и излучающей свободу и силу. — Так, а что там у нас в холодильнике? — воскликнула Надежда и пошла на кухню. — Джем, сыр, солёные огурчики, белое сухое бордо… Ха-ха! Ты представляешь? Они хлеб в морозилке хранят! Молодцы, практично. Алёна тихонько подошла к окну, возле которого две минуты назад стояла её мачеха. Захотелось сделать так же: небрежно сбросить халат на пол, свободно потянуться руками вверх и встряхнуть мокрыми волосами. Странный паралич сковал всё тело, в животе плотно сдавил спазм, голова втянулась в плечи, а руки напряглись и прижались к бокам. Пальцы нервно затеребили узел на махровом поясе, на глазах выступили слёзы. — Нет, ну это несерьёзно. Всё это не еда, а закусь к выпивке. Предлагаю отправиться на разведку. Посмотрим, что тут да как, заодно прикупим нормальные продукты. Как считаешь? Никаких слёз. Она не должна этого видеть, иначе это будет полное днище: молодая падчерица поехала со своей мачехой на побережье Франции и раскисла как варёная сосиска, вся в соплях и подростковых комплексах. — Да, конечно, — ответила Алёна, вытерлась рукавами халата и стремительно пошла наверх, пряча красные глаза. Поднявшись в комнату, она со злостью сняла с себя халат, швырнула его на кровать, затем подошла к зеркалу и с недовольством посмотрела на себя. В отражении была девушка с фигурой, которую называют кукольной. Небольшой рост, худенькая, с тонкой талией, маленькой грудью, розовыми сосками, окружёнными небольшими, еле заметными ореолами, плоским животом и аккуратной круглой попкой с изящными женственными бёдрами. Мягкие пшеничные волосы опускались до лопаток, а между ног была такая же мягкая пшеничная поросль, которую она позволяла себе иметь, потому что почти ни перед кем не раздевалась. Алёна считала себя самой уродливой девушкой в мире, “счастливой” обладательницей тела, которое никто никогда не должен увидеть. Причиной такой ненависти к себе была не по годам развитая вагина с пухлыми половыми губами и крупным, постоянно торчащим клитором. Она с гневом смотрела на наглый бугорок, который выглядывал наружу, раздвигая складки кожи, постоянно напоминая о том, что он существует, и вгоняя свою хозяйку в стыд. С этой физической особенностью ничего невозможно было сделать, только принять как данность и жить так, прячась от насмешек. Даже одежда не всегда могла скрыть это полностью. Алёна вспомнила, как однажды пошла в фитнес-центр при колледже на занятие йогой, и в конце тренировки они стали выполнять релаксацию — просто лежать на коврике, дышать и расслабляться после активных упражнений. Тренер ходил среди лежащих мужчин и женщин и тихим, ровным голосом говорил что-то успокаивающее. Расслабиться не получалось. Было скучно, хотелось уйти, и чтобы себя развлечь, она тихонько приоткрыла глаза и стала подглядывать за преподавателем. Молодой человек перестал говорить, проходя мимо, он посмотрел на неё и увидел сильно выступающую сквозь облегающие спортивные штаны вульву. Остановившись, он разглядывал её, словно впал в транс, а Алёна тем временем сгорала от стыда и ждала, когда же этот ад закончится. Это было её первое и последнее знакомство с йогой. Стоя перед зеркалом, она убедилась в очередной раз в собственной неполноценности, надела шорты, футболку и лёгкие сандалии, закинула за спину походный рюкзачок и вышла из комнаты. На улице полуденный зной начал спадать. Солнце спустилось и спряталось за кроны деревьев, тени стали длиннее, а всё вокруг приобрело более мягкие черты. Как только Алёна вышла, позади неё раздался пронзительный звук. Надежда стояла с велосипедом в руках, перебросив одну ногу через раму и приготовившись ехать, требовательно давила большим пальцем на звонок. Рядом стоял второй велосипед. — Ты поедешь так? — Да, и тебе советую. Что ты разоделась, как на приём? — А... Не натрёт? — Не натрёт, не натрёт, — она засмеялась, оттолкнулась свободной ногой от земли и стремительно поехала. Всё, что оставалось, это не раздумывая забраться на велосипед и начать крутить педали, не теряя из виду изгибающуюся от движения спину Надежды и её раскачивающуюся голую попу. Они ехали по грунтовой дорожке, а справа и слева мелькали сосны, заросли кустарника, домики, спрятанные в глубине чащи от посторонних глаз, трейлеры и палатки. Территория кемпинга была огромной, и у его обитателей не возникало проблем с чувством уединённости. Неожиданно лес закончился, и взору предстал вид на пляж и море. Переход узкого зелёного коридора из веток и листьев в широкий простор береговой линии был настолько головокружительным, что они остановились, чтобы немного передохнуть и полюбоваться этим захватывающим зрелищем. Океан переливался всеми оттенками лазури, в некоторых местах он был жёлтым, а в других тёмно-зелёным. Эти пятна постоянно меняли форму, исчезали и вновь появлялись в других местах. Казалось, что Солнце трогает его своими руками-лучами, а он реагирует на нежные прикосновения цветными мурашками. Волны начинались где-то далеко и долго, с нарастающим шумом добирались до берега, а затем с грохотом обрушивались на песок. Замерев, Алёна разглядывала эту панораму; хотелось охватить глазами сразу всё, объять необъятное, сохранить в мельчайших подробностях внутри сознания, чтобы потом вспоминать. Она почувствовала на себе пристальный взгляд, обернулась и увидела, что мама смотрит на неё, улыбаясь. При этом с любопытством, словно она видела падчерицу впервые и изучала её как незнакомую девушку. И было во взгляде... что-то ещё. Улавливалось нечто невыразимое, что Алёна не могла понять и назвать словами, но оно определённо присутствовало и странным образом тревожило. Несколько сёрферов скользили по ним на своих досках, кто-то просто купался, а на пляже люди загорали, играли в волейбол, гуляли, целовались, строили с детьми песочные замки, занимались физкультурой и бегали. В этой идиллической картине было только одно отличие от всего, что Алёне приходилось видеть раньше: все эти люди были без одежды. Пятьсот или больше человек жили обычной жизнью, совершая естественные действия, но на них не было ни купальников, ни накидок из полотенец! — Мама, куда ты меня привезла? — Я же предупреждала тебя, что это нудистский кемпинг. Он всегда им был. В молодости, когда я тут жила с друзьями-хиппи, здесь всё было точно так же, как сейчас. — Да. Ты действительно говорила. Я как-то не придала этому значение, для меня это были просто слова. Подумала, мол, ну ладно, парочка голых психов будет где-то загорать в кустиках, не беда. Я не подозревала о масштабе и такой открытости. — Нравится? — улыбнулась мама. — Не знаю. Но я в шоке, это точно. А что папа скажет? — Папа не узнает, — заверила Надежда. — Поехали, на это ты ещё насмотришься, нам надо продукты купить. Они поехали уже медленнее. Справа был сосновый лес, а слева бескрайний пляж и ещё более огромный океан, который своим шумом не давал покоя и манил к себе. Мимо них на таких же велосипедах проехала семья: голые папа с мамой, и за ними двое мальчишек без трусов соревновались, кто едет быстрее. Затем Алёна увидела то, от чего она чуть не потеряла равновесие и ей пришлось притормозить. По пыльной грунтовке шли трое девушек — немного моложе её, видимо, школьницы. У одной уже сформировалась грудь, которая величаво раскачивалась от ходьбы, а у двух других всё только набухало и начинало подавать признаки женственности. Но у всех троих между ног торчали густые кусты волос, что ни на есть настоящие джунгли, причём у самой маленькой и юной они были самыми длинными и чёрными. Девушки что-то весело и непринуждённо обсуждали, размахивая руками, и из подмышек была видна такая же волосатая красота. Алёна вспомнила своих подруг по колледжу и спортивную раздевалку с душевыми, в которых она частенько слышала, как её одногруппницы съедали друг друга насмешками, если хоть одна оказывалась замеченной без депиляции в зоне бикини. Кажется, она попала в какой-то параллельный мир... хотя, нет. Не попала. Её сюда затащила мама. Ехать осталось немного, и лучше было не глазеть по сторонам, а сосредоточиться на дороге, иначе никогда не приедешь. Немного в стороне от пляжа находилась центральная часть кемпинга, в которой была сосредоточена вся инфраструктура. Здесь были банкоматы, несколько магазинов с аптеками, небольшой СПА-центр с крытым бассейном, довольно большая спортивная зона с беговыми дорожками, тренажёрами и прочими снарядами для активных людей, парочка кафешек и ресторанов. Надежда остановилась возле супермаркета, слезла с велосипеда и взяла сумку из багажника на переднем крыле. «Ты пойдёшь так в магазин? — хотела спросить Алёна, но осеклась. Она уже задавала подобный вопрос перед поездкой из домика. — Ты пойдешь так туда? Ты пойдешь так сюда? Какая же я тупая дура!» — подумала она. В супермаркете работал кондиционер и было прохладно. Из-за этого присутствующие без одежды ёжились и пожимали плечами, а другие — видимо, более опытные посетители — пришли сюда в джинсах и футболках. Алёну охватило нехорошее злорадство по отношению к тем людям, которые позволяли себе раздеваться, где им хочется. Вот, видите, когда вам холодно, вы тоже этого не можете! В очереди на кассу перед ней стояла толстая голая женщина с целлюлитом на обвисших ягодицах и грудями, напоминающими уши спаниеля. Она болтала по-итальянски с пожиловатым одетым мужчиной и нисколько не смущалась ни своей наготы, ни своего неидеального тела, ни собеседника в брюках и сорочке. Всем остальным, похоже, было наплевать на неё ничуть не меньше. Вообще, всем на всё было наплевать. Никто не разглядывал друг друга. Мужчины не пожирали глазами красоток, хотя многие из присутствующих здесь дам имели модельную внешность, а женщины не стремились соблазнить мужчин и вели себя обыденно, как дома. Нигде не ощущалась никакая похоть — ни во взглядах, ни в жестах, нигде не было нездоровой озабоченности. Алёна вдруг поняла, что самый озабоченный маньяк здесь — это она. Постоянно хотелось смотреть по сторонам, а когда это становилось слишком заметным, можно было подглядывать краешком глаз. Красивые женщины вызывали восхищение, зависть и чувство собственной неполноценности, уродливые толстухи — отвращение, но при этом необъяснимый интерес, на них хотелось смотреть не меньше, чем на красавиц. Единственная категория присутствующих в магазине, от которых она быстро отводила глаза — мужчины, потому что те пугали её. Было трудно смотреть даже на одетых мужчин. Тем временем Надежду противоположный пол нисколько не пугал. Она успела познакомиться с двумя французами и уже что-то бурно с ними обсуждала. Алёна не знала французский и о смысле разговора могла догадываться только по невербальным знакам. Собеседники явно шутили друг с другом, чувствовался лёгкий флирт в их глазах и ещё какая-то душевная сердечность, словно что-то между ними было — общее и давнее. Это становилось невыносимым. Алёна снова почувствовала себя маленькой девочкой рядом со взрослыми, говорящими на взрослые темы. Ей повезло и очередь была не слишком длинной. Пытка закончилась быстро, и можно было снова сесть на велосипеды да неспешно поехать в свой домик. — Эти милые месье рассказали мне про более короткую дорогу сюда. — Ты знакома с ними? — С какой стати? Откуда? Нет, просто они здесь уже двадцать лет каждый год тусуются. Они приезжали в те годы, когда я здесь была молодой. Вот мы и разболтались. Короткий путь действительно оказался удобнее и быстрее. Холодильник был набит продуктами, ответственное дело выполнено, а впереди оставался беззаботный вечер. — Знаешь, — сказала Надежда, — вся эта поездка за едой меня распалила. Мы, конечно, вымотались, пока сюда добирались, и нам следовало бы пораньше лечь спать. Но я уверена, что не смогу заснуть ближайшие пять часов. А давай напьёмся! Сидение в автомобиле почти целый день, утомительная дорога и переизбыток впечатлений от нудистского кемпинга и вправду утомили. Стресс был настолько сильным, что заснуть прямо сейчас представлялось нереальным, и предложение попробовать местного вина казалось не таким уж глупым. После всего пережитого и увиденного напиться было не грех. — Я тогда достану бутылку из холодильника, — сказала Алёна. — Нет, это мы с тобой когда-нибудь потом выпьем, — ответила Надежда, — я предлагаю сходить в ресторан. Их тут несколько штук есть, выберем что-нибудь симпатичное. — Мам. — Алёна нахмурила брови и почувствовала, как слёзы опять накатываются на глаза. — Тебе не кажется, что для меня это как-то слишком? Мне восемнадцать недавно исполнилось. Ты притащила меня в место с голыми людьми, я их сегодня столько увидела, сколько не увижу за всю жизнь! И ты предлагаешь в ресторан? Где там опять они? Надежда долго смотрела на свою падчерицу, а потом рассмеялась. — Милая, всё не так страшно! Вечером становится прохладно и там никто не ходит голый. Здесь нет сумасшедших людей. Там все будут одеты прилично. И ты одень что-то подобающее, а не шортики с футболочкой. Она подошла к Алёне, заглянула в её серые глаза и нежно коснулась пальцами губ. — Ну хватит дуть свои чувственные губки. Тебе не идёт. Давай поиграем! — будем считать, что я твой парень, который пригласил на свидание, — она хитро улыбнулась, а Алёна прыснула от смеха. — Тогда это моё первое свидание. И с тебя цветы. — Где я цветы в такое время найду? — Ищи, где хочешь, ты — мой парень, — захохотала Алёна и пошла переодеваться.***
В ресторане горел приглушённый свет, деревянные столы стояли на довольно большом расстоянии друг от друга, а стены были увешаны рыбацкими сетями с раковинами и морскими звёздами, не давая посетителям забывать, что они на морском курорте. Из висящих колонок тихо лилась лирическая Avec le temps, и голос Лео Ферре успокаивал, настраивал на романтический лад. Синий сарафан в белый горошек превращал восемнадцатилетнюю студентку в очаровательную нимфу, прекрасно вписывающуюся в атмосферу южной Франции. Напротив неё сидела мачеха, замотанная в полупрозрачную газовую ткань цвета шартрез, сквозь которую просвечивали пышная грудь и живот с глубоким пупком. Рыжие локоны лежали на её плечах, идеально гармонируя с зелёным оттенком. Маленький букетик с белыми фиалками украшал стол, разбавляя скучную композицию из перечницы, солонки, салфетницы и бутылок с бальзамическим уксусом да оливковым маслом. В зале ещё находились семья с тремя детьми, влюблённая парочка средних лет и почтенные дедушка с бабушкой. Подошёл официант в белой рубашке и фартуке, принёс меню, и Надежда сразу же заказала бутылку вина. Две голодные женщины долго не могли определиться, чего они хотят, в конце концов остановившись на грибном крем-супе и огромной, на двоих, сковороде с кассуле. Официант ловко открыл бутылку, что-то приговаривая — видимо, рассказывая об истории вина, — налил чуток дамам, и те с важным видом покрутили стекло в руках, принюхиваясь к аромату и пробуя напиток на язык. Убедившись, что вино понравилось, мужчина ушёл удовлетворённым, а Надежда схватила бутылку и наполнила бокалы по полной. — Так. Ну что, давай, — сказала она, подняв свой. Алёна осторожно взяла бокал и подняла, с нежностью посмотрев на маму. — За лето! — За лето. Терпкое бордо потекло в пустые желудки, мгновенно расходясь по венам и нервам. Выпив, они налили ещё, опустошив бутылку. По рукам и ногам пошли тепло и волна расслабления, все перипетии последних дней стали казаться незначимыми и даже смешными. Дедушка с соседнего столика неожиданно встал, протянул руку бабушке и поклонился. Она благодушно улыбнулась, кивнула ему, и они начали медленно вальсировать по залу. — Как у них это получается? — спросила Алёна, разглядывая танцующую пожилую пару. — Что именно? Танцевать? — Ну… И танцевать тоже, — засмеялась она, — но на самом деле, я хотела спросить про их состояние. Как им удаётся всю жизнь сохранять любовь, нежность и, будучи стариками, вращаться в объятиях друг друга под музыку, а не лежать на диване перед телевизором и ворчать. — Не у всех, конечно, так получается, — Надежда тяжело вздохнула, — но здесь таких старичков много. У них это зашито в культуре, они умеют жить. У нас же умеют выживать, бороться, преодолевать непреодолимое, совершать подвиги и самопожертвование. Но что такое жить, не знают и никогда не знали. Долгое время Алёна любовалась танцующей парой, затем повернулась к маме. — Знаешь, я сегодня днём смотрела на тебя… тогда, когда ты была возле окна, в домике. Я поняла, почему отец женился на тебе. Я не могла оторвать от тебя глаз. — Я тоже на тебя сегодня смотрела, — Надежда взглянула Алёне в глаза и положила руку на её ладонь. — Любовалась тобой, ведь я никогда тебя такой раньше не видела. — Какой?.. — смутилась Алёна. — Очень женственной. Я привыкла в доме видеть тебя маленькой школьницей, потом ты уехала учиться. А теперь… Теперь ты совсем другая. Алёна смотрела на маму, ей было приятно чувствовать тепло её руки на своей ладони, и очень не хотелось разрывать этот контакт. — Я не заслуживаю такую, как ты, — продолжила Надежда. — Особенно я благодарна тебе за то, что ты сразу же стала называть меня мамой. Это было как снег на голову! — неожиданно и каким-то праздником. Я и мечтать о таком не могла, не понимала, почему ты так делаешь, подозревала тебя в корыстном заискивании и одновременно ничего не могла с собой поделать, ты меня словно на наркотик подсадила — каждый раз, когда ты это говорила, я испытывала блаженство и ждала следующей порции. Когда ты опять скажешь “мама”. Только за это я готова сделать для тебя всё, что угодно. — А я, когда говорю тебе это, чувствую то же самое! — вскрикнула Алёна и смущённо оглянулась. — Я не знаю, как тебе это объяснить, сама на самом деле не понимаю. Когда я тебя впервые увидела, тогда, помнишь, когда отец познакомил нас с тобой... я сразу поняла, что ты моя мама. Вино делало своё дело: голова кружилась, а Алёна расплакалась, хотя весь день сдерживала себя. Официант принёс суп и удивлённо забрал пустую бутылку. Когда его попросили принести вторую, он с подозрением посмотрел на клиенток. — Твой отец выбрал меня не только поэтому. — Надежда выдержала долгую паузу, как будто подбирая слова. — Мы знали друг друга достаточно давно, в одних кругах вращались. Он всё хотел экспансии своего бизнеса. Расширяться, расширяться. Захватывать новые территории. Такое невозможно делать без связей, которых у него не было. Я была тем лакомым кусочком, с которым не стыдно выйти в общество и который знает всех, кого нужно. Твой папа женился на связях, — Надежда грустно улыбнулась, — а я вышла замуж за деньги. Ну и уж чтобы быть совсем честной с тобой… Как ты думаешь, откуда у меня связи? Откуда я знаю всех этих влиятельных и властных мужчин? — Я знаю, — Алёна улыбнулась, — я всё это знаю. Ты думаешь, я дура? Думаешь, я ничего не видела, не чувствовала, не догадывалась? Я не могла знать подробности ваших отношений, но понять, что ты используешь отца, было не трудно. Ты пользуешься им, и мне это нравится. И ты моя мама. — Обижена на него? Из-за Артёма? Алёна вспыхнула. — Нет! Вернее не только из-за него! Артём был вишенкой на торте. Я никогда ему не прощу. Я всегда хотела рисовать. Хотела делать сайты, быть дизайнером. Зарабатывать по интернету и колесить по миру, как свободный художник. Я хотела так жить, понимаешь? — Понимаю. — А знаешь, что он сделал? Он просто запретил мне туда поступать! Когда я сказала, что хочу учиться в Высшей школе экономики, он страшно обрадовался. Он так и видел меня экономистом или юристом. Но когда выяснилось, что там есть факультет дизайна, и что именно туда я подалась, он орал на меня. Он орал на меня! Другие посетители ресторана озабоченно слушали Алёну, ничего не понимая, но по её повышенному тону им было ясно, что происходит что-то волнительное. Всё внимание было сосредоточено на ней. — Он сказал, что все эти дизайнеры, художники, всё это бездельники, которые ничего полезного не создают. Что это ненадёжная профессия, которая сегодня в моде, а завтра никому не будет нужна. — Алёна схватила бутылку, налила себе и махом выдула содержимое. — А знаешь, что он сделал со мной, когда мне было десять? — Что? — спросила Надежда и уже встревожилась не на шутку. — Он насильно потащил меня в церковь и покрестил! Я не хотела. Я уже в десять понимала, что это нужно делать осознанно, что я не готова. Он давил на меня и говорил, что Бог всё видит, и что я спасибо потом скажу. — Он у тебя набожный, — улыбнулась Надежда. — Меня саму это бесит, если честно. Не знаю, откуда у него это. Кстати, твоему такому верующему и правильному папе ничего не помешало жениться на женщине, которая переспала почти со всеми чиновниками. — Вправо нельзя, влево нельзя, сюда не посмотри, туда не ходи. Ничего, кроме практичного, не видит, — продолжала Алёна. — И сестричка моя в него. Экономический математик. Считает всё. Устроилась в страховую компанию и нашла себе банкира-жениха. Всё чётко, по расчёту. Она мне, знаешь, что недавно сказала? Я, говорит, всё считаю, даже чувства. — Он тебя на самом деле любит, — ответила Надежда, — но по-своему. Думаю, он искренне считает, что делает тебе добро. Официант принёс кассуле. В центре стола появилась огромная чугунная сковорода, в которой шкворчали фасоль с мясом, приправленные специями и травами. Воздух наполнился такими запахами, от которых девушки забыли про всё и сосредоточились на долгожданной еде, не забывая запивать вином. — Алёна, но ведь ты всё-таки учишься на дизайнера. — Благодаря тебе! Отец был категорически против, слышать ничего не хотел. Ты оплатила мне интернет-курсы и оформила аккаунт на своё имя, чтобы отец ничего не узнал. Учусь я на дизайнера. Тайно. Я уже портфолио собираю и заработала первые деньги на проектах. У меня получается! — Знаю. И горжусь тобой. — Ты. Ты гордишься мной. Остальной семье я не могу даже рассказать о своих победах. — Так а зачем ты всё-таки поступила на юридический? — Однажды, к нам в гости приехали родители Артёма. Они там все сидели допоздна, общались, я с ними даже не была, спала у себя. Потом в туалет захотела, пошла по коридору и вдруг услышала своё имя, поняла — они про меня там что-то говорят. Тихо подкралась и стала подслушивать. Ничего там они особенного не говорили, только про нас с Артёмом. Отец сказал, что в каждой семье есть такой непутёвый ребёнок, что у нас — это Алёна, а у них — Артём. Я дошла до туалета, закрылась, забилась возле унитаза и разрыдалась... Он меня уродцем считает. А на следующий день пришла к нему и сказала, что хочу поступать на юридический, как он велел. Я просто захотела хоть куда-нибудь сбежать из дома, чтобы его не видеть... Пусть по нелюбимой специальности учиться буду, но хотя бы жить в студенческом общежитии. Так что бы ты думала? Он и там умудряется меня контролировать. — Ты умная девочка. И я действительно тобой горжусь. В конце концов, ты будешь дизайнером с юридическим образованием. — Артём был вишенкой на торте, — с горечью повторила Алёна. — Я видела его пару раз, но как следует не получилось познакомиться. Не скрою, он мне понравился сразу, запал в душу, как последней наивной идиотке. Да, он двоюродный брат, но у нас только бабушка общая... У нас даже деды разные, а отец как взбеленился, когда узнал, что я хочу как-то с ним встретиться, списаться! Не знаю... — С Артёмом ты увидишься, — улыбнулась Надежда и подняла бокал, — но думаю, твой отец был против вашей связи по другой причине. Они ещё выпили и Надежда продолжила: — Артёмчик, этот твой, такой же оторванный ломоть по мнению его родителей, как ты по мнению твоего отца. Его в какую-то бизнес-школу запихнули, и он бросил учёбу на первом курсе. Его отец был в ярости, выгнал его из дома, представляешь? Лишил наследства. Знаешь, что он учудил? Пришёл к твоему отцу. Алёна подняла брови. — Он какими-то правдами и неправдами выклянчил у твоего папы приличную сумму денег. Сказал, что на бизнес, — Надежда не выдержала и рассмеялась, — что у него есть рецепт и закваска итальянского пармезана, что он хочет поселиться в российской деревне и начать там делать пармезан. Что хочет разводить коров в экологических условиях, брать у них здоровое молоко и из него делать сыр, наладить сырное производство в России. Кажется, ему даже удалось растрогать твоего отца. В общем, деньги он выбил. — И что? Не получилось? Бизнес не пошёл? — Он и не собирался этим заниматься. Не было у него никакой закваски и рецепта. Да и для деревни Артём не годится. Он на эти деньги занялся спекуляциями на фондовой бирже. Что-то покупал, что-то продавал. — Прогорел? Не смог отдать долг? — Всё отдал и заработал ещё больше. Именно это и взбесило твоего отца, а затем и его родного. — Он сделал то, что я не смогла, — схватила себя за голову пьяная Алёна, — послал их всех и стал свободным! С характером и успешный. Мам, я, кажется, хочу его ещё больше! — Не сомневаюсь в этом, — улыбнулась Надежда, — ваши отцы не были впечатлены его выходкой, а твой сказал, что биржевые спекулянты — паразиты общества и Артём, хоть и при деньгах, всё равно конченный человек. — У него все конченные, кто не на заводе работает. — Думаю, твой папа хотел оградить тебя от тлетворного влияния, поэтому запретил вам общаться. — Ты его сюда пригласила? — Да, написала ему. Сказала, что мы с тобой здесь отдыхаем, в море купаемся. — Ты уверена, что он захочет приехать в нудистский кемпинг?.. Я очень тебя понимаю, это место твоей молодости, но не кажется ли тебе оно странным? — Не переживай. Он это любит. Когда ты училась и жила в студенческом общежитии, они собирались все у нас в гостях. Вечером, за ужином, Артём хвастался, как он ездил в Кап Даг. — Кап Даг? — Город нудистов. Мы сейчас с тобой в деревне нудистов. А Кап Даг — город. Понимаешь? На берегу Средиземного моря. Огромный туристический город с аквапарками, пляжами, барами, дискотеками. Там даже своя полиция есть, которая охраняет голых людей. Очень шумное и многолюдное место, облюбованное свингерами. Я такое не очень люблю, а Артёмка был в восторге и с упоением рассказывал за столом, отчего плевалась вся наша родня. А ночью я, как ты тогда, пошла в туалет, — Надежда улыбнулась, а Алёна притихла, — и дверь в спальню Артёма была открыта. Я тихонько подошла и заглянула, а он там... трогает себя. — Что делает? — Лежит на диване голый и удовлетворяет себя. — Зачем ты смотрела?! — Мне нравилось. Я возбудилась и ждала, когда он кончит. А затем пошла к себе в спальню и занялась тем же самым. Вечер продолжался и романтическая музыка наполняла зал. Алёна долго молчала, задумавшись. — Знаешь, — вдруг воскликнула она, — ты права! — О чём ты? — Я… Я прямо сейчас сделаю это! — Что ты сделаешь? — недоумённо спросила Надежда. Алёна встала из-за стола и начала снимать сарафан. — Нет-нет, милая, не надо, пожалуйста! — встревожилась Надежда. — Я могу быть свободной, — сказала Алёна. Надежда с трудом стояла на ногах от вина, да и хватать Алёну и ограничивать физически девушку, которую всю жизнь во всём ограничивают, ей не хотелось. Все присутствующие притихли и смотрели. Пьяная Алёна раскачивалась на ногах, медленно обнажая грудь. Оставшись в одних трусах, она принялась за них и, когда у неё получилось, пнула валяющуюся под ногами одежду. — Я могу. Как ты, — произнесла она, взяла бокал с остатками вина и залпом выпила. Ресторан наполнился аплодисментами. Один почтенный француз подошёл, бережно подобрал с пола одежду, аккуратно свернул и отдал в руки ошарашенной Надежде, которая с трудом поблагодарила его. Алёна уселась за стол и принялась доедать кассуле.***
Любой, кто побывал в мире небытия, знает, что происходит, когда из него возвращаешься. Ничего. Наступает тихое утро, из форточки прохладный воздух растекается по комнате, а на улице щебечут птицы. Запах свежего постельного белья проникает в ноздри, бодрит и подталкивает к тому, чтобы открыть глаза. Этого делать не хочется, так же как и выбираться из-под одеяла. На лице появляется улыбка блаженства. Затем что-то щёлкает. Какой-то невидимый тумблер переключается в голове, и приходит понимание того, что не знаешь, где находишься и как ты здесь оказалась. Открыв глаза, Алёна огляделась. Это была её комната в арендованном домике. Чувство пространства вернулось, но чувство времени не желало делать это так легко и быстро. Память восстанавливалась медленно, приходя вместе с воспоминаниями вчерашнего вечера. Она помнила, как они решили пойти домой, как мама пыталась уговорить её одеться. Затем мужчина и женщина, французы, предложили им помочь добраться до дома, составить компанию. События ночи втекали в голову вязким мёдом, вспомнилась тёмная грунтовая тропинка, как мужчина деликатно пытался поддерживать её за локоть, а она вырывалась и кричала “сама пойду”. Кажется, она случайно врезала ему по носу, а потом… потом её вырвало на кусты. “Боже, позорище-то какое...” — подумала Алёна и затем рассмеялась. Воспоминания о том, как она оказалась в своей постели, упрямо не возвращались. Напрягать память надоело — в конце концов, какая разница? Сесть на кровать оказалось не так уж трудно, да и встать тоже, и о чудо! — голова не болела. Умеют всё-таки эти французы делать вино. В гостиной пусто, чисто и прибрано, дверь на улицу открыта. Солнышко припекало, пора было завтракать, и мысль о том, что они предусмотрительно купили продукты, вызвала чувство благодарности себе вчерашней. Надежда уже хозяйничала на кухне, мелькая своим нагим задом между плитой и холодильником. — Привет, мам. — А, проснулась, блондиночка? Как себя чувствуешь? — На удивление хорошо. Даже голова не болит. — На-ка, выпей вот это, — Надежда протянула стакан с шипящей жидкостью, — на всякий случай. На столе появилось блюдо с бутербродами, розетка с джемом, авокадо, сыр, молочник и гейзерная кофеварка. Усевшись на мягкий диван, женщины принялись за завтрак. — Хочу купаться, — сказала Алёна, вытирая салфеткой вымазанный в джеме рот. — Прямо сейчас туда и отправимся. Сегодня жарко. Пляжные сборы не заняли много времени — достаточно было просто побросать все необходимые принадлежности в сумку и можно было выходить во двор. — Ты поедешь так? — спросила Надежда, увидев голую Алёну на велосипеде. — Мам! Они рассмеялись. Вчерашние французы из супермаркета рассказали Надежде, что на севере от центральной части пляжа никогда не бывает много людей, и если хочется насладиться одиночеством, то лучше всего ехать туда. Так и было сделано. Набитый людьми центр остался позади, а впереди открывался вид на нетронутые барханы, уходящие вдаль и, где-то там далеко, превращающиеся в высокие дюны. Полоса пляжа была с одной стороны зажата сосновым лесом, а с другой — синей морской гладью. И никого. Велосипеды были брошены на обочине, и ступни погрузились в горячий песок. Идти было трудно, но приятно. Остановившись в совершенно случайном месте, они положили сумку и расстелили полотенца. Не нужно было переодеваться, и это казалось странным. Когда океан впервые лизнул Алёне ноги, она вздрогнула, словно от электрического разряда. Ей и раньше доводилось общаться с морем, но последние два года не получалось никуда выезжать — было много учёбы, много стресса, и она забыла, каково это. Спешить заходить не хотелось; шипящие волны накатывали одна за другой, а ступни медленно погружались в мокрый песок, и девушка позволяла ему засасывать себя, мечтая о том, что берег затянет её полностью, без остатка. Неподалёку, с брызгами и шумом, забежала Надежда, нырнула и технично поплыла кролем, рассекая воду. Вытаскивать погрузившиеся по голени ноги из мокрого песка было тяжело. Затем Алёна пошла вперёд, и когда вода дошла до пупка, стала ждать новую волну. Морская стена, высотой почти в её рост, надвигалась, и, выбрав момент, Алёна нырнула в эту толщу. Она разрешила морю сделать с ней всё, что угодно. Её перевернуло несколько раз, потащило на глубину, затем с ещё большей силой стало тянуть на берег — туда, где мелко. Вынырнув, она заскользила по поверхности. Берег стремительно приближался, а пенистые потоки омывали девушку со всех сторон, щекоча, пощипывая и покалывая. Соски стали твёрдыми, в промежность проникла вода, не встречая препятствий из плавок. Потом вода опять стала уходить назад, затягивая купальщицу на глубину. Алёна засмеялась, встала на четвереньки и, сопротивляясь, начала карабкаться к берегу. Накатила новая волна, с грохотом обрушилась и, ударившись Алёне в попу, толкнула её на берег. Та легла на живот, распластавшись, разведя в стороны руки и ноги, абсолютно счастливая. Вдоволь наплававшись, вышла Надежда, и они переместились на сухой песок туда, где языки океана не могли до них дотянуться. Отсутствие мокрой ткани на теле и стягивающих резинок купальника было странным, непривычным и давало ощущение неописуемой свободы. Теперь Алёна поняла всех этих людей, которые приезжают сюда отдыхать. Лёжа на спине, она сжимала горсть горячего песка в ладони и разглядывала двух птиц, кругами парящих в голубом небе. — Мам, ты не знаешь, что это за птицы? — Орлы. Алёна засмеялась. — Ничего смешного. Это орлы. Тут же заповедник и охраняемая государством территория. Они здесь живут. — Намажешь мне спину кремом? — она повернулась, подставилась под мамины руки и начала тихонько подглядывать за Надеждой. Та размазала по ладони крем и очень осторожно прикоснулась к коже, совершая медленные движения, словно скульптор, пытающийся вылепить из бесформенной массы приснившуюся ночью женщину. Алёна увидела у мамы то же выражение лица, тот же взгляд, что и у того тренера на занятии в фитнес-центре. У Надежды расширились зрачки, взгляд стал мечтательно-пустым. Она впала в странный транс и при этом не отрывала взгляда от спины падчерицы, а когда начала растирать ягодицы, нижняя губа несколько раз вздрогнула. Следующие два дня они приезжали сюда пораньше, пока ещё не было жарко, и купались. Надежда упражнялась в плавании, вспоминая технику движений и разные спортивные приёмы, которыми когда-то владела в совершенстве. Алёна играла с волнами, ныряя и кувыркаясь, скользя по ним на животе, будто сёрфер. Иногда она ныряла поглубже, задерживала дыхание, переворачивалась и открывала глаза. Зависнув между дном и переливающейся в лучах Солнца поверхностью воды, она фантазировала, представляя себя китом или касаткой, несуществующей рыбиной или древним динозавром, обитателем доисторического моря: с острыми зубами, ластами вместо рук и ног и длинным хвостом. Когда становилось жарко, они возвращались в дом, располагались в тени веранды, заваривали чай и предавались чтению книг. Алёна выпросила у Надежды неоново-зелёную газовую накидку, в которой та появилась первый раз в ресторане, и когда становилось прохладно, завёртывалась в неё и периодически, украдкой, подносила к носу, вдыхая, потому что ткань сохраняла запах маминого тела. На третий день пошёл дождь. Ночью гремела гроза, разбудившая всех и немного напугавшая, после этого прорвал летний ливень, а с утра зарядил моросящий дождик, стучащий по крыше мелкой дробью. Ничего не оставалось, как сидеть дома, чему девушки были даже рады — они немного устали от физической активности за последнее время. На веранду принесли кровати из детской комнаты, соединили их, создав импровизированное лежбище, поставили рядом столик с чаем и едой. Завернувшись в одеяла, слушали шум дождя, смотрели на мокрый лес и болтали. — Мне понравилась та игра, — сказала Алёна, разглядывая маму, которая разливала чай по фарфоровым чашкам. — Какая? — Та, со свиданием. — Это была не шутка? — Надежда пристально посмотрела на Алёну. — Ты о чём? — Тебя действительно никто не приглашал на свидание? Даже в колледже? Алёна опустила глаза, её подбородок поджался, от напряжения на щёках выступили скулы. — Но почему? — Ну, по разным причинам, — задумавшись, ответила Алёна. — Во многом из-за отца, который не пожалел денег на частных детективов, чтобы они следили за мной. Одному я на голову вылила пакет молока, когда он стоял под балконом в студенческом общежитии. Ну и ещё из-за... того, конечно. Я не представляю, как парень отреагирует, когда увидит... это. — Из-за чего того? — недоумённо спросила Надежда. — Ну, из-за этого, — Алёна опустила глаза, — ты же видела сама. — Я… я ничего такого особенного не видела, — после длительной паузы сказала Надежда. Алёна молчала. Надежда выбралась из своего одеяла и обошла кровати, чтобы присесть напротив девушки. — Скажи, пожалуйста. Или, может, я посмотрю? — она приблизилась и обняла её за колени. — Можно посмотрю? Медленно освободив удивлённую Алёну от одеяла, она слабым движением попыталась раздвинуть ей ноги и не почувствовала сопротивления. Оказавшись между её бёдер, она наклонилась. — Мам. — Пожалуйста. Можно посмотреть? Она стала трогать пухлые складки. Затем протянула вторую руку и погладила вокруг клитора, не касаясь его. — Мам, пожалуйста, я не... — Алёна покрылась мурашками, а пушистые волосики на руках встали дыбом, как шерсть. — Что? Не хочешь? — Я… Хочу. Руки легли маме на голову и вцепились в её рыжие кудри. Наглый, дерзкий бугорок, позорящий свою хозяйку на протяжении всей жизни, вылез ещё больше и набух. Надежда взяла его в рот и ласково коснулась языком. Дождь прекратился, с веток и крыши стекали остатки воды, с шумом падая в образовавшиеся лужи. Очищенный от пыли воздух пах влагой, листвой и цветами. Тихий, безветренный лес наполнился стоном, а затем пронзительным криком.