***
Атлантический океан бил волнами по берегу, сотрясая пляж. Ветер усиливался и, кажется, приближался шторм. Алёна вернулась из воспоминаний и улыбнулась маме. — Ладно, уговорила. Сходим как-нибудь на твои дюны, — сказала Надежда. — Только не сегодня. Пойдём, найдём Артёма: он написал, что приехал и уже где-то здесь тусуется. Покинув пустынную часть пляжа, они медленно шли на юг, приближаясь к территории, на которой сконцентрировалась основная масса людей. Алёна посмотрела на маму, затем оглядела себя, с удовольствием взялась за талию, скользнула руками вниз и пощупала собственные бёдра. Какие же они обе красивые! Курортный отдых пошёл им на пользу, тела приобрели бронзовый оттенок от загара, без отвратительных белых пятен на груди и ягодицах. Как она теперь будет ходить на обычный пляж? — Смотри, кажется, это он. Впереди появился зонтик, под которым лежал человек, похожий на Артёма. Они приблизились. — Ой, ёй-ёй-ёй… — выдохнула Надежда. — Ты только глянь на это! Лёжа на спине и повернув голову с чёрной шевелюрой набок, на песке, предавшись сну, вытянулся хорошо сложенный молодой человек. Высокого роста, спортивный, но вся мускулатура была какой-то маленькой: было видно, что он не заботится о “рельефном теле” и не качает мышцы специально. В спортзале такого назвали бы дрыщом, а в древней Греции Артём мог бы подрабатывать моделью для скульпторов, ваяющих Аполлона. Одна рука лежала на песке, а вторая — на груди, покрытой волосами. Его развитые, украшенные густой шерстью ляжки напоминали ноги сатира, и опытный человек сделал бы вывод, что Артём любит бегать либо кататься на велосипеде, либо ещё что-то двигательное, но без штанг и тренажёров. От пупка и вниз по животу проходила узкая дорожка густых чёрных волос. На лобке она превращалась в заросли, из которых выглядывал наполовину возбуждённый пенис. Живот пульсировал, и от этого ещё не совсем твердый, но явно набухший член, немного раскачивался. Сочная головка медленно выбиралась из крайней плоти, натягивая уздечку. Они тихонько подошли и сели рядом, боясь испортить это шоу. Алёна разглядывала его, не отрывая глаз, её дыхание участилось. Надежда посмотрела на неё, улыбнулась, протянула руку и ласково коснулась подбородка, прикрыв полуоткрытый рот. — Кто-то говорил, что всё это стало неинтересно, — хитро сказала она. — Я готова опять пересмотреть свои взгляды, — шепнула Алёна. — Какая вы, девушка, непостоянная. — Не смущай меня, у меня и так, кажется, пунцовые щёки. Артём проснулся. Увидев Алёну с Надеждой, он улыбнулся, потянулся, закинул руки и положил на них голову, обнажив волосатые подмышки. — Дамы, прошу прощения за долгое ожидание. Задержался в Париже. — Пойдём отсюда, мачо, — сказала Надежда, — скоро будет шторм и тебя унесёт в море. — С вами я бы и на дно моря отправился. Но согласен на обычный ланч в вашей компании. Мне только окунуться надо — я немного перегрелся. — Мы это видим. Тот пошёл в море, нисколько не смущаясь своего раскачивающегося в такт ходьбе эрегированного члена. Алёна приблизилась, обняла маму за талию и прижала к себе плотнее, чтобы почувствовать её живот и грудь. — А тебе, вижу, он тоже нравится? Надежда молча смотрела отсутствующим взглядом. — Не отвечай ничего, — сказала Алёна после длительной паузы, — мы можем сделать это вместе. Затем сладко поцеловала, проникла языком в рот и поиграла им. — А вы видели на севере дюны? — крикнул Артём, вылезший из холодной воды. Его член успокоился и заснул. — Давайте сходим туда как-нибудь! Алёна повернулась к Артему, не выпуская из рук Надежду, послала ему нежную улыбку и сказала маме: — Вот видишь, не только я хочу к дюнам.***
— А почему ты задержался в Париже? — спросила Алёна, уплетая сэндвич и запивая апельсиновым соком. — Меня двое суток продержали в полицейском отделении, — ответил Артём. — За что? — За вандализм, — сказал он с таким выражением лица, что было непонятно, смущается он или страшно гордится. — Я отчаянно пытаюсь придумать, что именно ты мог натворить, и вынуждена признаться, что моей фантазии не хватает, — засмеялась Алёна. — Ты пописал на Эйфелеву башню? — Ты очень близка к правде. Вообще, раз уж я к вам ехал через Париж, то решил, что надо заглянуть на кладбище Пер-Лашез, посетить могилу Оскара Уайльда. Давно мечтал. — О, боже, ты осквернил могилу, — засмеялась Надежда, — устроил сатанинский ритуал, танцуя ночью и воя на Луну? — Нет, просто поцеловал её. Девушки расхохотались. — Так принято, ну что вы ржёте, — засмеялся сам Артём, — могила Оскара Уайльда вся в следах от губной помады. Вся, снизу и доверху, насколько можно дотянуться. Уже много лет тысячи поклонниц и поклонников туда приезжают и отдают ему свою почесть таким образом. Она зацелована вся. И мне хотелось внести вклад. Я даже помаду купил. Алёна с Надеждой покатывались со смеху, держась за животы. — У меня самый главный вопрос, — хохоча, спросила Надежда, — ты губы накрасил возле могилы или ехал так по всему Парижу? — Возле могилы. Мне убегать пришлось, почти получилось, но полиция оцепила всё кладбище. У них там какая-то проверка проходила, в общем, мне не повезло. Оштрафовали на девять тысяч евро. Артём полез в рюкзак и стал в нём рыться. — Кстати, сестрёнка, подарочек тебе. Та самая, из Парижа, — он протянул Алёне блестящий тюбик губной помады. — Надеюсь, понравится. — Ой, правда прикольно, спасибо. — Алёна повернула стик, выдвинув приятно пахнущий ярко-красный валик, затем спрятала его и положила в сумочку. — Я представляю себе, как ты бежишь с накрашенными губами по кладбищу Пер-Лашез мимо могил Мольера, Вольтера и Айседоры Дункан, а за тобой гонятся полисмены. Просто песня какая-то, — весело сказала Надежда. Кафе, в котором они сидели, находилось рядом со спортивной зоной. По беговым дорожкам бегали люди, чуть в стороне стояли мишени, по которым стреляли из луков две обнажённые девушки. Натягивая тетиву, они напоминали древних амазонок. Прямо возле столика находился квадрат уличных напольных шахмат. Чёрные и белые фигуры с половину человеческого роста были выстроены в ряд. Алёна подошла к одной из них и оперлась на неё. Положив одну руку себе на грудь, а другую на лобок, она изогнулась в талии, выставив в сторону бедро. Приняв позу боттичеллиевской Венеры, она лукаво посмотрела на Артёма. — Сыграем? — Я не играл со школы, — ответил Артём. — Если выиграешь, выполню любое твоё желание. Если проиграешь, выполнишь моё. — Ну, от такого невозможно отказаться. Они начали двигать фигуры по полю. Алёна разыгрывала испанский дебют, а Артём агрессивно лез в авантюрные комбинации, в результате чего поплатился. Надежда сидела за столиком и разглядывала эту парочку с нежностью и явным удовлетворением. — Мат. — Я так и знал. Сказал же, со школы не играл. Все скиллы растерял. Алёна подошла к нему, положила руку на грудь и пальчиками поводила в его волосах. — Простишь подленькую девочку? Я первый разряд в колледже получила, у тебя не было шансов. — И какое у тебя желание? — улыбнулся он. — Ещё не придумала. — Даю тебе один вечер на размышление. Не придумаешь — сгорит. — Артём, ты где остановился? — спросила Надежда. — Снял одноместное бунгало в южной части. Здесь недалеко. — Пошли к нам. У нас комнат много, просторно и не скучно. Чайку попьём, обсудим Оскара Уайлда. Я, кстати, у него кроме “Портрета Дориана Грея” ничего и не читала. А Алёна тем временем подумает над своим желанием. Перебравшись в дом, вся компания разместилась в гостиной. Заварили чаю, разложили еду и стали обсуждать литературу, вальяжно расположившись на диванах. Артём спорил с Надеждой, доказывая, что Уайльд был сам во всём виноват и, по сути, засудил себя сам, с чем Надежда упрямо не соглашалась, считая его жертвой системы и гомофобии. В конце концов, спор стал слишком эмоциональным и бурным, говорили уже не о литературе, а о политике, современном положении вещей, и медленно съезжали на философские темы, забираясь в интеллектуальные дебри. — Я придумала, — решила разрядить обстановку Алёна. Наступило молчание, и спорщики посмотрели на неё. — Я хочу… хочу… — Алёна запнулась, — хочу увидеть, как ты делаешь это. Молчание продолжалось, а Артём непонимающе смотрел на неё. — Что "это"? — Хочу посмотреть, как ты дрочишь. Алёна осеклась. Даже язык прикусила, как бы наказав саму себя за плохое слово. Она никогда ничего подобного не произносила. Это было трудно сделать, фактически пришлось выдавливать из себя, но ощущалось странное удовольствие от произнесения. Так говорить было приятно, как-то сладко и возбуждающе. Кажется, она смутила не только себя, но и самого Артёма. У него был обескураженный вид, хотя это продолжалось недолго. — Та-ак... а вы обе, что ли, хотите на это посмотреть? — улыбнулся он. — Да-а-а! — хором воскликнули девушки. — Очень хотим, — добавила странным голосом Надежда. — Алёна, ну ты затейница, идея просто блеск, Артёмчик, ну пожалуйста! — Покажи мне любовь, — улыбнулась Алёна. Артём вздрогнул и посмотрел на неё. — Девушке с первым разрядом по шахматам, цитирующей Лукаса Мудиссона, я покажу всё, что угодно. — Ура-а-а! — раздался всеобщий возглас. Артём оживлённо подпрыгнул на диване, а дамы расположились напротив и приготовились к шоу. Алёна устроилась между ног Надежды, прильнув спиной к груди, чувствуя её горячую вульву поясницей. Мачеха обхватила руками падчерицу и гладила её живот, играя пальцами с грудью и сосками. Сев вертикально, с прямой спиной, Артём стал разглядывать свои гениталии. Он запустил пальцы в волосы на лобке, затем взял себя за мошонку и сжал её. Массируя яички, он нежно оттягивал их в круговом направлении. После этого согнул одну ногу в колене и задрал повыше. Держась за яйца, он скользнул второй рукой себе между ягодиц, нащупал анус и проник туда пальцем. Он продолжал сжимать и разжимать мошонку, стимулируя анальное отверстие, сокращая сфинктер и расслабляя его, впуская палец глубже. Глаза закрылись — было видно, что он проваливается в мир грёз и наслаждений. Его член стал твёрдым, уздечка натянулась, а головка превратилась в налитую сливу, из которой сочилась прозрачная смазка. Оставив палец у себя в анусе, он второй рукой начал гладить член, щупая его, словно проверяя на твёрдость. Несколько раз он закрыл головку крайней плотью и затем опять натянул. Потом опять начал внимательно разглядывать свой член и кончиком указательного пальца размазывать выделяющуюся жидкость по головке. К этому моменту его уже трясло мелкой дрожью, а девушки не выдержали и переместились к нему поближе. Не желая ему мешать, они сели рядом на полу, с разных сторон, и тоже начали трогать себя Артём не торопился, растягивая удовольствие. Уже несколько раз оргазм подбирался к самому краю, угрожая прорвать плотину, но он убирал руку с головки, клал её на мошонку и стимулировал там, доводя себя до исступления. Вдруг он перестал трогать, полностью убрав руки от себя и вытянувшись на диване. Его член пульсировал, яички были плотно прижаты, а желание явилось настолько сильным, что казалось, его сейчас разорвёт на куски. Некоторое время он лежал так, вглядываясь внутренним взором в переполняющее его возбуждение. Он наблюдал за этой энергией, как она бушует внутри, стремясь вырваться наружу. Потом он взялся у основания головки и начал совершать ритмичные движения вверх и вниз, ускоряясь по мере того, как подступал оргазм. Первая струя белой густой жидкости брызнула настолько сильно, что попала ему на лицо. Сокращающийся в спазмах пенис выплёвывал новые и новые порции спермы, разбрызгивая её по груди, животу и лобку, заливая головку и яички, стекая между ног и попадая на анус. После того, как Артём кончил, он продолжил ещё некоторое время совершать движения, замедляя скорость. Он посмотрел на возбуждённых девушек, лица которых были перекошены от желания. Его взгляд был пустым и стеклянным, Артём продолжал находиться в каком-то собственном внутреннем раю; потом он рукой стёр сперму с лица и провел языком по ладони, всё слизав. В этот момент раздался женский стон — Алёна напряглась в конвульсиях, зажмурив глаза. Её рука совершала быстрые, мелкие движения у себя между ног, щёки раскраснелись, а лицо отражало глубокие драматические переживания, слёзы капали из глаз по подбородку на диванную обивку. К ней подключилась Надежда, которая зарычала низким, утробным звуком. Её живот сильно выпячивался наружу, затем глубоко втягивался внутрь. Обеими руками она держалась за вагину, засовывала туда пальцы и тёрла ладонями клитор. Артём спустился с дивана, и все они очень долго лежали рядом на спинах, отсутствующим взглядом смотрели сквозь потолок в бесконечное пространство Вселенной. По телу проходили сладкие волны удовольствия, и всё, что хотелось — позволять им течь через каждую клеточку. Было сложно понять, сколько прошло времени. Час? Пять часов? Или целая вечность? Алёна начала засыпать, громко посапывая на плече Артёма. В конце концов, Надежда собрала волю в кулак и произнесла: — Это был прекрасный вечер. Давайте теперь отдохнём. Пошли в спальню.***
— Every man and every woman is a star... — Артём взял большую кружку в руки, сделал глоток и уютно устроился на троне из подушек. Алёна с Надеждой завтракали рядом, прямо в постели, полулёжа на кровати. Солнечный свет проникал через окно, заливая собой спальню, воздух был наполнен запахом свежесваренного кофе и поджаренных тостов с сыром. После вчерашнего никто никуда не хотел идти, всех тянуло друг к другу и под одеяло. — Сам придумал? — спросила Алёна. Она улеглась маме на живот и, открыв рот, медленно опускала туда длинный кусок бри с хрустящей корочкой. — Нет, был такой поэт и оккультист Алистер Кроули. Когда он находился в Каире, его жена-медиум вдруг начала разговаривать голосом демона, который в неё вселился. Они решили вызвать этого демона, пошли ночью в пустыню и там выполнили ритуал инвокации. Сначала ничего не получилось. Они там какие-то заклинания читали из средневекового гримуара. Отчаявшись, Кроули стал декламировать вслух сонеты Шекспира, и демон явился. Он сказал, что является посланницей египетского бога Гора. — Посланницей? — Да, демоница. Посланница сообщила им довольно большой текст, который Кроули записал и впоследствии опубликовал. Эта фраза оттуда и является одним из трёх постулатов. Смысл её в том, что каждый человек — звезда и обладает невероятным, почти безграничным потенциалом, но в большинстве случаев не раскрывает этот потенциал, оставаясь посредственностью. — Артёмчик, твоё увлечение оккультизмом — это очень мило и трогательно, но позволь тебе напомнить, что к тому моменту Кроули плотненько сидел на мескалине, а умер в нищете, — скептически заметила Надежда. — Да, но звучит же красиво. И разве это не так? Мы не знаем наших скрытых способностей и внутренних пружин, ждущих выхода. — Мне нравится, — сказала Алёна. — А какой был второй постулат? — Do what thou wilt that will be the whole of the Law. — Чего-чего? — Это староанглийский. Они намеренно не стали изменять на современный язык, намекая на то, что под желанием подразумевается глубинная суть, соответствие собственной природе. Тому, что ты есть на самом деле. Будь тем, что ты есть. А не просто желанием, типа как покушать, сходить в туалет или пукнуть вагиной. — Соответствовать своей природе нам мешает окружение. Алёне, например, отец запрещает рисовать. Твои шутки про пукающую вагину неуместны. — Свободу никто просто так не даёт, — ответил Артём, — свободу всегда нужно отвоёвывать. Он улыбнулся, подполз к Надежде и поднял ей одну ногу, закинув себе на плечо. Положив ладони на половые губы, он раздвинул их, прильнул ртом к отверстию и начал вдыхать туда воздух, словно хотел её надуть. У Надежды округлились глаза. Артём оторвался от гениталий и стал совершать ногой движения, перемещая таз девушки и изгибая её в пояснице. Раздался пердящий звук, и из влагалища пошёл воздух. Оба расхохотались. Надежда ласково дала ему подзатыльник, Артём толкнул её, пытаясь завалить. Побороть бывшую спортсменку было непросто, и очень быстро она оказалась сверху, заламывая молодому человеку руки. Артём дотянулся до подушки и с размаху ударил ею Надежде по лицу. — Ах ты мелкий засранец! — воскликнула женщина, схватила другую подушку и начала дубасить оппонента. Развязался подушечный бой. По всей спальне летела пыль, они носились по комнате друг за другом, применяя военные тактики и хитрости, а Алёна тихо сидела в углу, с нежностью и восхищением смотрела на это. Она думала о том, как же ей повезло и как же она не хочет, чтобы всё это заканчивалось. Битва завершилась любовью: эти двое валялись где-то возле кровати, лизались как два подростка, что-то шепча друг другу и по-идиотски хихикая. В конце концов, они вернулись назад и начали ролевую игру в великосветских леди и джентльмена, нарочито демонстративно наливая друг другу кофе, сопровождая свои действия фразами-клише, выдернутыми отовсюду, начиная с “овсянка, сэр” и “битте шон, данке шон” и заканчивая слащавыми отрывками из французских любовных романов. — У меня есть маленькая мечта, — сказал Артём, наигравшись вволю. — Хочу увидеть зелёный луч. — А это ещё что? — спросила Алёна. — Ты не знаешь про зелёный луч? Алёна помотала головой и засмеялась. Кажется, она начинала влюбляться, потому что смотрела на своего двоюродного брата с умилением, а в груди растекалось блаженство, делая её счастливой дурочкой, чему совершенно не была против. — В тот момент, когда солнечный диск скрывается за линией горизонта, в самую последнюю секунду происходит вспышка ярко-зелёного цвета. Это случается из-за оптического эффекта, связанного с разной плотностью слоёв атмосферы. К сожалению, увидеть зелёный луч очень трудно. Нужно чтобы не было облаков на небе и должен быть ровный, прямой горизонт, как на море или в пустыне. Существует даже суеверие, что тот, кто увидит зелёный луч, всю оставшуюся жизнь будет счастливым. Я восемь раз пытался это сделать, но не получалось. Алёна продолжала разглядывать Артёма, представляющего из себя странный сплав плохо сочетаемых вещей. С одной стороны, он был олицетворением современности со всей её циничностью, прожжённостью и прагматичностью. Выросший в семье бизнесменов, впитавший в себя с детства разговоры о деньгах и жестокости этого мира, в котором выживает сильный, он умудрился не только выжить и найти себя, но и вырвать пуповину зависимости от родителей, заплатив за это большую цену. С другой стороны, это был немного наивный и забавный мечтатель, искренне радующийся простым вещам и нелепым глупостям. Алёна поняла, что хочет его. Прямо сейчас. Почувствовав, что внизу становится влажно, она опустила туда руку, засунула, вытащила и поднесла к лицу. Пальцы были в липкой смазке. Она понюхала её и возбудилась от запаха ещё сильнее, затем попробовала жидкость на вкус. Нахлынуло желание сделать что-нибудь очень плохое, постыдное. Очень сильно захотелось побыть шлюхой. Сначала она испугалась мысли об этом, даже слово это, которое пронеслось в голове со скоростью света, напугало её. Затем она встала и вышла из спальни. Артём с Надеждой удивились, переглянувшись, но решили, что девушка просто пошла в туалет. Алёна вернулась. В её руке было что-то зажато. Она подошла к Артёму и встала перед ним на колени. — Можно я у тебя отсосу? Ей показалось, что она прямо сейчас и кончит от того, что произнесла. Волна невероятной силы заполнила всё. Было настолько хорошо от того, что она сказала, что это можно было сравнить с оргазмом. По ногам текла смазка и капала на деревянный пол. Алёна протянула слегка ошарашенному Артёму руку и раскрыла ладонь. В ней был тюбик той самой помады из Парижа. — Сделай мне блядский рот, — сказала она, и её начало трясти от удовольствия. Это можно было сравнить с большим домом, в котором ты живёшь, и тебе, в общем, хорошо, но есть одна дверь, которая всегда закрыта и в которую тебе запретили входить. Тот, кто запретил, уже давно куда-то исчез, но ты по-прежнему не заходишь туда, запрещая сам себе. И вот, по какой-то неведомой причине, ты разрешил себе открыть эту дверь и обнаружил там огромное дополнительное крыло: с комнатами, галереями, балюстрадами, лестницами, оранжереями. Ты понимаешь, что всё это такое же твоё, как и та часть дома, в которой ты привык жить, и совершенно непонятно, почему ты раньше сюда даже не заходил. Артём тоже встал на колени, его распалили просьбы Алёны. Он нежно взял одной рукой её за подбородок, заглянул в серые, затянутые поволокой глаза и начал рисовать помадой очень медленно, превращая чистые губы юной девушки в ярко-красный крикливый бутон площадной шлюхи. — Боже мой! — прошептал он. — Какая же ты вульгарная. Как тебе не стыдно? Услышав эти слова, Алёна издала утробный звук. Зрачки расширились, а взгляд стал отсутствующим. — А что скажет папа? — строго спросил Артём, доводя её до изнеможения. — Папа ничего не узнает, — сказала Алёна каким-то не своим, низким и хриплым голосом. Артём поднялся, шагнул к Алёне и положил руку на голову, поглаживая её светлые волосы. Она приблизилась к его животу, потёрлась щекой и сделала глубокий вдох, втягивая аромат юноши. Сначала она некоторое время гладила его напряжённый член, очень осторожно касаясь пальчиками, словно изучая, затем взяла его и начала водить им по накрашенным губам, приоткрыв рот. Она размазывала выделяющуюся солоноватую жидкость по лицу вместе с помадой, потом выдохнула на него воздух, как будто хотела согреть, и погрузила в рот. Обхватив его торс, Алёна начала пробираться рукой между сильных ягодиц внутрь. Добраться до ануса было трудно, но наконец-то удалось дотянуться пальцами до заветной цели и надавить на него. Палец встречал сопротивление, но всё же проник на длину фаланги и послышался стон, а колени Артёма подкосились. Удерживая ртом головку, Алёна второй рукой спустилась с члена к яичкам и ласково их сдавила. Горячая дрожащая плоть была в её руках и во рту, с каждым движением головка проникала глубже в ритме производимой имитации толчков. Очень хотелось немного прикусить её — настолько она была сочной, но Алёна не решилась сделать это. Артём начал терять контроль, принявшись подмахивать бёдрами и сразу ускоряться, уже крича на всю комнату. Алёна опять взяла его пенис в руку, крепко сжала и начала двигать крайней плотью, одновременно проглатывая его. Взрыв произошёл быстро. Горячий поток наполнил рот, терпкая жидкость брызнула настолько сильно, что Алёна не смогла проглотить всё, и изо рта пошли струйки, стекающие по горлу и груди. — Иди ко мне, милая, — застонал Артём, улёгся на спину и потянул Алёну к себе. — Иди ко мне, я тоже хочу тебе это сделать. Алёна уселась ему на лицо и перегретая от возбуждения вагина наконец-то получила то, чего хотела — в неё проник язык. Алёна не жалела Артёма, просто не думала об этом, двигаясь так, как хочется: тёрлась промежностью по его рту, совершала толкающие движения, слегка подпрыгивая. Надежда, наблюдающая всё это со стороны, приблизилась и расположилась на молодом человеке, прижимая его обмякший член к своей вагине. Она начала скользить им между складками и тереть ладонью. После того, как он опять отвердел, она села на него и стала двигаться. Алёна кончила и свалилась набок. Освободив Артёма, она стала смотреть, как они обнимаются с Надеждой и совокупляются. — Я ещё хочу, — сказала Алёна, перевернулась на живот и встала на четвереньки, опустив грудь и голову на пол. Подставив зад Артёму, она взяла себя за ягодицы и раздвинула их. — Выеби меня как следует. Закончив с Надеждой, Артём подобрался к Алёне и зашёл в неё, положил ладонь на клитор. Когда девушку взяли сзади, она поняла, какая же на самом деле маленькая. В объятиях юноши, что стал для неё истинным мужчиной, попка была миниатюрной, а клитор, который всегда казался ей чудовищно гигантским, в большой мужской ладони ощущался весьма обычным. Стучаться ягодицами о живот было верхом наслаждения. Горячий и твёрдый стержень входил и выходил из её мокрого влагалища, издавая животный хлюпающий звук, отправляющий разум Алёны к первобытным предкам. От неё пахло самкой; ощущение себя вещью, сексуальной игрушкой в чьих-то руках давало ей экстатическое переживание. Всё лишнее отброшено, осталась только суть, сердцевина. В какой-то момент Алёне показалось, что член Артёма разорвал её надвое, и теперь есть две Алёны, и обе мычат, изнывают от похоти. После того, как электрический разряд оргазма прошёл, Артём вышел из неё и в изнеможении упал на пол. Надежда села рядом и заботливо вытерла простынёй испарину, убрав волосы с лица. — Мам... Я, кажется, ещё хочу. — Хватит, милая. Надо отдохнуть. Тебе надо ванну принять. Нам всем надо ванну принять. Алёна повернулась набок, протянула руку Артёму и позвала его. Он повернул уставшее лицо, и она увидела в его глазах страх. — Да нет, я просто спросить тебя хотела, — с трудом выговорила Алёна. — Я спросить тебя хотела. — О чём? — Какой третий постулат? — Что? — Демоница. Что она сказала? Третье. Артём закрыл глаза, сглотнул слюну и стал покачивать головой. Его лоб наморщился. — Love is the law, love under will.***
С самого раннего детства Алёна умела просыпаться тогда, когда хочет, без будильника. Долгое время она считала это сверхспособностью, но позже узнала, что не одинока в этом, и сверхспособность превратилась в просто необычную способность. Перед сном она как бы заглядывала внутрь себя и просила своё подсознание разбудить на следующее утро во столько-то. Нужно было только очень хорошо попросить, не механически подумать, а искренне убедить что-то там внутри, что ей действительно надо встать рано, а будильника нет и вся надежда только на саму себя. Это срабатывало, причём с удивительной точностью. В пять часов утра она открыла глаза. В очередной раз подсознание не подвело её, но вставать очень не хотелось. Под одеялом так тепло и хорошо, так сладко чувствовать рядом тело любимой женщины, посапывающей во сне, и выбираться в обжигающую утреннюю прохладу нет никакого желания. Однако нельзя было подводить того, кто разбудил. У неё с ним были свои отношения, и она знала, что этот внутренний кто-то всегда делает то, что его просят; но раз уж он выполнил свою часть сделки, то теперь Алёна обязана выполнить свою — подняться с постели. Сама же просила разбудить. Она очень осторожно поцеловала плечо любимой, вдохнув аромат её волос, и как змея выскользнула из-под одеяла. Тело покрылось мурашками, реагируя на перепад температур. В другой части кровати спал юноша с чёрной вьющейся шевелюрой на голове и сильными руками, торчащими из-под одеяла. Просто невозможно было не подойти к нему хотя бы на секундочку. Алёна коснулась губами его кожи, вобрала запах. Её ноздри расширились, верхняя губа дёрнулась, и стайка кусающихся пираний проплыла от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног. Тихо, на одних носочках, она вышла из спальни, покинула спящий дом и оказалась во дворе. Взяв велосипед, она покатилась по тропинке. Утренний лес был затянут дымкой тумана, пахло влагой, прелыми листьями и грибами. Проехав по мокрой грунтовке, Алёна выбралась на открытое пространство с видом на исчезающее в белой пелене море, на котором царил полный штиль. Ехать стало легче. Дорога была ровной и прямой, и девушка начала ускоряться. Ноги давили на педали, совершая быстрые движения, а пейзаж пролетал всё с большей стремительностью, словно накатывая. Сердце бешено стучало в груди, кожа покрылась потом, и Алёна ускорилась ещё. Она опять почувствовала себя рыбой. На этот раз она была рыба-меч, самая быстрая в океане! Нечего бояться. Никто не догонит. Никто не способен её остановить. Не существует препятствия, которое нельзя проломить своим носом-мечом на полной скорости. Алёна представила, что на её пути появилось деревянное парусное судно — шхуна, на которой матросы испуганно кричат, видя свою стремительно надвигающуюся смерть. Они бегают по палубе, отчаянно крутят штурвал, что-то делают с парусами, маневрируя и пытаясь увернуться от неё. Ужасающий удар с треском разносит корабль надвое. Щепки и люди летят в стороны, команда в отчаянии пытается спастись, но тщетно. Алёна захохотала. На полной скорости она встала на педали, подняла руки вверх, потянулась, запрокинула голову и свободно, непринуждённо встряхнула волосами. Те развевались на ветру, шлейфом следуя за своей хозяйкой. — Я рыба-меч! — закричала она так громко, насколько могла. Велосипед нёс девушку, которая кричала и горланила что есть мочи на всю округу. Мимо проносились палатки и трейлеры, из которых выбегали испуганные заспанные люди, с удивлением пытающиеся понять, что происходит. Ей нравились её развевающиеся на ветру волосы. Ей нравились её пот, грудь, ноги и задница, ей нравилась её вагина, ей нравился собственный голос, постепенно съезжающий на хрип. Солнце, пробивающееся из-за горизонта сквозь ветки деревьев и колючки кустарника, наконец-то вырвалось из лап леса и осветило чистое голубое небо, объявив о начале нового дня.***
Следы на песке разрезали поверхность пляжа на две половинки и уводили далеко вперёд, на север, туда, где возвышались песчаные дюны. На одной из них сидели три человека, обнявшись, и смотрели в морскую даль, словно ожидая чего-то. Солнечный диск наполовину погрузился за горизонт, заливая вселенную всеми оттенками красного спектра. Рядом возвышались другие дюны, которые уже не казались такими большими, а за ними начинался сосновый лес, переходящий в бескрайние виноградники. Кроны деревьев неподвижно тянулись к чистому безоблачному небу. Полное отсутствие ветра создавало ощущение того, что мир замер, и только Солнце медленно двигалось, постепенно исчезая в океане. В тот момент, когда последний маленький кусочек огненного светила пропал в водной пучине, багряное небо преобразилось, став изумрудным. Три человека улыбались, неподвижно наслаждаясь этим мгновением. Перед ними, на песке красовалась надпись, написанная огромными буквами: ПАПА НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ