Эйсоптрофобия

Мать была для Чимина вечно отрадой. Он не держал на неё зла и не хотел как-то напакостить. Оно само получалось — своими действиями и словами он приносил боль. Пора бы уже это понять. Но как теперь объясниться с ней, когда женщина лежит в гробу? Никак. Юнги обнял его, чувствуя небольшое волнение: — Сходим к ней? Мгновение, наполненное болью. Взгляд равнодушных серых глаз. — Сходим. Они идут рука об руку. Шагают синхронно и переплетают пальцы. Ведь так легче. Так они не одни. Старший останавливает его и снова обнимает, сжимая крепче. Вечерний ветерок колышет им волосы, а солнце на горизонте ярко светится. Брат выглядит ангелом, и тогда Чимину хочется поцеловать его. — Юнги… — М? — Я хочу поцеловать тебя, — он отрывается от него, а после заглядывает в глаза. Волнение, понимание и нежность (?) Он наклоняется и целует. Ласково сминает губы, прижимаясь ближе. Руки сплетаются на затылке. Спустя несколько секунд они отходят друг от друга. А после переплетают пальцы и снова идут. ************************************************************ Дом встречает их запахом алкоголя и темнотой. В гостиной кто-то храпит и понятно кто — отец снова напился. Ребята снимают обувь и поднимаются в комнату. Всю ночь они попробовали чужие губы на вкус. Им обоим по пятнадцать и они браться только на бумагах. Им можно. Они ведь любят. ******************************************************************************** Спустя месяц Юнги приходит в комнату к Чимину и ложится рядом. Последний понимает — что-то случилось. Брат больше не улыбается, а тихо всхлипывают. Когда Пак поворачивается, то видит синяки и кровь. Он подрывается, а после начинает укачивать брата. — Юнги-я, что с тобой? Кто… С тобой сотворил такое? Мин рыдает и утыкается носом в шею. — Отец… Он, — сжимает руки. — Изнасиловал меня. — Не в первый раз? — спрашивает младший. Юн кивает. Спустя несколько часов оба засыпают, истерзанные мыслями. **************************************************************************** Старший остаётся дома, а Чимин впервые идёт на крайние меры. Нож, измазанный в крови дрожит, как и сам парень. Отец на полу хрипит. Он весь в крови. — Ты заслужил, — говорит сын, убегая. ****************************************************************************** Его не сажают в тюрьму. «А лучше бы посадили» — думает Пак, находясь в свете светодиодной ленты в своей ванной. Брат и мать умерли. Он убил отца. Прекрасно, не так ли? Он отворачивается от зеркала, когда замечает ухмылку. Оно начинает говорить: — Хочешь я заберу тебя себе? — не в первый раз предлагает свободу. Он качает головой. — Давай я умоюсь и приду к тебе. Он действительно умывается и подходит к зеркалу: — Ну что же, бери меня. Я твой, — и говорит так легко, будто не его пытаются сейчас… Он входит в зеркало, вмиг оказываясь в тесном пространстве. — Вот и мой конец, наверное, — говорит, но дышит. Его не убивает, не скручивает в агонии. Он в небытие? Никто не знает.