Af Cassiel

Преследование делает и мудрого человека безумным. Вальтер Скотт. «Роб Рой»

      Мне было грех жаловаться на ту жизнь, которую я получил благодаря годам упорного труда. После перевода в нарко карьера, наконец, устаканилась. То есть, нет, я не хочу сказать, что в половом она была плохой, ни в коем случае. Просто теперь я приходил в департамент без чувства принуждения. В кои-то веки все складывалось так, что я получал удовольствие от работы и хотел постигать все новые и новые высоты. Чувствовал себя нужным и полезным.       Без каких-либо стесняющих факторов, в виде чувств сомнения, рейтинг уверенно полз наверх, пока, наконец, я не смог позволить себе съехать в другой дом из моей чистой, но излишне меблированной квартиры. Это было уютное местечко, бесспорно, но мне в нем становилось просто тесно. Бессмысленные шкафы и ящики, стояли абсолютно пустыми и съедали простор, а вывезти их куда-то я не мог по условиям аренды. Огромное книжное трюмо во всю стену, полное старых романов времен гражданской войны, которые я так и не прочитал, визуально будто готово было в любую секунду упасть, погребя меня под волной томов. Поэтому я каждый вечер после работы пытался вместиться в нефункциональное кожаное кресло и страдал на сайтах сдачи недвижимости. Поиски заняли кучу времени: я хотел либо пустое пространство, которое можно было оборудовать на свой вкус, либо готовое жилье, но полностью удовлетворяющее моим критериям. Честно, спустя месяц беспрестанных изысканий, я уже почти отчаялся, как вдруг в глаза бросилось объявление, вывешенное буквально считанные минуты до того, как я его увидел. Времени стояло глубоко за полночь, но риск того стоил. Владелец ответил сразу же и охотно договорился на следующий день показать квартиру.       Мы договорились встретиться возле входа в здание. Я уже по фотографиям понимал, что наконец-то нашел хоть какое-то жилье в небоскребе, но, по прибытии на место, я не ожидал, что этот будет таким высоким. Серый зеркальный клин возвышался на много метров вверх, скрываясь за плотными облаками пасмурного дня.       «Закария?»       Опустив голову, я увидел обращавшегося. Презентабельный черный костюм в узкую вертикальную полоску явно был тщательно отутюжен и сидел по фигуре, отлично сочетаясь с тонким изумрудным галстуком. По телосложению было тяжело понять, с кем имею честь, но когда человек вновь заговорил, стало ясно, что это женщина.       «Насколько я понимаю, это вы хотели увидеть апартаменты?»       «Да».       «Тогда пройдемте за мной, - мотнула она головой, откидывая от лица неровную рыжую челку. – Поторопитесь, мое время дорого стоит».       Естественно, изнутри все было так же первоклассно, как и снаружи. Широкий глянцевый стол консьержа растянулся на добрых пять метров, и брюнетка за ним кивком поприветствовала и идущую впереди женщину, и меня. Арендодательница, до того будто летевшая, замедлилась и осторожно вошла в лифт. Я решил не вынуждать ее придерживать мне створку двери и заскочил следом.       «Вы упомянули, что квартира выше пятидесятого, так?»       «О да, намного», - улыбнулась она и нажала на клавишу «81».       «Хм», - эта высота вполне удовлетворяла моим потребностям, поэтому для поддержания разговора я просто спросил. – «Почему сдаете?»       «Я не доверяю ни единой такой железной коробке, - пристукнула она костяшками по стенке, - поэтому жить здесь не могу. Снова и снова сюда заходить. Сил уже нет».       Подъем занял две-три минуты, и наконец, после короткой прогулки по стерильному белому коридору, рыжая остановилась напротив двери. Ключ-карта мелькнула возле замка, и как только зажегся зеленый сигнал, хозяйка шагнула внутрь.       Мне понадобилось пятнадцать секунд осмотра, чтобы сказать «я заберу ее»: огромные окна во всю стену уже открывали то, зачем я шел – только линия неба и пара таких же высоких шпилей высоток. И больше ничего.       «Серьезно? Даже не пройдете внутрь?», - недоверчиво глянула на меня владелица.       «Я уже точно знаю. Но могу посмотреть, если вы настаиваете», - примирительно вскинул я руки.       «Так будет спокойнее нам обоим, согласитесь».       Звучало здраво, поэтому я решился на беглый обход. Белая гостиная с узким длинным диваном, ничего лишнего, никакой безвкусицы, только прямые линии и базовые цвета. Точно такая же геометричная строгая душевая. Кухня, хоть и узкая и совмещенная со столовой, но позволяла с утра выпивать кофе, стоя на вершине мира. И серая спальня с огромной черной кроватью и единственным цветовым пятном во всей квартире – большой, два на два, кроваво-красной картиной с копошащимся на ней черным комком змей. Я отчего-то сильно остановил на ней свое внимание, и это было замечено:       «Я обставляла жилье на свой вкус, поэтому если полотно не нравится, могу его забрать».       На секунду мне показалось, что рептилии шевелятся. Они одновременно вызывали и отвратительное чувство памяти о детстве, но и сильно ассоциировались с моим нынешним душевным состоянием. Сложно было найти что-то, что подходило моей жизни так сильно, и как-то само собой вырвалось:       «Нет, все идеально. Я хочу эту квартиру».       За спиной просто раздался голос:       «Конечно. Думаю, вы единственный, кому это место по-настоящему предназначено».       Формулировка прозвучала странно, но не согласиться я не мог. Так я стал владельцем действительно идеального дома.       Но, несмотря на то, что моя жизнь вроде бы только расцветала, ничто не забылось, продолжая выглядывать из-за угла моего разума. Я рассчитывал, что в все старое рассыплется, наконец, в пыль, но вместо этого оно только проросло гнилью и пускало тонкие щупальца грибницы в настоящее. Мне снилось то, что происходило в те годы, и во сне я снова становился ребенком, незащищенным, неспособным постоять за себя. Казалось бы, я перешагнул то время, стал сильнее во всех смыслах, но оказалось, что ночью уязвимы все. Тяжелое и резкое пробуждение, похожее на выкапывание себя самого из под земли, разгребание сырой почвы руками, пока на конец не сядешь на постели, с трудом вдохнув первый жгучий глоток воздуха. После каждого кошмара у меня не было никаких сил ненавидеть, я мог лишь бессильно свалиться обратно и пытаться подавить истерику с трясущимися от ужаса руками и едва ощутимыми слезами, все-таки сумевшими пробиться наружу. Я бы сгорел от стыда, если бы хоть кто-то чужой увидел меня в таком состоянии. Моя позорная уязвимость, отравлявшая существование.       В остальном же, в новом доме у меня появилось куча пространства, передо мной раскрывались буквально все необходимые радости жизни. Захотел – расстелил коврик, зажег палочки и постигаешь себя под лучами угасающего солнца. Захотел - начал длительную тренировку под широкой плазмой на стене, и можно не переживать, что кто-то смотрит за тобой из окна через дорогу. Иногда я мог просто лечь на ламинат подъема холла, похожий на сцену, и, свесив голову, смотреть на улицу, где птицы летали вверх ногами, а небоскребы росли вниз. Что-то умиротворяющее было в каждом новом дне, и я поймал себя на мысли, что так и не перерос любовь к бескрайнему простору небосвода, по прежнему ожидая любой новой грозы и штормовой погоды. Я мог читать вслух, писать стихи – неограниченный выбор занятий способствовал улучшению моего состояния. Новое жилье, изолированное от толпы, умиротворяющее и тихое, расположенное на вершине мира, позволяло самосовершенствоваться в любых начинаниях. Я ударился в готовку, поскольку мне всегда казалось, что я духовно понимаю шеф-поваров из кулинарных шоу, гневно кричащих на тех, кто не в состоянии элементарно сварить гребаные спагетти. По-моему, у меня получалось очень неплохо, так что это хобби плотно засело в моих буднях.       Не все мои увлечения были безобидными. По службе в бюро мне была предоставлена машина. Но шутка заключалась в том, что у меня не было прав. Во время офицерства получилось как-то так, что мне никогда не выпадала роль водителя патрульной машины в принципе. А теперь мне пришлось экстренно идти и обучаться вождению. Если я до этого момента считал, что смогу нагнуть любую учебу, то курсы вождения буквально сами взяли меня на прогиб. Это было ужасно, я с горем пополам сдал эту чертову теорию с бесконечными знаками и полным отсутствием логики поведения на перекрестках. Но настоящий ужас начался на практике, потому что гребаное вождение – чертово колесо рулетки, где постоянно нужно держать руку на пульсе и ожидать, что кто-то выскочит из-за поворота. Я не мог предугадывать поведение людей, едущих рядом, не мог планировать, строить тактику. Ничего. Полагаю, мой инструктор к концу каждой из пяти попыток сдачи мною экзамена едва удерживался от того, чтобы поджечь машину вместе с самым тупым учеником на его практике.       Только с шестого раза, когда я окончательно припарковал автоиль там, где было сказано, и аккуратно, едва соображая, поднял руки от руля, преподаватель на пассажирском сидении сказал: «Видит бог, Ксански, я молюсь, что уже не я буду принимать у тебя повторную квалификацию. Наконец-то мы расстанемся».       «Надеюсь, вы будете вспоминать о нас с теплотой», - все еще в эйфории от окончания мучений ляпнул я и тут же плотно сжал губы. Промолчав с минуту, инструктор отрезал: «Просто покинь машину».       Большая удача, что мы с ним действительно больше не виделись. Да и к тому же, он бы ужасно разозлился, если бы увидел, что я перестал держать руль двумя руками. По какой-то причине, меня быстро начало выводить из себя верчение его обеими конечностями, и из нервного водителя я превращался в экстра-нервного, да еще и злобного. Днем разъезжать по напряженному городу не приносило никакого удовольствия, но, ближе к вечеру и ночи, я открывал для себя всю прелесть катания по улицам и шоссе. Ладно, стоит признаться, что и погонять в свете фонарей по прямой дороге, включив какую-нибудь песню, быстро стало не то что хобби, но приятным времяпрепровождением, особенно если открыть окна. Я вообще предпочитал темное время суток, а скорость и ощущение быстротечности мира вокруг, но не меня самого, добавляли какой-то особой атмосферы. Я пытался оставить это увлечение в тайне и только для себя, ведь детективу не пристало носиться по улицам в три ночи, да еще и на служебной машине. Поэтому мне пришлось обзавестись своей собственной. И вот тут-то меня, вылезающего из нее, и спалил Киркманн, какого-то черта притащившийся ко мне сильно после полуночи.       Думаю, сцена выглядела просто уморительно: я, наполовину вылезший из спорткара и лихорадочно бегающий глазами от Йана к тачке, соображая, что сказать, и мой друг с шопером, строящий весьма удивленное и хитрое лицо.       «Я объясню», - решился я, но меня перебили.       «Конечно, после того, как мы поедем кататься».       «Чел, нет, я же только»-       «За раскрытие самого большого лжеца в истории, мне положена награда в виде поездки. Я купил тебе пива, а ты! - он подошел вплотную к автомобилю и присел, проводя по черному матовому борту. – Иисусе, она будто из под крылышка у ангела. За вкус в машинах ты достоин уважения, но за то, что ты мне не рассказал, я тебя ненавижу».       Никакого протеста я больше выразить не смог, поскольку Киркманн заскочил внутрь. «Заводи тачку, Зак, у тебя пять секунд», - только и бросил он, пристегиваясь.       «Да блять, - цыкнул я и уселся за руль. – Только не долго, лады? Завтра же смена».       Блондин лишь поиграл бровями и изобразил поворот ключа. Плохо сдерживая улыбку и хвастовство, я включил зажигание, а двигатель сразу же издал глухой урчащий звук.       «Охохохоооо, господи, какая рычунья, - удовлетворенно воскликнул Йан. – Сколько жмет?»       «Да так, ерунда. Самая малость, - выдерживая интригу, равнодушно подпер я лицо рукой и глянул на него. – Триста пятьдесят и сотка за две и семь секунд».       «Дьявол! Ты с ума сошел!» - засмеялся мой сосед. Теперь, когда Киркманн узнал о моей маленькой слабости, он мог время от времени подначивать меня брать его с собой и орать от восторга, заглушая собой чье-то пение по радио.       Я любил его. Думаю, именно эту любовь я должен был отдавать Ною, но он никогда не был моим настоящим братом. А вот Киркманн стал. Если бы я отчаянно не стыдился своего прошлого, то рассказал бы ему все, от самого начала. Но память о детстве должна была отравлять только меня, я не желал распространять свое проклятье на других. К тому же, я боялся, что он станет относиться ко мне иначе: не презирать, нет, но сочувствовать. Я отрицал жалость как чувство.       Поэтому и он, и я предпочитали в общении обходить все, что касалось наших жизней до. Правда, в один момент он просто сел на пол перед моим диваном и сказал: «Я хочу рассказать пару вещей о себе. Мне это нужно. Ладно?»       «Ты не должен спрашивать», - ответил я, отставляя чашку.       «Ты не любишь чужое нытье, поэтому и извиняюсь».       «Но ты не чужой. И, к тому же, я готов выслушать от тебя все, что угодно. Только избавь меня от соплей». – Ответил я и слез к нему на пол.       На это он улыбнулся и кивнул. Так я потратил пару часов вечера, выслушивая чистосердечное признание про его юношеский период в нацизме и смерть родителей. Йан немного помолчал после финала и добавил:       «Я постарался не особо распространяться. Но когда-нибудь ты должен был узнать».       «Ну, сейчас хотя бы понятно, почему ты в шараге на первом курсе выглядел как уродливый солдат Джейн», - только и успел пошутить я, когда в лицо прилетела подушка.       «Ой, да пошел ты! Только б поржать, тупица», - делано обиделся Киркманн и скинул мою голову со своих коленок.       «Да брось, это же смешно. Да еще и многое объясняет. Я-то думал, ты просто скромный и неловко себя чувствуешь среди полиции, а оно оказалось вон как. Свой среди чужих, чу»-       «Я клянусь, еще слово – и я отменю твое жалкое существование», - срываясь на смешки, пригрозил блондин.       «Ладно, ладно. Чтобы компенсировать свое ужасное чувство юмора, предлагаю посмотреть кино», - поднимаясь на ноги, я прихватил с журнального столика пульт и потянулся.       «Вот это уже деловой разговор. Например?»       «Мммм… «Бесславные ублюдки»?»       «Да что ты за человек такой?!», - зашипели снизу, а мне пришлось уворачиваться от меткого пинка по икре.       Одним словом, мы были близки во всех отношениях, в которых я держал дистанцию с другими людьми. Выбешивая друг друга до скрежета зубов, нас мало что могло заставить по-настоящему поссориться. Я помню только один раз: когда слишком жестко обошелся с объектом его любовного интереса, но не знал об этом, а мы подрались. Уже позже, когда, побитые, сидели возле дверей дисциплинарной комиссии, Йан так, между делом, бросил: «Объясняю свое поведение: ты побил моего потенциального парня».       Я развернулся так резко, что шея хрустнула:       «Серьезно? Тебе не кажется, что стоило вообще-то мне рассказать, что ты завел кого-то, чтобы избежать подобных ситуаций?»       «Ну, честно, - виновато улыбнулся он, кривясь из-за разбитого носа. – Я и не думал, что вы так быстро встретитесь. К тому же, кто ж мог подумать, что ты сразу пойдешь в лобовое столкновение с первым встречным-поперечным? Но извини, я правда вспылил и мне жаль. Так что, тут много моей вины».       «Да тут не просто вина, ты чертов идиот, Киркманн! Мне теперь придется извиняться перед этим человеком! А как обо мне сейчас думают! Да ты, ты…», - в полголоса рычал я на него, удерживая за лацканы пальто, чтобы не привлекать лишнего внимания.       «Нет-нет, все хорошо. Он отходчивый, не боись», - успокоение не работало ни капли, потому что менее стыдно не становилось. Закончив его раскачивать, я заткнулся и погрузился в рассматривание плаката на противоположной стене. Спустя минуты две угрюмого молчания, я добавил:       «Поверить не могу, что ты разбил мне губу кольцом, которое я же и купил тебе на рождество».       «Еще раз прости, я просто разозлился, - совестливо признался Йан и улыбнулся. – Думаю, когда та продавщица в ювелирке назвала нас супругами, она и не рассчитывала, что в итоге я тебя отмудохаю».       «Кто еще кого отмудохал, страдалец. Если ты не помнишь, это тебя с пола поднимали», - рассмеялся я в ответ.       Позже я постарался сделать все, что от меня зависит, но, кажется, Фостер так и сохранил в глубине души стойкие опасения в мою сторону. Конечно, это так и осталось большим упущением, но с Йаном после этого мы быстро помирились. У меня не было причин сильно на него злиться, да и сам Киркманн не особо хотел обмусоливать неловкую сцену и дальше. Мы были неразлучны, что бы ни случилось.       На одном блондине мир, конечно не сходился. У меня была Кэролайн, с которой я правда любил проводить время, не так уж часто, конечно, все-таки, разводить панибратство с начальством было не хорошо, но пару раз в месяц выбраться куда-нибудь в ресторан не составляло труда. Каждый платил сам за себя и так далее, но разговоры с ней не могло заменить ничто. Кастенда мудрая женщина, и послушать ее рассказы и философию всегда представлялось интеллектуальным занятием. Ну, и я мог ныть ей про свою тяжелую долю всеобщего фетиша после смены. Моя страдальческая «Санта-Барбара» ужасно забавляла шефа, и каждый мой визит она заканчивала разными фразами одного и того же содержания: «Смирись уже, ты красавчик и нести тебе этот крест до конца своих дней». С этим высказыванием трудно было не согласиться, и мне не оставалось ничего, кроме как сокрушенно кивать. К тому же, она иногда приглашала меня к себе домой. Я, конечно, был благодарен ей за такое отношение и доверие, но каждый раз чувствовал жуткую неловкость – я не хотел, чтобы кто-то в отделе считал, что я на особом положении. Но у нее был роскошный дом, где я по-настоящему мог расслабиться и отключиться вообще от всего. Так что, такие визиты того стоили.       Кроме Йана и Кэролайн жизнь свела меня еще и с Фрэном Салазаром. А с ним у нас была своя история.       Начнем с того, что он точно так же, как я, не любил даже упоминать, что было в его жизни до поступления в полицию. Мне известно только то, что он начал не с академии, а аж с колледжа, означая прямо особую необходимость как можно скорее начать самостоятельную жизнь. Родился он не в Штатах, поскольку сильный латинский акцент и полное знание испанского языка его выдавали, так что я решил, что он шустро мигрировал прямо из Мексики. У меня есть кое-какие соображения по этому поводу, связанные с преследованием или статусом персоны нон-грата, но сказать определенно я не могу, не люблю додумывать. Фрэн пришел к нам в возрасте двадцати четырех, совсем молодой, и сразу принялся за налаживание отношений. Только вот делал он это точно так же, как Киркманн в самом начале – строил из себя непонятно кого. Но если Йан отказался от этой раздражающей роли почти сразу, то Салазар решил, что ниша клоуна все это время ждала только его. И бесить, со своими амбициями, он начал именно самого старшего.       Ни дня не проходило без дебильной шутки или розыгрыша. Я клянусь, сначала я пытался игнорировать бесконечные подколы в духе «больно ли было падать с небес» и «автозак», но позже возникло чувство усталости, потихоньку превращающееся в раздражение. Я был близок к тому, чтобы серьезно поговорить о нем с Кастендой, когда произошел случай, изменивший мое восприятие.       Ежемесячная летучка всех отделов нашего бюро нравов, где присутствовали не только мы в полном составе, но и куча других детективов и начальников, включая шефа бюро, лейтенанта Бенджи Фирса, должна была проходить по обычной схеме: итоги предыдущего месяца, планирование нового и решение возникших вопросов.       Наш хорькоподобный шеф красочно рассказывал о ведущих детективах рейтинга, в очередной раз одобрительно посмотрев на чуть ли не дремлющего меня и вальяжно развалившегося сбоку Киркманна, пока Салазар, сидя рядом с Кастендой как школьник с мамой, внимательно слушал босса. Такое осознанное отношение к совещанию от молодого следователя показалось мне занятным, и я начал поглядывать на его поведение. Раздача похвал быстро закончилась, и Фирс затянул унылую жвачку о своей стратегии правопорядка на грядущий период. Кто-то одобрительно кивал, кто-то чатился с родственниками и друзьями, а мы с Йаном уныло переглядывались: ни я, ни он не одобряли излишне бюрократизированную тактику щёголя, местами граничащую с дебилизмом. Кэролайн же скрывала свое разочарование планами Бенджи под маской задумчивости. Мне достаточно было только поймать ее взгляд, чтобы знать, что гениальная идея Фирса полетит в помойку сразу же, как только мы отсюда выйдем. Но всех удивил Салазар:       «Простите, сэр? Я могу сказать?»       Лейтенант прекратил заливаться скворцом и взглянул на мексиканца.       «Конечно, э?»       «Салазар, Фрэн Салазар, детектив третьего ранга отдела по контролю за»-       «Да да, я понял. Внимательно слушаю», - сложил шатенистый шеф руки на груди, чуть жонглируя маркером пальцами.       «Вы сказали, - вполне серьезно для своего обычного состояния начал парень, - что будет больший упор сделан на отслеживание контрабанды наркотиков со стороны Мексики. И при этом предлагаете уделять все внимание только межведомственному сотрудничеству, а именно просить отчеты мексиканских копов с органов таможни и наших, для сверки. При всем моем уважении, это не будет работать».       Я почувствовал, как рядом чуть выпрямился Йан, а остальные детективы перестали шушукаться и рассматривали уже известного шутками новичка со смешливым любопытством. Фирс же, хмыкнув, спросил:       «Откуда у вас такие данные, Салазар?»       «Дело в том, сэр, что я родился в Мексике, и точно знаю, что таможня и полиция слишком крепко связаны с картелями и напишут вам в документации все, что угодно, но не правду. А американские таможенники с ними руку моют. Мы не получим никакой пользы. Более того, граница далеко, а мы в другом штате. Контроль будет иметь смысл, только если мы усилим собственные досмотры на пропускных пунктах, здесь, а не будем абстрактно ждать ответа прямо с юга». – Фрэн замолчал, ожидая ответа, но вместо хоть какого-то одобрения получил лишь чужие снисходительные улыбки.       «Надо же, - ткнул кто-то из противоэскортного своего соседа, - раз в год и палка стреляет».       После сразу же раздался дружный хохот копов. Не поддержали общего веселья только мы сами, как коллеги, Кэролайн и больше раздраженный, чем позабавленный Фирс. Наша «тройка» же отодвинулся на стуле, поднялся и быстро вышел из конференц-зала.       «Салазар!» - строго бросила ему вслед Кастенда, но тот не отреагировал.       Это было ужасно интересно, в плане его поведения, но также и абсолютно не справедливо. В голове мелькнула идея, и я медленно встал, махнув полой плаща. Смех прекратился, а я направился к двери.       «А ты куда собрался, Ксански?» - фальшиво сурово бросила Кэролайн и едва кивнула.       «Верну идиота на место».       «Ой да оставь его, Зак, сам вернется», - похихикивая встряла девчонка из отдела по хулиганству и вандализму.       «Нет. Совещание не было окончено. Команду вольно не давали. Следовательно, кто не уважает регламент – не уважает и бюро. Это не детский сад, тут нет места истерии. За такое полагается выговор».       Говорить убедительно входило в мой базовый набор способностей, поэтому спорить с решением старшего детектива никто не стал, понимая, что я имею полное право действительно устроить младшему взбучку. Под молчание я вышел из зала и отправился на поиски Фрэн. К моему удивлению, в офисе он не нашелся, поэтому, тихо ругаясь себе под нос, я был вынужден спуститься в холл. Бегающие туда-сюда копы не особо обращали на меня внимание, позволяя спокойно осмотреть помещение на предмет патлатого юнца. Он попал в поле зрения неожиданно: видимый через стеклянные двери, Салазар стоял на крыльце. Тогда еще, как назло, лил дождь как из ведра, поэтому ситуация была ни дать, ни взять как из фильма.       Внутренне пожалев, что не сообразил взять зонт, я вышел на улицу. Костюм от ливня защищал мой красный плащ, но он не помешал воде напрочь испортить мне прическу и залиться за воротник. Видимо, слыша мои шаги по мокрой плитке, сбежавший чуть повернул голову, но тут же сделал вид, что ничего не было. Я не собирался с ним разговаривать, пока он сам не выйдет на диалог, потому что сразу заметил характерные признаки человека, которого застали в слезах.       «Что тебе надо, Ксански? Я в курсе, что так нельзя делать, так что просто впиши в мое личное дело, что там надо», - бросил он и поежился.       «Это была правильная идея».       «Что, прости?» - наконец повернулся ко мне мексиканец.       «То, что ты сказал Фирсу, все было правильно. Он петух не на своем месте, и абсолютно ничего не понимает в расследовании», - как есть сказал я, чувствуя поганые капли уже между лопаток.       Следователь поморщился и сглотнул, выравнивая голос: «Я не тупой. Какого черта все относятся ко мне так, будто я шут гороховый? То, что я веселый человек, не значит, что у меня нет мозгов. Я, черт подери, был лучшим на курсе! Неужели я не заслуживаю к себе уважения?»       Мне понравилось то, что он плакал, но не ныл. Его не то, чтобы расстраивало произошедшее, скорее сердило. Салазар негодовал и имел на это полное право. Это, конечно, было очень сильно с его стороны, но капель у кончика носа в конец меня доконала, и нужно было заканчивать.       «Я вижу, что ты не дурак. Думаю, мэм не взяла бы тебя в наш отдел, если бы не была уверена. Но ты должен вернуться на собрание, иначе тебя так и будут потом ни во что не ставить».       Смуглый человек кивнул, и мы, наконец, направились обратно. Больше нам особо не о чем было поговорить, так что и в лифте, и в коридоре царило молчание. Возле зала я придержал его за плечо и зашел первым, бросая на ходу: «И чтобы такое больше не повторялось, ясно?»       Сложно было сыграть более показательное выражение наказания, и Фрэн быстро все понял, скорбно ответив «да, сэр». До конца бессмысленного выступления Бенджи оставалось всего ничего, и я надеялся, что «тройка» поймет, что я говорил не только о нарушении устава.       Он уяснил мой посыл более чем хорошо, поскольку наши отношения в разы улучшились. Парень перестал меня изводить, но, естественно, иногда не мог удержаться от розыгрышей. В конце концов, он допрыгался до того, что подкалывать его начал уже я. Думаю, с чувством юмора у меня проблем никогда особо не было, поэтому наша шуточная война отличалась виртуозностью и изысканным вкусом, начиная от соли вместо сахара и заканчивая изменением графика дежурств. Никто не протестовал и все были довольны.       За все время работы мне не особо удалось наладить отношения только с нашим «отрядом поддержки», то есть канцеляристкой, архивариусом и техником, а также с Кини, стажером Йана. Если первые трое будто специально отделили себя от нас, держась своей группой, то Айзек однозначно меня избегал всеми доступными путями, чуть ли не в вентиляцию лез. И никак было не втолковать этому глупому мальчишке, что с потенциальным коллегой стоит хоть немного побеседовать. Думаю, его ужасно пугала моя репутация, и исправить этот досадный факт все никак не получалось. Вообще, изначально он должен был быть моим стажером, но Киркманн буквально зубами его выгрыз из моих рук, ссылаясь на то, что я «не умею обращаться с такими детьми». За это я хотел его ударить, потому что что-что, а со всеми младше двадцати я ладил превосходно, но Айзек был благополучно слит под надзор Йана. Только потом, когда я увидел, как Кини проходит стажировку, я понял, что имел в виду мой друг: я бы правда задушил очкарика тем же телефонным проводом, на котором он постоянно висел, накручивая его на палец. Бессовестный нахальный и крикливый юноша, постоянно ноющий о возложенных на него обязанностях, вечно опаздывающий и делающий все в последний момент – вот таким оказался Айзек. Ему бы больше подошло работать где-нибудь в банке, громко захлопывая двери перед клиентами или на почте, закрывая окошко на обед каждые двадцать минут. Мне совсем не импонировал его характер вздорной секретарши, но, черт возьми, надо было как-то срабатываться. Наша «холодная война», конечно, вроде бы двигалась к какому-то решению, но так медленно, что видимых результатов я не замечал.       Я был уверен, что мой круг общения сформировался полностью, но в скором времени в мою жизнь добавилось еще одно лицо. Довольно логично, что в нашей работе имело большое значение взаимодействие со смертью в разных ее проявлениях. Напротив Департамента, очень удобно, располагался городской морг, и дежурящие там врачи в разной очередности предлагали нам свои заключения экспертов. И вот на работу нанялась Валентайн Мендоза.       На самом деле, звали ее Валентайн Паула Хуан Матео Мендоза, но ни один человек в здравом уме не запомнил бы все эти имена до конца. Когда я впервые с ней встретился, то в жизни бы не смог предположить, что мне предстоит наладить с Вэл практически такие же близкие отношения, как с Йаном.       ***       Два часа дня, а в морге дел было уже невпроворот. Валентайн шагала от одного стола к другому, задумчиво разглядывая тела на стали, и только бурчала на родном испанском, что ничего не успевает.       В уголке топтался ее синеволосый ассистент, жмурясь от того, как сильно отражался белый больничный свет от ее неоновой коротко бритой макушки.       - Эдди! – внезапно гаркнула докторесса, стоя посреди прозекторской.       - Да, мисс, - с готовностью подтянулся парень.       - Ты понимаешь, что у нас три трупа торчков, причем абсолютно одинаковые, м?       - Да, но что вы хотите от меня услышать?       - Почему у меня до сих пор нет инструментов, солнышко?       - Но вы же не…       - Эдди, más rápido, más rápido! – захлопала в ладоши девушка, сурово хмуря пирсингованное зелено-желтыми яркими колечками лицо.       Парень подорвался и начал как угорелый бегать по залу, сгребая на столик всевозможные скальпели и распорки. Наконец, благодаря светлой голове и быстрым ногам, он остановился возле Мендозы и отчитался:       - Можно начинать, мисс.       - Ууууу, вы только посмотрите, какой молодец, - потрепала она юношу за щеку. – Gatito, только радуешь меня постоянно.       Вэл подошла к столу и взглянула на тело:       - Вы только посмотрите, кто к нам попал.       - Вы его знаете? – сочувственно шепнул сбоку Эдди.       - Что? Нет конечно, они же все на одно лицо для меня, - беспечно ответила судмедша и щелкнула надетыми перчатками по запястью.       Работа спорилась, и через пару часов девушка выключила диктофон, на который наговаривала информацию, вручая его ассистенту. Тот поглядел на машинку и спросил:       - А когда это должно быть готово в печатном виде?       - Да не знаю, к завтрашнему утру? Мне все равно вообще, - зевнула Мендоза, не глядя бросая в мусор использованную пару.       - А разве полиция не будет просить отчет пока? – не унимался стажер.       - Эдди, tómalo con calma, никому он прямо сейчас не нужен.       В эту же секунду двери прозекторской распахнулись, впуская внутрь высокого белого человека. Он внимательно осмотрел двух стоящих у еще не накрытого трупа людей и лишь повел бровями, останавливая взгляд на желтоголовой.       - Я так понимаю, это вы доктор Мендоза?       - Допустим я, но кто меня справшивает?       Альбинос тяжело вздохнул и решительно подошел ближе, на ходу доставая значок:       - Детектив Ксански, думаю, мы с вами часто будем пересекаться, учитывая вашу специализацию в токсикологии. Советую запомнить мое лицо.       Вэл гордо подняла голову, но в глазах заиграло любопытство.       - А я советую вам не гулять по моей прозекторской без бахил, мистер Ксански.       Мужчина остановился и кивнул, примирительно поднимая ладони. Удовлетворившись этим, девушка прошла к своему столу с бумажками у стены и спросила:       - И чем я сегодня обязана вниманию департамента полиции?       - Вы просрочили отчет о вскрытии на три дня, доктор Мендоза, - прозвучало сзади, и Валентайн невольно прикусила губу. Развернувшись уже с выражением глубокого безразличия, она произнесла:       - Если вы имеете в виду документы по вскрытию мистера Томмена, то я их не просрочила, а задержала.       - Вы не можете вот так вот просто задерживать процессуальные экспертизы тогда, когда вам вздумается, - заметил Ксански, а на его лице не дрогнул ни один мускул.       Эта манера речи и осуждающий тон неприятно сыграли по нервам докторессы, и она скрежетнула зубами, повторяя:       - Это лишь вынужденная мера. Отчет. Пишется.       - Отчет. Нужен. Мне. Сегодня. – Будто передразнивая женщину, давил детектив.       - Знаете что?! Не надо давить на меня, мистер! Viene aquí a mi lugar de trabajo y empieza a dar órdenes! La mente es incomprensible! Los lobos desvergonzados son vergonzosos! – громко ругалась зеленая, размахивая руками и угрожающе надвигалась на Ксански, пока тот все так же спокойно наблюдал за ее поведением. Его непробиваемость окончательно вывела Вэл из себя, и она заорала, указывая на дверь. – Вон из моего морга! Когда будет готово, тогда будет готово!       Ничего, что можно было кинуть, под рукой не оказалось, поэтому Мендоза молниеносно сняла шлепанец и стукнула им о железный стол. Шлепок эхом отразился от стен, а девушка продолжала напряженно смотреть на визитера. Следователь развернулся и направился к выходу, закончив:       - Eso es genial. Я так и напишу в протоколе, что следствие стоит из-за непрофессионализма судебно-медицинского эксперта.       Зарычав уже больше от собственной глупости, что резко высказалась о визитере, который все прекрасно понимал, чем от злости, Валентайн метнула в спину обидчику сланец. Ксански же, внезапно, проворно отклонился в сторону, и грозное оружие просвистело в паре сантиметров от его головы, впечатавшись в стену. Сам детектив даже не обернулся и просто скрылся за дверями.       Эдди, все это время следивший за сценой со стороны, осторожно подошел к врачу и сказал:       - Я, наверно, пойду и прямо сейчас напишу вот этот отчет, да? Мендоза, неотрывно смотрящая на свой собственный тапок, моргнула и покивала.       - Si, si, porsupuesto. – Как только ассистент скрылся в лаборантской, она подошла к одинокой обуви на полу, взглянула в пустой коридор через окошко и шепнула. -Dios mío, qué personaje, qué roca…       ***       Я с трудом мог представить, чтобы после такого человек вообще мог заинтересоваться другим, но, видимо Вэл хватило нашего короткого странного взаимоотношения, чтобы сделать для себя определенные выводы. Я думал, что мы будем редко видеться, ввиду только делового общения, но вышло даже смешнее: они с Киркманном спелись и стали терроризировать меня уже вдвоем.       Ситуацию усугубляло то, что Йан буквально открывал ей доступ во все места департамента, где бывал и я. Бывали дни, когда она приходила к нам в офис на обед, приезжала на места преступлений, в том числе и по своим прямым обязанностям, помогала нам в паре расследований и непонятно как пробиралась в спортзал. Я хорошо к ней относился, правда, но довольно утомительно было отжиматься, в то время как она валялась сбоку, восхваляя мою форму и предлагая то полотенце, то воду. Стоило ей только замаячить на горизонте, я мог с уверенностью отменять все свои дела, потому что она надолго цеплялась за меня и Киркманна, если он был рядом, и не давала работать. Каждый раз, когда блондин говорил, что она забежит в отдел, я ссылался на срочные дела в другом месте. На встречный логичный вопрос «в каком это?» приходилось отшучиваться «в любом, кроме этого».       Нет, я вовсе не хотел, чтобы она исчезла или еще чего. Валентайн действительно была очень хорошим и душевным человеком, от которого просто было много проблем ввиду ее характера. Подрывная и энергичная, к тому же еще и на четверть испанка, она однозначно входила в топ самых эмоциональных людей, которых я когда-либо встречал. Мы с ней могли проводить время вместе не только в компании Йана, но и без него. Наше трио в принципе легко раскладывалось на дуэты. Даже не знаю, как описать наш. Мы просто, ну, дружили? Я знал всех ее родственников, некоторых и увидеть получилось. Ходили по кафе, гуляли по паркам. Смотрели что-нибудь в кино, она готовила весьма неплохую выпечку. Стоящее отличие в ее поведении наедине со мной проявлялось лишь тогда, когда рядом не было вообще никого из наших общих знакомых. Она становилась спокойной. Обычной девушкой, отчаянно пытающейся всеми доступными способами завоевать мое сердце. Я не шучу: наверно, не осталось дел, которым она не научилась в попытках меня впечатлить. От готовки до сантехники – я видел просто все, что только можно. Мендоза считала, что чем более разносторонней хозяйкой она себя покажет, тем больше у нее шансов.       «Что скажешь?» - спросила она однажды, когда я сильно засиделся у нее в субботу и остался дождаться «пирога, которого ты точно в жизни не ел».       «Скажу как обычно, что у тебя золотые руки», - оставалось только честно признаться, разглядывая идеальный срез кусочка как с картинки из интернета.       «Не захвали меня, иначе в следующий раз я сожгу яичницу и умру от стыда, - засмеялась Валентайн, теребя тоннель в ухе. – Если хочешь, я могу дать тебе с собой. Вряд ли у тебя в холодильнике есть хоть что-то похожее, ты не особо готовишь десерты».       «Правда. Но мне неловко, что ты постоянно меня кормишь, хоть мы и друзья».       «Пф, - хмыкнула она и поднялась к залитому солнцем ярко розовому кухонному столу.- Если выбирать между вами двумя, то ты, хотя бы, действительно пробуешь мою стряпню. Потому что Йану только поставь торт, и он начнет есть его из середины, как варвар».       «Он любит сладкое, ты же знаешь», - махнул я ложкой в защиту друга.       «Моему эстетическому вкусу это участи не облегчает. А насчет неловкости, ну… Своди меня куда-нибудь завтра? Тогда мы в расчете». – Улыбнулась девушка.       «Есть предложения?»       «В идеале, конечно, под венец… - задумчиво начала было она, но хихикнула. – Ладно, думаю, тот китайский ресторан, помнишь?»       «Тот, где ты опрокинула на Йана соусник и мы полвечера вымакивали его салфетками?»       «Естественно, остальные рестораны даже не рассматриваются», - уверенно кивнула девушка и с не очень натуральной улыбкой посмотрела в окно.       Я знал, что расстраиваю ее из раза в раз, но не представлял, как можно безболезненно исправить ситуацию. Вэл была сильно ориентирована на глубокие отношения и, думаю, всерьез рассчитывала на то, что у нас закрутится основательный роман. Но я просто не рассматривал ее как партнершу в таком плане. Да и что я мог ей дать?       Я ничего не понимал в любви. Это были чувства, которые я просто не мог воспринимать ни в каком ином ключе, кроме как глубокой дружеской привязанности. Мне не стыдно признать, что я никогда в жизни не влюблялся, поскольку это никак не испортило качества моей жизни. Но как было объяснить другим людям, что им не стоит даже тратить на меня свое время? Я был прекрасно осведомлен, что Вэл не единственная созерцательница. Кроме нее я замечал многие чужие взгляды на себе, особо сильно - скрытые чувства Кортни Хлои Чои, старшего детектива убойного. Она вообще несколько раз пыталась переманить меня в свой отдел и сетовала, что мне, такому высококвалифицированному профи, не место среди «клоунады нарко». Это звучало грустно и забавно, потому что она не знала, что свой клоунский нос я просто тщательно прячу в кармане. Мне было даже как-то жаль всех этих людей, что ли. Да, жалость не особо свойственное мне чувство, но тут ощущения были очень похожими. Я пытался очень отдаленными намеками объяснить коронерше, что ей лучше действительно переключиться на оказывающего ей знаки внимания Салазара, но она или не понимала, или просто не хотела отступать. Я уважал ее за упорство, но даже если бы и так, если бы я попытался ответить на ее чувства, которые были мне чужды, что дальше? Я прекрасно знал, что она хотела большую семью, с несколькими детьми. Это нормальное желание, я и сам любил детей и завел бы их, двух, а то и трех, но я физически не мог зачать ребенка. Более того, я отрицал буквально все варианты половых отношений, даже думать об этом было странно, будто это совсем не касалось меня. Не знаю, последствие ли это детской травмы или я просто был таким от природы, но ясно, что вряд ли нашелся бы человек, который согласился бы на взаимосвязь со мной без близости. Единственная возможность таки заиметь детей, усыновление, посещала меня стабильно чуть ли не день через день. Но куда я бы привел ребенка? Работающий ненормированный день, одинокий мужчина в пустой квартире, нетерпимый к шуму и гомону. Мне просто не светило завести семью.       Так я снова и снова возвращался к этой теме, успокаивая себя логичными аргументами, и весьма неплохо и стабильно жил, пока мое размеренное существование не уничтожил Николас Райс.       Я даже не могу вспомнить, когда он впервые появился в департаменте. Так незаметно, забежал и вышел, но вскоре все закрутилось как снежный ком. Он начал появляться все чаще и чаще под предлогом того, что изымает у Киркманна дела в ведение федерального бюро. В больше чем половине случаев это не имело вообще никакого смысла, поскольку Йан просто не расследовал такими объемами.       «Я клянусь, в следующий раз я его убью, как только он появится на пороге. У меня просто ничего не осталось, все полки пустые, Зак! ФБР лишает меня зарплаты! Я не могу понять, это они меня так топят или наоборот пытаются переманить к себе?» - злобно размахивал блондин палочками, вместо того чтобы использовать их по назначению и есть, наконец, свою лапшу.       Я мог только изобразить что-то похожее на солидарность и пошутить: «Если тебе придется прятать труп – я в деле».       Он скорбно уставился на меня: «Если до этого дойдет, мы просто отнесем его Вэл, давай будем честны».       Шутки шутками, но визиты нашего обожаемого агента все не прекращались, и, как-то раз, он впервые зашел в мой офис. Бодрая походка и чрезмерная судорожность движений выдавали в нем большое волнение. Остановившись прямо возле стола, он, сильно смуглый кудрявый мужчина в очках, внимательно взглянул на меня разными, голубым и карим, глазами и выпалил:       «Федеральный агент, Рик… Ник Райс». – Ошибка, видимо, совсем не входила в его планы даже в виде шутки, поэтому он гуще потемнел от неловкости. За надоевшее всему отделу поведение агента, я не упустил возможности позлорадствовать и, не отвлекаясь от бумаг, поправил:       «Полагаю, вы имели в виду Николас Райс, сэр? Жаль, что в бюро знают все, кроме своих имен» - да, это было глупо и черевато проблемами по отношению к федералу, но оно того стоило.       «Да. Извините. В смысле… - все больше запутываясь, Райс начал лепетать, но тут шумно выдохнул сквозь зубы и продолжил серьезно. – Неважно. Я пришел забрать из вашего ведения дело Митти».       На самом деле, в данном случае его визит был более чем справедливым, поскольку этот Митти оказался связан с мексиканским картелем. Материалы были уже упакованы в папку, поэтому я просто указал на нее в надежде, что федерал свалит. Но он, вместо того, чтобы просто взять и уйти, начал просматривать протоколы. Его методичный шелест бумажками сильно действовал на нервы, но тут Николас внезапно спросил:       «Погодка-то сегодня ужасная, согласитесь?»       «Блять, ты… - подумал я, а вслух отчеканил. – Дождь».       Мой немногословный ответ его явно разочаровал, поэтому в течение еще десяти минут он пытался спросить у меня мое отношение к работе, политическую позицию и планы на вечер. Кудряш и его расспросы реально утомили, поэтому я поднял голову и спросил:       «Вас разве не ждут в бюро, мистер Райс?»       Он задумался лишь на секунду, но тут же хлопнул папкой, распрощался и вышел. Конечно же, я и не надеялся, что он испарится, но даже предположить не мог, во что это выльется.       Райс начал мне писать. Я догадывался, что парню из ФБР легко достать имейл и все остальное, но не думал, что хоть кто-то правда сможет решиться использовать их подобным образом. Впервые открывая письмо, я ожидал увидеть все, что угодно, но точно не строки восхищения и предложение поужинать. «Ох черт, еще один», - шепнул голос в голове, и я благополучно удалил сообщение. На следующий день пришло два. Позже еще больше. И еще. А вскоре Райс пересел и на телефон. На ночь пришлось выключать мобильный, потому что существовать в режиме постоянного пиликания уведомлений в сети я просто не мог. Однажды я подумал «Почему бы тебе не обратиться в полицию?», но только рассмеялся и сказал сам себе: «Мистер Ксански, меня преследуют».       Может, я бы и надавал ему по шее где-нибудь в подворотне, но он же был федеральным агентом и однозначно ответственно подошел к безопасности и тому, чтобы его не вычислили свои. Хуже всего попадать в ловушку, из которой заведомо невозможно выбраться. Я старался не обращать внимания на навязчивые звонки и даже прикупил новую сим-карту, поделившись номером со всеми необходимыми лицами, но и она скоро меня подвела, попав под воздействие Райса. Полагаться на технику больше не имело никакого смысла.       В скором времени стало понятно, что он отслеживает мои передвижения и следит на улицах. Я буквально физически ощущал этот внимательный любопытный взгляд на себе, изучающий каждое мое действие. С одной стороны, моей моральной силы хватало, чтобы справляться с давлением, но, думаю, с другой стороны, терпению любого, даже самого выносливого человека когда-нибудь настает конец.       Я мог бы терпеть бесконечные звонки и слежку, но когда на мой непосредственный жилой адрес начали приходить подарки, нервы начали шалить. Дом всегда был для меня местом, где я мог чувствовать себя как за каменной стеной. Теперь же я знал, что эта информация находится в руках человека, которого мало волнуют мои удобства и желания. На фоне этих переживаний вновь выползло наружу проклятое детство со страхом чужого контроля надо мной и уязвимости перед более сильным, теперь уже в лице одного урода из ведомства выше моего. Я перестал спать ночами, расхаживая по квартире, и истерично рвал все повестки о посылках на мое имя с почты. Вскоре, Райс понял, что я так и не забрал ни одного его знака внимания, и начал высылать курьеров. Квартира заполнялась бессмысленными дорогущими вещами, включающими элементы декора, золотые письменные принадлежности, запонки и другую бестолковую чушь, которую я бы в жизни себе не купил. Я просто не знал, куда это все девать, поэтому массово выставлял объявления о продаже в сети или относил это дело в ломбард.       Йан заметил мое состояние и спросил, что случилось. Тем же вечером я зашел к нему в офис и плотно закрыл за собой дверь.       «Ты чего это?» - удивился блондин, на что я, наверно, выглядевший совсем уж не лучшим образом, с синяками под глазами, сходу спросил:       «Райс. Он заходил в этот кабинет?»       «Чт… Нет, нет, я всегда выносил ему бумажки. Что происходит?» - Киркманн поднялся, пододвигая мне стул. Естественно, я на него не сел, а начал наворачивать круги на свободном пространстве.       «Хорошо, если его здесь не было, он не мог установить прослушку. Или мог? Вот черт, он мог бы придти сюда ночью. И тогда… и тогда вообще ничему нельзя доверять».       Йан беспокойно наблюдал за моим мельтешением и тихо произнес, подходя ближе: «Знаешь, я мог бы позвонить Блезу, и он бы постарался как-нибудь пропихнуть тебя к их психологу, мне кажется…»       Я развернулся и поймал его за плечи, четко выговаривая каждое слово: «Он следит за мной, понимаешь? Чертов федерал, Николас Райс, превратил мою жизнь в ад! Он все время наблюдает, за каждым шагом».       «Расскажи спокойно, будь добр. И отпусти меня, спасибо».       «Я не могу спокойно! Мне кажется, я уже с ума сошел, понимаешь? Я не спал наверно неделю, живу на кофеине и дремлю, пока работаю!» - шипел я практически ему в лицо.       «Зак».       «Что? Что?!» - как-то сам собой заорал я, но Киркманн только указал на стены своего офиса, которые, конечно же, были прозрачными. Человек пять случайных полицейских поглядывали на нас из коридора, о чем-то переговариваясь. Я отступил от друга, а тот жестами объяснил наблюдателям, что здесь не на что смотреть. Когда мини-толпа рассосалась, Йан указал мне на стул, а сам присел на угол стола. Я попытался рассказать абсолютно все, что только произошло, но из-за нервов и недосыпа рассказ вышел несвязным. Тем не менее, он поверил каждому моему слову.       «Офигеть, вот это гнида, - процедил блондин, обращаясь ко мне уже заботливо, но решительно, не предполагая отказов. – Поживи у меня. Серьезно. Я пока понятия не имею, как можно вообще решить эту ситуацию, но тебе банально нужно место, чтобы поспать. Если не хочешь жить со мной, могу съехать к Блезу».       «Ты не обязан никуда переезжать из-за меня, все нормально. Спасибо. Правда».       Сказать, что я был благодарен ему – не сказать ничего. То, что квартира Киркманна размером была с собачью конуру в упрощенном шведском дизайне, волновало меня в последнюю очередь. Кто бы мог подумать, что сон на голом полу с матрасом будет так сладок. Еще бы не считая обострившихся кошмаров, но я старался не особо страдать, учитывая то, что находился в одной комнате с другим человеком. Конечно же, Йан все видел и слышал, но промолчал, чем несказанно облегчил мою участь итак по гроб жизни обязанного.       Проведя в таком режиме вынужденного беженца около недели, я немного успокоился и смог мыслить рационально. Первым моим решением стало съездить домой и хотя бы убраться там. Мой светлый друг на эту идею только встал у двери, загораживая выход, и заявил: «Только со мной».       «Йан, забей, все в порядке. С этим я справлюсь».       «Дело не в том, справишься ты или нет. Я хочу быть уверен, что ты не будешь считать себя одиноким и брошенным».       Меня это так тронуло, что я чуть не расплакался, чего очень давно не делал днем и осознанно. Так и не сумев поднять на него глаза, я просто кивнул. Недолгие сборы позволили выехать через час и без промедления отправиться на место. Как только перед глазами замаячила многоэтажка, накатило какое-то приятное чувство возвращения домой. Несмотря на все, мне было важно понять, что я могу снова приехать сюда.       Приветливая брюнетка в фойе никуда не делась, отвлеклась от просмотра цветастого мультика и встретила нас со стандартной учтивой радостью. Йан весело вышагивал рядом, пока я искал по карманам ключ-карту. Сначала подумалось, что потерял ее, но пластинка нащупалась во внутреннем кармане пальто уже тогда, когда лифт выпустил нас на этаж. Блондин подошел к двери быстрее меня и выжидающе посмотрел на минималистичную ручку. Замок все так же бойко отозвался на зов магнитки, зажигаясь зеленым фонариком. Выхоложенная квартира встретила меня каким-то молчаливым отчаянием, словно и не ждала уже возвращения хозяина.       Вот только, едва войдя, я ощутил какое-то возмущение в атмосфере.       «Он тут был».       Сзади раздался голос Йана: «Не смеши меня».       «Я серьезно. Кто-то был. Клянусь».       Мои глаза отчаянно бегали по пространству комнаты, стараясь зацепить что угодно, выпадающее из привычного ряда принадлежащих мне вещей. Киркманн прошел немного глубже в квартиру, и где-то из кухни я услышал:       «Вот черт. Зак…»       Мне не понравилась это сверхъестественная замогильная интонация, поэтому идти совсем не хотелось. Но я должен был увидеть то, зачем меня звали. Тонкая спина блондина закрывала мне обзор спальни, и, только поравнявшись с ним, я увидел.       Коробочку на постели.       «Если взорвется, когда мы ее тронем, это будет величайший финал истории подобного жанра. Я аж в предвкушении», - попытался не очень успешно сострить Йан, но я чувствовал по его тону, что все происходящее дерьмо поднимает волосы у него на руках.       Осторожно пройдя в спальню, где всегда рассчитывал не увидеть никого, кроме себя самого, я приподнял черный лакированный бокс. Увесистый на ощупь, он не вызывал никаких мыслей, кроме как коробка для хранения чего-то существенного.       «Тикает?»       «Завали».       С протяжным скрипом дерево поддалось, и я присвистнул. Где-то в районе плеча всплыл Киркманн и одобрительно цокнул языком. Я рассчитывал увидеть, что угодно, но не такие дорогие наручные часы.       «Тут кстати выпало», - сказал Йан и поднял с постельного белья белую карточку, зачитывая.       «Мне очень жаль, что я доставил тебе столько проблем. Можешь больше не беспокоиться. Это последний подарок, пожалуйста, не продавай его и извини за все. Райс»