Два Месяца

Написано в тесном соавторстве с моей дорогой Лоренс.

1. Мы разбирали файлы до вечера. Меня физически тошнило от подробностей. Особенно о тех, кого я знал. Я не понимал, как буду смотреть им в глаза после того, как вернусь домой. И будет ли надобность? Чем дольше я всматривался в эти лица, тем больше укреплялось впечатление, что меня предали. Кейт, которой я когда-то дал второй шанс. Эшли, которая была моим якорем. Стэнли, который был моим другом в какой-то другой неведомой реальности. Чувства, которые затупились о жёсткие стенки одиночества, снова давали о себе знать – острые, сырые, ноющие. Я убеждал себя в том, что всё это не случилось. Но случится, если никто не вмешается. - Питер, всё нормально? Голос Файенса вернул меня к реальности. Я усиленно потёр виски. - Нет… не особенно. - Хочешь закурить? – он протянул пачку сигарет. - Нет, я бы выпил, - признался я. - Я бы тоже, - согласился он, по моему примеру запуская руки в длинную шевелюру. – У меня есть бутылка виски. 2. Эту ночь мы провели втроём: Файенс, я и бутылка виски. По иронии судьбы, в последний раз я так напивался… на Дне Рождения Стэнли. Зато в этот раз он рассказал, как он стал первым, кто лишился способности. - Со мной никогда в жизни не случалось ничего настолько изумительного и страшного… 3. Ева Лоренс 19 января 2007 года Музыка заполняла собой пустое свободное пространство квартиры. Она скользила между струнами гитары, извиваясь, плыла мимо темных, немного запотевших окон, за которыми была всепоглощающие сумерки зимнего вечера. И всё то, что было там – казалось каким-то холодным и неуютным, по сравнению с обстановкой, царившей в этом месте, пусть оно и не было обителью какого-то спокойствия и тепла, которые были в большой семье или которые были, когда… Его голос вносил какое-то умиротворение, которое было странным в такой ситуации. И странным вообще - по понятию. Сегодня его голос не был раздражен, его голос не приказывал, не был нервным. Сегодня он не вносил коррективы, не приказывал быть другой, сидеть мирно и спокойно. Он не учил. Сегодня он был другим и у меня тоже что-то было другое. Его голос пел, струясь вместе с музыкой, на одной волне, в один ритм… После ещё одного бокала шампанского голос и музыка слились воедино, и теперь уже было сложно понять, музыка ли была одна, или же музыка была голосом – или же голос был музыкой, кружащей вокруг, застилающий приглушенный свет квартиры. Я сидела напротив него, умиротворенно улыбаясь, смотря куда-то за его плечо, словно что-то открывая для себя. Что-то новое, ранее не известное, что только однажды посетило меня на краткий миг, посетило и исчезло, оставив какую-то серую тоску и темное раздражение. Музыка проплывала мимо меня, делала причудливое кольцо и вновь возвращалась к своему создателю. Сегодня его голос дарил успокоение и нежность, которые плыли вместе с музыкой, вместе с аккордами, движениями пальцев, которых мне хотелось коснуться. Он их прятал, по какой-то непонятной для меня причине. Наверное, поэтому причине он казался не тем, кем был, и был тем, кем не казался. И, наверное, по этой причине я что-то хотела от него. Слишком сильная тяга… Закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана, я вновь чувствовала то, что когда-то чувствовала в холодном опустошенном мире, когда вдруг всё упало, разлетевшись в дребезги. Стремление помочь и страх перед помощью. Своей. И лишь где-то там вновь слышались слова, совершенно не связанные с сегодняшним вечером. Что я могу? Проклятие… А потом словно гром, словно удар в сердце… - Я просто хочу, чтобы ты была в порядке… И мир вновь разбился… Мне казалось, что я вынырнула вдруг из какого-то океана, который поглощал меня. Вынырнула, разбрызгав воду по полу, глубоко дыша. И вновь была музыка – и вновь был его голос. Но теперь я понимала… Понимала, и это понимание давало силу… Какая же я глупая была, как же я сразу не подумала… как же я сразу не услышала, не увидела, не осознала… Я вновь смотрела на Десмонда, теперь уже в глаза. И он смотрел на меня. Рассеяно и в то же время точно… как смотрел всегда…всегда… или… Теперь мне было сложно понять – музыка… тут ли она? Присутствует ли она в настоящем или она…она лишь отголосок моего сердца… Всё стало точным, границы расплылись, и я, находясь где-то между небом и землей, чувствовала эту музыку… - Знаешь, что самое удивительное в музыке? Код из семи символов. Всего 7 нот, которые уже многие столетия выстраивают в разной последовательности. Настолько разной, что они заставляют испытывать совершенно разные чувства. И не важно, знаешь ли названия нот, знаешь ли ты, что такое до-мажор, до-минор… ты понимаешь их язык. Самый совершенный язык в мире. Семь символов, бесконечное множество сочетаний… Множество сочетаний… разные чувства… Как жаль, что именно это сочетание ты выбрал случайно… Время остановилось, тиканье часов перестало быть слышным… Музыка… Чувства… - Тебе должна понравиться вот эта. Эксклюзивно. Eve, my lovely Eve She wears her little heart upon her sleeve The golden locks and pretty smile And still you cannot quite deny The wisdom on her face Yet so naive… … и поцелуй. И мир запылал, рисуя калейдоскоп мыслей и образов, и теперь уже музыка звучала в сердце – и теперь уже сочетания были точны и не множественны, и нот было меньше – лишь те, которые впустила душа… Первый раз чувствуя губы, первый раз чувствуя это тепло… Пусть все умрет, пусть все исчезнет… Оставь лишь его… и меня… 4. - Она поцеловала тебя? – я сполз ниже по стене, полулёжа на жёсткой кушетке. - Да. - И что было потом? В полумраке я видел, как Файенс повёл плечом. - Потом я сбежал. - Я не о том… - начал я, но остаток вопроса затонул в приступе смеха, когда я представил себе картину. – Тебя поцеловала девушка, и ты бросился наутёк? Ну ты… мужик! - Что? Это был День Рождения её отца! Он мог вернуться в комнату в любую секунду, а она… Ей было всего 16! - То есть было бы ей на пару годков больше, ты бежал бы медленнее? – не унимался я. Он неожиданно присоединился к моему смеху. - Не переживай, я наверстал потом, - обычная, чуть грубоватая фраза звучала с тем же трепетом, с которым я говорил о… неважно. Я неуклюже упёрся в кушетку одной рукой, чтобы помочь себе сесть прямо. От смеха не хватало кислороду, и кружилась голова. - И что было дальше? - Дальше было хуже, - лаконично отозвался учёный. – Я неделю провалялся в больнице с температурой за сорок, галлюцинировал. И это чувство, знаешь…. Словно каждая клеточка твоего тела умирает и заменяется другой – невыносимая боль каждую секунду времени. Меня держали на обезболивающем. Я не понимал, что происходит. Один раз пришёл в себя и думал, что умру в неродной стране… До сих пор паранойя каждый раз, когда температура подскакивает… Он вздохнул и снова наполнил пластиковый стаканчик. – Но я никогда об этом не жалел. Ева – божий дар человечеству. И, наверное, мне лично. Она спасла меня. Он сделал глоток и озорно добавил. – Кроме того, я же получил поцелуй. Он снова заглянул в свой стаканчик и салютовал мне. - За тех, кого мы любим. - За тех, кого мы любим, - эхом повторил я. Наутро было очень плохо.