***
После ужина, когда гости уходят, маска приветливости и спокойствия Аланы разлетается в щепки. Женщина меряет шагами кухню, пока Уилл загружает посудомоечную машину и убирает еду в холодильник. — Как тебе Мейсон? — наконец спрашивает она. Уиллу любопытно, зачем она пригласила в дом этого мужчину, зачем устроила ужин и зачем задает глупые вопросы. Но Алана ни разу не глупая женщина. — Ты могла предупредить, если хотела, чтобы я его проанализировал. Он хотел показаться безобидным, но выставил себя жалким. Зачем? — Мейсон, он… — Алана сжимает кулаки, крошечная слезинка дрожит в уголке ее глаза. Она слегка переигрывает: да, она действительно встревожена, но не до грани истерики. Уилл обещает себе подумать об этом — позже. — Он страшный человек. Марго почти ничего не говорит, но она боится его. Мне… мне кажется, он ей угрожает, даже бьёт. — Откуда такие выводы? — Я видела синяки. Он садист, Уилл… Ей… мне нужна твоя помощь. — Как сотрудника ФБР? Алана отворачивается к окну. Вечер морозный и ясный — луна ярко блестит в оконном проёме, ветер гонит прозрачные облака. Уилл видит: плечи его жены подрагивают, ногти впиваются в подоконник, — но остаётся стоять на месте. Ее боль над ним не властна. Алана слишком этичная для измен, но не для любви. Профайлеру хочется сказать: «иди, я благословляю тебя», но он молчит. Когда-то он был по-настоящему счастлив рядом с этой женщиной, но затем они переступили грань дружбы — роман, свадьба, общий дом. Зря. — Какой помощи ты ждешь? — Мейсон хотел, чтобы я стала его психотерапевтом. Это отличная возможность, но, ты же знаешь, это переступает нормы этики. Я обещала кого-то посоветовать. — Я не психотерапевт, Алана, — Уилл устал, у него совершенно нет желания играть в «победи соперника в интеллектуальной беседе». Время, потраченное попусту. Его любимое занятие — в прошлом. — Уилл, — голос Аланы — строгость и мольба. Она подходит к Уиллу вплотную, берет его за руку, говорит: — Я хочу предложить доктора Ганнибала Лектера. Раньше он был блестящим врачом, а ты уговоришь его сотрудничать. Твое честолюбие и жажда справедливости не позволят подонку оставаться безнаказанным. — Как хорошо ты меня знаешь, — Уилл цокает языком и выпутывается из хватки Аланы. — Но не доктора Лектера. Ему это не будет интересно. — О, я так не думаю. Скажешь ему, что Алана Блум очень просит, — на лице женщины вспыхивает и гаснет жестокая улыбка. Она делает нажим на слове «очень» — растягивает на «е» губы так сильно, что на зубах виден мазок алой помады. А затем уходит. Оставляет Уилла один на один с посудомойкой и мыслями, которым нет конца.***
— Тело нашли недалеко от заправки. До него не успели добраться собаки, а мороз хорошо законсервировал. На снегу вокруг тела были кровью выведены слова «прости, ибо не ведаю, что творю», кишки и внутренности разбросаны рядом. Дорога вся в следах от мотоцикла. — О, вы можете лучше, Уильям. Постарайтесь, я хочу знать, что чувствовал убийца и… вы. Говорить о подобном — обнажать что-то темное и скрытное, что прячется под кожей. Уилл чувствует, как давит на шею воротник, как спина чешется, мокрая от пота. Его самообладание терпит крушение, в то время как Ганнибал — ледник, океанская пучина, пробоина в корпусе. Он спокоен и собран, вежливая улыбка приклеилась к губам, едва Уилл переступил порог его дома. Ганнибал в прошлый раз обнажал свою душу, сегодня очередь Грэма. Но он не готов. Слова Аланы пошатнули что-то внутри. Каждый носит внутри тайну, спрятанную в золотой шкатулке. Уилл пытается задушить в себе желание узнать их все, но не может. Хуже того — он не знает, какая тайна у него. Неужели настолько жуткая, что он даже от себя ее спрятал? Но вот Ганнибал кривит губы чуть шире, говорит: «Уильям, можете не спешить», склоняет набок голову — челка падает на высокий лоб, и Уилл все понимает. Этот человек — его тайна. Человек, которого хочется сломить и утешить, разгадать, словно самую сложную загадку, а затем запереть под толстым стеклом и любоваться — чем не сокровище? Ганнибал будит в нем то, чего в Грэме, кажется, отродясь не существовало. Жажду. — Я выслеживаю жертву ночь за ночью. У меня нет определенного плана. Я ищу одиночек, которым не повезло очутиться в ночи на безлюдной улице. Мне их жаль. Я не хочу никого находить, но каждый раз нахожу. Сегодня так же. Парень возвращается из ночного магазина, у него в одной руке телефон, в другой — пакет с продуктами. Я разгоняюсь и врезаюсь ему в спину. Он падает лицом в снег, оборачивается. Я делаю полукруг и врезаюсь ему в грудь. Парень кричит. Мотоцикл вязнет в снегу, едва удается держать руль ровно — руки дрожат. Мне страшно, но медлить нельзя. Пока он не успел подняться, я несколько раз переезжаю его живот — внутренности превращаются в кашу. Когда я слезаю с мотоцикла и подхожу к нему, парень ещё жив. Кровь заливает его лицо, черная в лунном свете, конечности мелко подрагивают. На снегу кровь выглядит уродливыми пятнами. Я расстегиваю куртку и разрезаю ножницами толстовку. Дело не идет легко — ребра порвали ткань в некоторых местах, но кровь пропитала кофту, и ножницы не справляются, поэтому я рву остатки одежды руками. Живот парня напоминает чёрную яму крови; я черпаю ее — густую, горячую — и пишу. Завтра они узнают, они поймут. Больше не придётся убивать. Этот парень умер не зря. Некоторое время они молчат. На столе мерно тикает маятник, снег царапает стекла. Уиллу хочется играть на своих условиях, но контроль утекает мелким прозрачным песком. Он чувствует, что заболевает, если можно назвать болезнью потерю некоторых привилегий. — Вам приятно оказаться в чужой шкуре, по своей воле? — Нет, я… — Уилл садится поудобнее, ослабляет галстук и останавливает маятник. Тишина падает на него вместе со спокойствием. — Нет, это травмирующий опыт, но вы это и так знаете, доктор Лектер. — Нужно, чтобы вы сами сказали — тогда нам обоим будет проще в это поверить. — Мне не нужны доказательства веры. — А вашему маньяку — вполне. Библейские отсылки… — Ганнибал фыркает. — Банальщина. — Дело вкуса. — У вас проблемы со вкусом, Уилл? Профайлер смеется. Звук рождается в его груди и вырывается на свободу — громкий, искренний. Уиллу нравится, как это ощущается и звучит. Он поднимается — кресло приглушённо скрипит — и подходит к столу. Книги в мягких обложках, потёртый на углах ноутбук, несколько белых листов, исписанных нервным, широким почерком. Ничего особенного. — В последнее время мне кажется, что да. Постоянно ввязываюсь в сомнительные авантюры, — профайлер теребит запонку на рубашке, смахивает со лба темные кудри. — На днях пообещал моей жене Алане поговорить с вами. Наш знакомый хочет начать терапию. Вы показались ей отличной кандидатурой. — Вот как, — улыбка сползает с лица Ганнибала, но больше он ничем себя не выдает. — Алана, полагаю, знала наперед, что я соглашусь? — он поднимает ладонь, отмахиваясь от ответа. — Скажите лучше, как вам повезло жениться на такой исключительной женщине? Ганнибал не ждёт искреннего ответа — Уилл ему за это благодарен, он говорит: «Мы познакомились на работе и влюбились, как подростки. Исключительное везение». Время проходит быстро. Уилл задерживается в дверях — холод врывается в дом ледяными плетями, снег стремительно переступает порог. — Запишешь номер Аланы? Обсудите детали. — Нет, она мне не интересна. Уиллу хочется спросить: «Как заслужить вашу заинтересованность, доктор Лектер?» Вопрос гуляет по кромке его губ, но в глубине дома звонит телефон, Ганнибал скомкано прощается и закрывает дверь. Громкий хлопок поднимает облачко пыли, которое оседает на ботинки профайлера. Уилл долго сидит в машине, прежде чем вернуться в дом. Мысли и тревоги отскакивали по дороге, как снежные комья от колес машины, но стоило ему заехать в гараж, как странное ощущение накрыло — не выбраться. Будто кто-то приставил пистолет к затылку, и за секунду до выстрела ты понимаешь, что умрёшь, но обернуться и посмотреть на убийцу нет возможности. Зуд интереса сильнее страха смерти, но результат один — тьма и холод. Уиллу хочется верить, что на его стороне преимущество — два мгновения вместо одного, чтобы обернуться. Если Алана хочет, чтобы он помог, ей придется рассказать о Ганнибале Лектере всё.